Владимир Козлов - Гопники Страница 17

– Так сам иди и побазарь.

– Нет, так не солидно. Надо, чтоб кто-то другой.

– Ну, ладно.

Я подхожу к бабам.

– Привет.

– Привет, – говорит Гулькина. Какая встреча. Ты где, в девятом?

– Да. А ты?

– В тринадцатом училище.

– Слушай, с тобой Вэк хочет поговорить.

– О чем?

– Ну, он сам тебе скажет.

Я махаю ему рукой, а сам отхожу. Ее подруга тоже отваливает. Они базарят минут пять, из-за музыки я не слышу, о чем. Потом Вэк идет к нам.

– Ну, как? – спрашиваю я.

– Заебись. Забил стрелку на завтра. Пойдем в кино, потом мороженое и все остальное. По полной программе, – Вэк ухмыляется.

После дискотеки Клок ведет Кузьмину провожать домой, а мы с Вэком – на остановку. Там сидят Бык, Суша и еще несколько пацанов. Мы выкуриваем по сигарете, потом всей бандой идем гулять.

Из ментовки выходит Миша Горбатый с другим ментом. Мы орем:

– Менты – пидарасы, козлы, хуесосы.

Горбатый машет нам дубинкой, но нам все по хер, и мы орем дальше:

– Хуй вам в рот, ментам поганым, скоро всех вас передушим.

Они стоят, смотрят, ухмыляются – типа, вот молодежь оборзела – потом кидаются на нас. Мы – удирать. Они – за нами. Бык бежит последним: он плохо бегает, потому что толстый, и Горбатый хватает его за куртку. Они вдвоем валят Быка на тротуар и начинают мочить дубинками. Мы останавливаемся и смотрим.

– Что, вы тоже хотите? – кричит Горбатый. Мы отходим подальше. Менты волокут Быка в свою контору, взявшись с двух сторон.

Настроение поганое, делать нечего, и мы расходимся.

Возле дома ко мне подваливает Дима – алкаш из нашего подъезда.

– Привет. Можно тебя на минутку?

– Что тебе?

– Так на минутку.

– Ну, что ты хочешь?

Дима бухает каждый день и уже стал похож на бича: морда – красная, ебло опухшее, волосы – грязные и со струпьями перхоти. Я не знаю, сколько ему лет – может, тридцать пять, может, пятьдесят. Он живет один в однокомнатной квартире, такой как у нас, только на первом этаже. Говорят, жена давно от него ушла.

– Понимаешь, они нас не задавят. Мы не сдадимся.

– Кто – они?

– Как кто? Ты что не понимаешь?

– Нет.

– Жиды. Это наши враги.

– И что они тебе могут сделать?

– Все могут. Убить, зарезать. Но мы не сдадимся. На силу есть сила.

– Правильно.

Дима сует мне руку, я жму ее и хочу забрать, но он не отпускает. Смотрит на меня, как шизанутый.

– Ладно, все. Мне надо идти, – говорю я.

– Иди. Но на силу есть сила. Ты понял?

– Понял. До свидания.

Я захожу в подъезд, оборачиваюсь и смотрю на Диму. Он ссыт, повернувшись к дереву.

Дома мама, как всегда, начинает наезжать:

– Где ты был? Что делал?

– Я уже не в первом классе. Что хочу, то и делаю.

– Если ты такой взрослый, то иди и заработай себе на жизнь. Думаешь, это легко: прожить на то, что я зарабатываю? Плюс копейки, что отец приносит? Он, можно сказать, себе на выпивку работает.

– Я ничего особенного не прошу.

– А о чем особенном может идти речь, когда на самое необходимое не хватает?

– Ладно, ты всегда так говоришь. А у самой три тысячи на книжке.

– Эти три тысячи, если хочешь знать, для тебя лежат. Ты ведь женишься когда-нибудь, надо будет хозяйством обзаводиться. К тому же, эти деньги – наследство от бабушки, за ее дом. С моей зарплатой столько за всю жизнь не скопишь.

– Мне эти деньги не нужны. Лучше их сейчас потратить, чем ныть, что денег мало.

– Это я-то ною? Как ты с матерью разговариваешь?

Я молча смотрю в окно. Она еще бубнит, потом уходит на кухню.

– Ну, как? – спрашиваю я на следующий день у Быка.

– Хуево. Всю ночь сидел у них в ментовке, пиздили. Грозились в жопу торпкануть и завафлить. Утром дали пятьдесят рублей штрафа и говорят – пиздуй отсюда.

– А штраф за что?

– Как за что? Хулиганство, блядь. Ну, пидарасы, блядь. Встретить бы, блядь, Горбатого где-нибудь одного, и чтоб он без дубинки и пистолета – я бы его убил на хуй.

– А Гулькина как?

– Заебись.

– Что заебись?

– Все заебись. Дала. Я пошел к ней утром, прямо из ментовки, домой не заходил. Одна дома, училу засимуляла. Ну, хуе-мое, привет, привет, мы же на вечер договорились. Ну, я говорю, типа, зачем ждать вечера, когда можно сейчас. Ну, посидели, попиздели, потом легли.

– И она сама?

– Ну, как сама? Я взял ее за жопу, говорю – пошли. Она – нет, не сейчас, давай потом. Я говорю – не пизди, давай сейчас, ну и все такое. Поебались, потом легли спать, потом я еще ей палку поставил. Пожрал и пошел домой.

