Виктор Мельников - Большие сиськи, большой болт Страница 2

Часто сам бываю в подобном состоянии… Но у меня оправдание – трезвый пьяного не понимает. В данный момент.

Пока я не в форме, чтобы напиться. Литр пива – это не показатель.

Допиваю остатки, выхожу на улицу, закуриваю. Чем бы заняться?

Достаю сотовый телефон, звоню Ленке.

Ленка – проститутка. Работает в «Эскорте» – элитное агентство продажной любви. Раз элитное, значит лучшее, значит дорогое. Но за хорошее обслуживание – денег не жалко.

Возвращаюсь домой.

Я заказываю только Ленку. Она мне нравится. Можно сказать, она красавица. Описывать внешние данные – это всё равно, что алкоголика выводить из похмелья заочно, рассказывая ему басни о водке и не давая выпить; у каждого из нас своё представление о красоте, как и о вреде алкоголизма.

Ей двадцать пять лет. Как она говорит. Я даю больше, но это не важно.

Дома делаю уборку, жду.

Сутенёр привёз девушку в назначенное время. Я открыл дверь. Он зашёл первый, она – следом. Ленка остановилась возле меня, он, не разуваясь, пошёл через прихожую в одну комнату, в другую, выискивая, как ищейка, непонятно что.

– Всё нормально, шеф, – говорю. – Ты не в первый раз здесь. Я живу один.

– Положено.

– Ты, как ментяра, – смеюсь.

– Я – он и есть.

– Бывший, – шепчет Ленка в моё ухо. Возбуждает.

Он выныривает из кухни, смотрит на часы:

– Время пошло. В два часа ночи я звоню в дверь.

Уходит. За ним запираю дверь на все замки.

Ленка сидит в кресле, нога за ногу. Длинные тонкие ноги оголены выше колен до неприличия. Я любуюсь ими какое-то мгновение. Она улыбается. Редкое явление для проститутки. У неё ровные белые зубы – пока никто не бил, видимо. Это – такая же редкость, как гроза в Антарктиде.

– Витёк, с тобой я отдыхаю. Уморили меня сегодня. Давай чуть позже, а?

– Как скажешь, – говорю. – Мне не горит.

– Не ври. Горит, ещё как! Иначе – не вызывал бы.

– Угадала. Но ты заметила, что третий раз я хочу только тебя. Не знаю, что буду делать, если уйдёшь из агентства. Не дрочить же!

– Я девушка красивая, – она оголяет сиськи и два тёмных соска нагло смотрят на меня, – знатная… Короче, хватит разглагольствовать, – я жрать хочу!

– Проголодалась, девочка, – я целую соски поочерёдно, – еда на кухне.

Ленка отталкивает меня, вырывается из рук.

– Чуть позже, Витя.

Она сама открывает холодильник, достаёт ветчину, майонез. Я отрезаю хлеб.

– Чай заваришь? – просит.

– Могу водки предложить.

– До утра ещё успею набраться. Не стоит!

Включаю электрочайник.

– А я выпью.

– Для храбрости? – она издевается надо мной с забитым ртом. Но не зло.

– Шутка неудачная.

– Неприкасаемый! Шутка может быть и неудачная, но, когда твоё чудовище входит в мои дырочки, здесь не до шуток, – она смеётся заливным обаятельным голоском. – Тебе нужна лоханка. У нас в «Эскорте» есть Жанна. Могу посоветовать.

– Жанна из тех королев, кто любит роскошь и ночь?.. Учтём на будущее. Она хоть ничего? Внешне.

– Тебе понравится. Я и Жанна – самые востребованные девушки…

– Интересно. – Я наливаю сто грамм водки, выпиваю, занюхиваю душистыми волосами Ленки, закусываю кусочком ветчины. – Закажу вас двоих. После.

– Валяй! Мы тебя затрахаем!

– Уверена?

– Уверена. На сто процентов.

– Посмотрим. А не боишься, что Жанна придётся мне по вкусу?

– Я не ревнивая, Витя, – голос Ленки завибрировал.

Разговор ни о чём продолжается ещё минут тридцать. Я даю девчонке отдышаться от предыдущих клиентов.

– Этот урод, что с тобой приехал, – где он там стоит, внизу? – что он ищет, что ему нужно?

– Ты заказываешь девушку для себя, один. Бывали случаи, что в подобных ситуациях некоторых из нас ждала группавуха. Шесть, а то и семь человек. Поверь, это страшно. Обычно без побоев не обходится. Дважды сама попадала в подобные ситуации. Живого места нет. Неделя потеряна. И для меня. И для маман.

– Понятно. – Я закуриваю сигарету.

– Ещё он смотрит, пьян ты или трезв. К пьяным нас не пускают. Но в процессе работы – можно, и нам, и клиентам.

– И всем руководит женщина?

– А ты не знал, что ли?

– Откуда мне знать.

Ленка и я идём в душ. Первый выхожу я.

Я раздеваюсь, ложусь в постель.

У нас с ней всё по-домашнему, как у мужа с женой. Разница только в том, что, в конце сексуальной гонки, я достаю рубли, отсчитываю положенную сумму, расплачиваюсь. Сделка совершена. Каждый остался довольным. И продавец, и покупатель.

А там, внизу, под балконом, сидит сутенёр в машине. Он ждёт Ленку. И он готов по первому зову, наверное, прийти ей на помощь. Получится?

