Михаил Липскеров - Весь этот рок-н-ролл Страница 20

И полковник Элвис пригорюнился. И мы с псом тоже как-то пригорюнились. Потому что решительно ничего не поняли из выплеснутой на нас горечи по потере русской идентичности, которую мы потеряли, так и не успев обрести. И вот, может быть, в этом и заключается идентичность нашего народа – потерять то, что никогда не имели. Или все-таки имели? Но оставим этот вопрос будущим поколениям и будем молиться господу нашему Яриле, чтобы никогда на него не нашлось ответа. Потому что, когда есть ответ, чё дальше делать будем, мужики?..

Пес кашлянул. Я чихнул. А полковник разгорюнился, как будто минуту назад не нырнул в пучины духовной и душевной энтропии:

– А одна нерусь по имени Емеля добыл браконьерским способом в проруби фаршированную щуку…

Пес вздрогнул. И я вздрогнул.

– Позвольте, полковник, как это в проруби – фаршированная щука?.. Это как-то невозможно…

– А вот так, сынок. Эта нерусь Емеля из печенегов на самом деле шел на охоту на медведя, вооруженный голыми руками. Но в шапке-невидимке. И навстречу ему из варяг в греки брел варяжский шахид с целью. О которой нам ничего не известно. А почему неизвестно? – спросите вы. А потому, – отвечу вам я, – что он не заметил Емелю, что естественно, потому что тот был в шапке-невидимке. А почему Емеля был в шапке-невидимке? – спросите вы. А потому, – отвечу вам я, – что не знаю. Нерусь – она нерусь и есть. А допросить и того и другого мы не успели. И вот тут я перехожу к началу этого абзаца. Варяжский шахид натолкнулся на неруся Емелю в шапке-невидимке посредине речушки Миссисипи, покрытой по случаю зимы льдом. И шахид самопроизвольно взорвался посредине льда. В речушке, едрить-кубыть через пень-трахтень-хрень, образовалась прорубь, в которой всплыла щука, фаршированная варяжским шахидом. А Емеля не взорвался, потому что был в шапке-невидимке, и осколки взрывчатки и шахида его не нашли. Так что он вместо медведя поимел фаршированную варяжским шахидом щуку, которая от потрясения стала говорить человеческим голосом… – И полковник задумчиво задумался.

– О чем задумался, детина? – неслышно спросил пес.

Но полковник продолжал задумчиво думать.

– Полковник, – внес я свою лепту в выведение полковника из задумчивости.

Полковник продолжал задумчиво… И тогда из глубины пса послышался грозный рык самого полковника:

– Едрить-кубыть через пень-трахтень-хрень!

И полковник пришел в себя (в смысле «вышел»).

– Так вот, первое, что сказала фаршированная щука, что неруся Емелю медведь задерет насмерть. Потому что… – полковник встал, – только русский человек может ходить на медведей с голыми руками! И то нет достоверных данных о последствиях. Ходить-то он ходит, все слышали не раз, но никто ни разу не слышал, чем эти походы заканчивались. Так что и Емелю мы допросить не успели. А сапоги-скороходы его и печка разговаривать не обучены. Пытай их не пытай… Так вот, о камне Алатырь… Камень этот образовался в стародавние времена, когда речушка состояла из молока, а в половодье, или, точнее сказать, в поломолочье вторая половина заполнялась поломедьем…

– Чем заполнялась? – не очень понял я.

– От слова «мед». Из которого людишка местный настропалился производить очень даже неплохую медовуху. И народишко этой медовухой приторговывал с соседними вотчинами и даже с отдельными царствами-государствами. И боле того, в приданое за дочкой тогдашнего князя Кейва Замудонск-Вышневолоцкого франкскому королю дали семь обозов по семь телег по семь бочек по семь пудов этой самой медовухи, откуда, едрить-кубыть через пень-трахтень-хрень, и произошло выражение «сорок сороков».

– Это как?! – ошарашился я.

– А так. А откуда еще оно могло произойти, если не из семи обозов по семь телег по семь бочек по семь пудов. Только оттуда. Потому что более неоткуда. И всю эту медовуху франки выжрали во время свадьбы в ночь на святого Варфоломея. После чего по пьяному делу устроили грандиозный мордобой, откуда и потрясение умов, и усекновение голов, а тут Д’Артаньян с тремя охламонами достал всех своими подвесками, в результате чего отхреначили голову одной телке, имени не помню, то ли Жанна д’Арк, то ли мадам Бовари, но кого-то из них сожгли точно… – И полковник закручинился горючей слезой. Которая прожгла дырку на его пиджаке, в которую пес ловко вкрутил орден «За службу» Замудонск-Тверскому княжеству четвертой степени. Полковник вытянулся во фрунт:

– Служу Едрить! Кубыть! Через Пень-Трахтень-Хрень Замудонск-Тверскому княжеству!