– Ну и как она?

– Заебись. Умеет ебаться. Ее, наверное, после школы уже полгорода переебало. Но мне насрать.

– А если я к ней подвалю?

– Ни хуя не будет. Она сейчас меня любит и тебя пошлет на хуй. Знаешь, что мне рассказала? Что хотела с Бырой поебаться.

– Пиздишь.

– Зуб даю. Сама сказала – зачем ей пиздеть. Только просила, чтобы никому не говорил. Так что, ты тоже никому.

– Нет, все равно не верю. Он же весь восьмой класс к Анохиной доколупывался, с ним еще Обезьяна разбирался до всей этой херни.

– Я сам чуть не охуел, когда услышал. Говорю – ты что, Быра же такой урод, зачем он тебе? А она говорит – вы, типа, пацаны, не разбираетесь. У него глаза красивые, говорит, и жопа.

– Надо с пидарасами его познакомить.

– Ну, ты и знакомь. Это у тебя их, наверное, море знакомых, раз уже в троллейбусе приебываются…

– Ладно, не пизди. Лучше расскажи про Быру.

– Ну, короче, он привел ее к себе – бабы дома не было, она в больнице была. Они ее с мамашей отпиздили так, что в больницу отвезли.

– За что?

– Не знаю. Тебе не все равно? Короче, они там выпили, хуе-мое. Потом зажимались и она говорит – ну, я сейчас приду, типа. И пошла в ванную. А Быра музон врубил на всю катушку. И думает – а что, если не встанет? Первый раз, все-таки. Решил задрочить. Сел на кресло и дрочит. А тут его мамаша пришла. И представь картину – музон бомбит, Быра в кресле дрочит, а тут Гулькина из ванной голая выходит.

– И что потом?

– Ничего. Мамаша ей говорит – уходи, ну, она оделась и ушла. А ему, наверное, пиздюлей навставляла.

После школы закидываю сумку домой и иду на остановку. Подходит Бык. У него есть бабки – стипуха, и он берет нам по бутылке пива.

– Смотри, ни хуя себе, – говорит Бык. Неформал прет к остановке с какой-то красивой бабой. Я ее уже несколько раз видел на районе, но появилась она здесь недавно.

– Она в евонном доме живет, – говорит Бык. – Недавно переехали.

– Пошли, подойдем?

– Ну их на хуй, потом.

Они стоят на остановке, о чем-то базарят, ржут. Она в джинсах и джинсовой куртке, волосы белые, длинные.

– Как ты думаешь, он ее ебет? – спрашивает Бык.

– Вряд ли. А какая тебе разница?

– Ну, все-таки баба ничего. Не могу понять, зачем ей этот неформал сраный.

– Она сама такая.

– Наверное.

Неформал с бабой садятся в троллейбус и уезжают. На остановку припирается Вэк с приминой во рту.

– Слышали, что Быру посадили?

– Нет. За что?

– Навставлял кому-то. Ехал пьяный в троллейбусе и доколупался до мужика с бабой. Мужик ему что-то объяснял, а Быра начал его пиздить. Нос сломал. Приехали на Рабочий, а там Миша Горбатый. Ну, они к нему. Быра съебываться – но пьяный, куда он убегит? Горбатый словил его и отпиздил палкой, а мужик заяву написал. Потом машину вызвали, и Быру – в районную ментовку. А там видят, что ссуль и фраер – и начали пиздить. Хотят все, что у них есть, на него повесить. Типа, если не признаешься, упиздим. Ну, он и признался.

– И что теперь?

– Жопа ему теперь. Ему уже восемнадцать – пойдет не на малолетку, а в нормальную зону.

– Пошли в «контору». У меня есть ключ, – говорит Вэк.

– Откуда? – спрашивает Бык.

– Обезьяна дал.

– Ты что, там уже за хозяина?

– Да нет. Так просто. Ладно, пошли.

Заходим на «точку», покупаем на деньги Быка бутылку самогонки, потом – в «контору». Закуски нет.

– Ладно, выпьем так. Что, мы целки какие-нибудь? – говорит Вэк.

Разливаем, пьем.

– Ну, Быра, конечно дурак, – трындит Бык. – Теперь ему точно жопа. Сядет лет на пять, а раз он фраер, то на зоне ему пиздец.

– Да, Быра, конечно, гондон, – говорю я. – Только до дохлых доебываться мог – типа здоровый.

– Ну что, еще по одной? – спрашивает Бык.

– Разливай.

Допиваем сивуху и идем гулять. Дало неслабо, особенно Быку. Он идет, шатаясь, и все время куда-то пропадает.

– Где Бык? – спрашиваю я Вэка.

– Хуй его знает. Может, ссыт под забором и ли домой пошел. Да хуй на него – на своем районе ничего с ним не станет.

– Может, поищем его?

– Ну, на хуй.

Доходим до остановки, садимся на лавку. Откуда-то вылезает Миша Горбатый с двумя дружинниками. Я знаю одного: это папаша Севастьяновой. Она с нами училась до девятого, потом ушла в техникум. Говорят, мужик хотел стать следователем, но что-то там не получилось, и вот теперь ходит дружинником с ментами.