Но я её и пальцем не трону. А вот его побил бы. Морда лица сутенёра просит кирпича! Есть люди, которым желание помочь возникает безвозмездно, так они выглядят; или излучают флюиды жертвы, если за ними наблюдает психически нездоровый человек. А есть такие люди, которым выписать пиздюлей как сказать «здрасти» хочется – каучук.

Теперь я понимаю, почему маньяки редко ошибаются в выборе жертвы. Она, жертва, сама притягивает насильника: то ли поведением, то ли внешностью, то ли чем-то ещё… Ленка – уже жертва тех обстоятельств, вогнавших её в древнее ремесло. Да, со мной она оживает, с другими – черствеет (самозащита), превращается в резиновую женщину…

От злости я сжимаю челюсти. Звук скрежещущих зубов приводит в себя.

После секса – как разбитый арбуз, с тебя течёт, ничего не хочется. Я удивляюсь в работоспособности рабынь любви – ведь это не в кайф! Несколько раз в день с кем попало! Я у Ленки не последний за сегодня. А кто следующий? Конь в пальто?

Сверх положенной суммы кладу три сотки.

– Нормально?

– Витенька, ты мой любимчик. А Жанночка – она не достойна такого клиента. Она, понимаешь, дура. Ей подавай мальчика с обложки!

– Я тебя не променяю, не боись. Но ты сама меня заинтриговала.

В оставшееся время я накатил три рюмки водки.

Ровно в два часа раздался требовательный звонок в дверь.

– Мне пора, Витюля!

– Вали. Как зовут-то этого сутенёра-мента?

– Вадик. – Она идёт на выход.

– Почему я не люблю это имя, а? Ленка, ты не знаешь?

Меня целуют – это новенькое что-то. Я открываю дверь, выпускаю девушку.

– Вадик? – обращаюсь к долговязому пареньку. – Мне тебя так представили. Эээ… значит, ты мне не нравишься. В следующий раз приедешь вместе с Ленкой, то получишь точно так же, – и бью его в лицо. Прикладываюсь изо всех сил, он летит по лестничному маршу вниз.

– Что ты делаешь! – орёт Ленка на весь ночной подъезд. Эхо, исходящее от стен, усиливает крик.

Она подбегает к Вадику, который не двигается, опускается перед ним на колени.

– Брось его, сам очухается.

– Ты меня подставляешь, – она смотрит бешеными глазами. – Обслуживания больше не будет, дурак. Не в моих силах сделать невозможное – тебя накажут!

Подхожу к Вадику. Он потерял ориентацию и не может подняться. Я его ещё разок пинаю ногой в рёбра, он хрипит.

– Убьёшь, успокойся!.. Сволочь!

– Таких не жалко, – я завожусь от того, что Ленка пытается остановить меня.

Я бью его второй раз кулаком в нос и чувствую хрустящую мягкую кость переносицы. Вот теперь он теряет сознание – точно. И в этот момент чувствую ощутимый пинок в пах.

– Сволочь, ты!

Ленка тут же получает «леща» по щеке! Секундная пауза – и она ревёт, захлёбывается слезами, выступившими из больших красивых глаз.

– Он ничего не сделал…

– Уверена?

– Да!

– И что ты хочешь этим сказать? Он – хороший, а я – плохой, так что ли?

– Я говорю – ты безмозглое животное, зверь…

Взваливаю пострадавшего на плечо, спускаю к машине – он тяжелый, хотя и худой. Ленка находит ключи в карманах его брюк, открывает дверь. Сажаю бесчувственного Вадика за руль старенькой «шестёрки».

– Сиди с ним. Придёт в себя, скажи, если привезёт тебя ко мне опять – получит, как я обещал. Он, думаю, всё прекрасно усёк. Поняла? А лучше сама отвези его в больницу, водить ты умеешь, думаю, – и ухожу.

– Следующего раза не будет, – слышу. – Не надейся.

Дома допиваю бутылку водки.

Не нахожу себе места. Блядво, нашла кого жалеть! Себя уважать надо в первую очередь. Я удивляюсь… Правда заключается в жёсткости слов и в силе кулака, а чем жестче слова и костлявей кулак, тем правдивей сказанное в лицо.

«Шестёрки» под окном нет. Значит, не сомневаюсь, будет жить… Вадик… Такие живучие!

Я закуриваю сигарету из пачки, забытой Ленкой.

Откуда у меня взялось столько силы для удара? Это от злости. Нет злости, нет поставленного удара. Иногда я плохо о себе думаю.

Огни притона

– Эдик!

Тишина.

Она оставила кастрюли на кухонном столе, вошла в комнату, повторила:

– Эдик, не слышишь, что ли? Мне тебя, Эдик, нужно вот на что: что мы ужинать с тобой будем? – Жанна, тридцатипятилетняя женщина, сохранившая фигуру двадцатилетней девушки, потому что бог не дал детей (а может быть, не в боге дело было), но уже уставшая от жизни – лицо и шея выдавали возраст, – обратилась к мужу. – Давай, иди за хлебом, не ленись, я картошки пожарю. – И достала из валявшейся на журнальном столике дамской сумочки кошелёк, выудила последнюю крупную купюру, мелочи не хватало на хлеб. – Сдачи, чтоб вернул, – уточнила она. – А то не дотянем – когда аванс дадут?