Дарен Кинг - Жираф Джим Страница 20

— Не умничай, Джим. Тебе не идет.

Джим тяжко вздыхает и бежит в спальню. Рысью.

— Эй, ты куда?

Он пожимает плечами.

— Замечательно. Ты приходишь ко мне, жрешь мою пиццу…

— А ты о чем думал, когда оставил ее в шкафу?

— Ну, я не думал, что ты сожрешь ее всю.

— Я — существо, руководствующееся инстинктом. Я вижу пиццу, я ее ем.

— Да уж, инстинктом, — говорю я, поправляя очки. — Ты — существо хитрое и расчетливое. Бездушное, холодное, ну и…

— И?..

— Что «и»?

— И что?

— Что «и что»?

— Ты сказал, что я бездушный, холодный и, — говорит Джим. — Бездушный, холодный и какой еще?

— И расчетливый.

— Э?

— Ты — бездушное, холодное и расчетливое существо. Ты и сейчас себя так ведешь. Как бездушное, холодное и расчетливое существо. Стараешься сбить меня с толку, так что я забываю, что хотел сказать. Если бы ты был существом, руководствующимся инстинктом, тебе бы хватило ума не говорить такие дремучие глупости.

Он облизывает ноздрю.

— Ты, Джим, страдаешь ярко выраженным избирательным идиотизмом. Потому что ты умный, когда захочешь, — говорю я, садясь на краешек кровати. — Но ты почему-то предпочитаешь скрываться за этим… за этим дурацким фасадом.

— Я тебе не нравлюсь, да?

Я хочу сказать: «Да, не нравишься. Ты меня раздражаешь». Хочу сказать — и не могу. Мне нужна его помощь. Мне нужно, чтобы он просветил меня в сексуальных вопросах; чтобы он меня научил что к чему.

— Ты мне нравишься, Джим, — говорю я, скрестив пальцы за спиной.

— А что ты там прячешь?

— Где?

Джим с подозрением глядит на меня.

— За спиной.

— Ничего.

Я раскрещиваю пальцы и показываю ему пустую руку.

— Ты что, пальцы скрещивал?

— Нет.

— Скажи еще раз. Скажи, что я тебе нравлюсь. Только теперь держи руки перед собой, на коленях. Чтобы я их видел.

Я кладу руки поверх своих спальных шорт, стараясь не прикасаться ни к чему, что могло бы откликнуться на прикосновение.

— Джим, ты мне нравишься. Ты — мой лучший друг.

Пару секунд он молчит. Просто стоит и моргает. Потом обходит кровать, заглядывает мне за спину, ничего там не находит и возвращается на прежнее место.

— Что, правда?

Я убежденно киваю, раскрещивая скрещенные пальцы на ногах.

— Но я думал, что твой лучший друг — Вик Двадцатка.

— Он был моим лучшим другом, но потом появился ты и стал лучшим, а Вик перешел на второе место. Кстати, откуда ты знаешь про Вика?

— Я потому что шпионил, — говорит Джим совершенно обычным, даже где-то небрежным тоном. — И не раз наблюдал, как вы с ним играли в компьютерные игрушки у него дома.

Я киваю с мечтательным выражением.

— Славные были деньки.

Джим кривится. Если вы видели, как кривятся жирафы, вы должны знать, что это не самое приятное зрелище.

— Компьютерные игрушки — занятие для идиотов. И скучно к тому же. Просто сидишь, тупо пялясь в экран, и орудуешь стиком. Так сказать, дрочишь палку.

— Не просто какую-то палку. А джойстик, гейм-контроллер.

— Ага, палка радости. Но как ни крути, палка есть палка. Хреновина из пластмассы с красной кнопочкой наверху. Ты ее двигаешь, и по экрану бежит маленький человечек и стреляет в дебилов-монстров.

— Вообще-то они не дебилы, — говорю я в защиту монстров. — Ты знаешь, что такое искусственный интеллект?

Он качает головой.

— То же самое, что и твой искусственный идиотизм, только наоборот.

Он кивает.

— В старых игрушках монстры были вполне предсказуемы, они действовали по четко заданному сценарию. А в игрушках последнего поколения монстр может спрятаться, например, за кустом и ждать, пока ты не пройдешь мимо. А когда ты будешь проходить мимо, он выскочит из-за куста, схватит тебя и съест. Или он может замаскироваться. Например, ты заходишь за кустик, а тот вдруг хватает тебя и ест. И все — ты умер. Минус одна жизнь.

Джим приподнимает бровь.

— Еще бывает, что есть два монстра, как бы склеенные друг с другом. Ты убиваешь одного, и тут отклеивается второй и убивает тебя. Или монстр может уйти в невидимость, а потом неожиданно материализоваться прямо у тебя перед носом, и ты натыкаешься на него и умираешь.

Джим молчит. Кажется, мне удалось произвести на него впечатление. В кои-то веки.

— А это в какой игре?

— Да в любой может быть. Я просто примеры привел, навскидку.

— А можно мне тоже сыграть?

— Во что?

— В эту игрушку с монстрами.