И по этому делу мы все встали и спели гимн Замудонск-Тверского княжества «Ламца дрица Богом оп-ца-ца». Говорят, раньше там были другие слова, но память народная их не сохранила. Только в глухих селеньях Замудонского Затверичья одна стародавняя старушенция лопотала что-то, которое ее престарелый правнук трактовал как «Львом Давидовичем оп-ца-ца». А что это могло означать, никто объяснить не мог. Ссылались на одно из наречий церковно-варяжского языка, но доподлинно перевести никто не мог. Берестяные грамоты на этот счет молчали. Да и как они могли что-то сказать, если во время лютых морозов прошлой зимой, когда княжеское ЖКХ опять обосралось с ремонтом теплотрасс, берестяные грамоты пошли на растопку костра. Для обогрева народа. А заодно и для сожжения местного еретика Джордано Бруно, утверждавшего существование множества миров. И только потом, когда в общественной бане на брегах речушки Волги поселился инопланетянин, поняли, что еретик-то был прав, но его уже не вернешь. И берестяные грамоты – тоже не Феникс, чтобы из пепла… Так что кто такой Лев Давидович, по сю пору неизвестно. А инопланетянин со временем в городе прижился, стал в бане работать истопником, с местным моющимся народом пивко попивать, так что многие даже забыли, что он – инопланетянин. Более того, никто даже и объяснить не мог, с чего все решили, что он – инопланетянин. Потому что инопланетянин – он и есть инопланетянин, и если какие еще вам доказательства потребны, то я уж и не знаю, и за дурацкие вопросы по роже, как два пальца, скажем, обморозить.

– Так что, – вернулся в сегодня полковник Элвис, – и воздвигли камень Алатырь, чтобы пресечь попытки хищения русского национального достояния в лице меда. Чтобы не на пьяную голову от медовухи иллюзии всякие, а чтобы камень этот исполнял конкретные желания суеверной части русского народа. А другой части в народе и нет. Ну вот народ на шару чего только себе не просил, и камень все исполнял. Но народишко у нас неуемный, просил себе, что твоя «Золотая антилопа», да и все, что на шару, не впрок. Вот так вот все время голимая беднота. А Алатырь-камень на бедствия народные, им же самим произведенные, стал плакать горючими слезами и истончаться, так что и желаниев исполнить может только с гулькин половой орган. А поэтому и допуск к нему ограничен. И каждого человека мы проверяем на отсутствие материальной заинтересованности в камушке нашем. И вот, господин Михаил Федорович, вам предстоит представить доказательства вашего бескорыстия и искренности.

– Как скажете, полковник. Что прикажете делать?

– Пожалте на дыбу, сударь…

– А может быть, можно без дыбы?.. Какой-нибудь детектор лжи… Или, к примеру, подписка о невыезде. Под залог…

– А сколько у вас есть? Чтобы под залог?

– Так подсчитать надо!

– Ну, считайте, считайте, господин Михаил Федорович, только не забудьте из суммы залога вычесть оплату дыбы, заработную плату палача и гонорар великокняжескому костоправу. Чтобы косточки ваши соответствовали скелету в школьном кабинете анатомии.

– Да нет, полковник… Вот чего не надо, того не надо!

– Чего – того?

– Чтобы скелету. В школьном кабинете по анатомии. Не помню в каком году, проник в школу извращенец и хотел из ребра себе женщину сотворить. Дело было в ночи, а извращенец был неофитом по части скелетов и получил от скелета по морде. Потому что скелет был женщиной. А извращенец в темноте, нащупывая ребро, попал меж костей малого таза. Вот и схлопотал по морде. А скелет, в целях сохранения невинности, предпочел покончить с собой, развалившись на части. Потому что проволочки, которыми скреплялись кости, не помню с какого лохматого года, когда он (точнее, она) был гильотинирован (точнее, – ована), проржавели и лопнули во время поисков ребра в районе между костями малого таза…

Полковник с грохотом уронил голову на стол и затих. Только пальцы с тату ЭЛВИС судорожно подергивались, пока не нащупали антикварную чернильницу-непроливайку, памятник старины эпохи тоталитаризма. Тогда вторая рука подняла голову полковника от стола, и пальцы с тату ЭЛВИС вылили в рот полковнику содержимое памятника старины. По кабинету пронесся отчетливый аромат рижского бальзама. Но не «Вана Таллин», а для бальзамирования. Пес одной из ног (рук?) похлопал полковника по щекам, в ответ на что полковник, не открывая глаз, схватил псовую ногу (руку), занюхал ею бальзам и вернулся в служебное состояние.