— Да их много, с монстрами, — говорю я. — Если хочешь, можно пойти к Вику и поиграть.

— Правда можно?

Я пожимаю плечами.

— В эту игрушку, где монстры. Где они делаются невидимыми, и нападают, и все такое.

— Я же тебе говорю: их таких много. Игрушек с монстрами.

— Но там, куда мы пойдем, есть с монстрами?

Мне надо подумать. У Вика столько всяких игрушек. Он, что называется, профессиональный геймер. В свободное время он пишет компьютерные игрушки и работает на компанию-разработчика компьютерных игр — тестирует эти самые игры. Его работа заключается в том, чтобы удостовериться, что игра не слишком простая, но и не слишком сложная. Если игра слишком простая, они добавляют побольше монстров, или рисуют им больше зубов, или оснащают их специальными щупальцами с глазами, которые видят в темноте. Если игра слишком сложная, они убирают излишек монстров.

— Э-э… у него есть игра «Монстры везде и повсюду». Ты играешь за человека…

Джим кривится.

— Не хочешь быть человеком?

Он качает головой.

— А кем? Жирафом?

Он кивает.

— Джим, по-моему, таких игр, где надо играть за жирафа, просто не существует.

Разумеется, это последнее замечание его удручает. Он хватает зубами невскрытую банку пива и с размаху швыряет ее о стену.

— Джим…

Он хватает еще одну банку и швыряет ее в коридор, сквозь открытую дверь. Я слышу, как она катится вниз по лестнице: бум-бум-бум.

— Джим, ну что ты?

Но он стоит, отвернувшись к стене, и пыхтит от ярости.

— Джим, ну чего ты такой капризный? Будешь капризничать и обижаться, с тобой никто не захочет работать, и тебя вообще выкинут из сюжета. До конца книжки. Хочешь нива? — Я открываю банку и машу ею у него перед носом. — Ладно, тогда я сам выпью. — Я подношу банку к губам и издаю восторженное причмокивание. — М-м-м, — убедительно говорю я, — отличное пиво.

Джим молчит.

— Слушай, Джим, что-то я совсем пьяный. — Я обхожу комнату, шатаясь и натыкаясь на мебель. — Давай, Джим. Выпей пива. А то все веселье пропустишь. — Я пытаюсь заглянуть ему в лицо. — Джим, это улыбка? Вот здесь, в уголке. Слушай, ты бы хоть волосы в носу выщипывал, а то торчат — некрасиво.

Он качает головой. Но он улыбался, я видел.

— Давай пиццу закажем. Хочешь еще одну пиццу, Джим?

— Можно.

— Сказать, чтобы они положили побольше сыра? — Я беру свой мобильный, начинаю набирать номер, и тут мне приходит идея. — Джим, может быть, ты поэтому такой злой? Из-за сыра?

Он оборачивается ко мне, озадаченно смотрит.

— У моей мамы — та же беда. Делаешь ей сандвич с сыром, и все вроде нормально, она тебя благодарит, ест его с удовольствием, а через час готова тебя покусать. — Я опять набираю номер. — Может, у них есть пицца вообще без сыра. Попросим, чтобы тебе положили побольше других начинок.

— Ы-ы-ы…

— Что значит ы-ы-ы?

— Вообще без сыра, — говорит Джим потерянно.

— Может, у них есть другие закуски. Чесночный хлеб, например.

— Я не ем чеснок.

— Почему?

— У меня на него аллергия.

— Что? Правда?

Он кивает.

— Я — призрак. У всех призраков аллергия на чеснок. Я поднимаю с пола ближайший порножурнал и принимаюсь рассеянно его листать.

— Погоди, — говорю я, поднимая глаза от страницы, — а ты ничего не напутал?

— Чего?

— Ну, что у призраков аллергия на чеснок. Я всегда думал, что у вампиров. Хотя у вампиров не совсем аллергия. Он их убивает. Что, кстати, странно. Поскольку чеснок — антикоагулянт.

— Это ты из фильмов набрался.

— А в фильмах оно все откуда? Наверняка неспроста. Что-то за этим стоит.

— Вампиры тут ни при чем. Эта жирафья особенность, Спек. У всех жирафов аллергия на чеснок.

— Погоди, — говорю я, швыряя журнал на пол. — Ты только что говорил, что у тебя аллергия на чеснок, потому что ты — призрак. А теперь ты говоришь, что у тебя аллергия на чеснок, потому что ты — жираф. Ты уж определись.

— Я уже определился.

— Тогда я тебя слушаю.

Он морщится, как от неприятного запаха.

— Все очень просто. У меня всегда была аллергия на чеснок. С самого детства. Но обнаружилось это только в последний год. Когда я записался в армию.

— А я и не знал, что ты служил в армии.

— Я не служил. Я сдал все тесты на физическую подготовку, даже тот, где тебе привязывают к копытам мешки с песком и заставляют карабкаться на гору. А потом был медосмотр. Мне натерли бока чесноком, и у меня началось жуткое раздражение. Вот, собственно. Так меня и не взяли в армию.