Алексей Рыбин - Черные яйца Страница 26

Толик опасливо посмотрел на стенные шкафчики, на новенький холодильник, на цветы, горшки с которыми стояли на подоконнике в опасной близости от ленинградского артиста.

– Не бойся, он ручной у меня, – хмыкнул Суля.

– Так бы и сказал, что он тебе денег должен. – Толик заходил по кабинету из угла в угол. – Он тебе должен, а я с ним ебись по полям и лесам родной страны. Ты считаешь, что это правильно?

– Толя, да ты на нем сам заработаешь немерено. Давай сразу так – если проба твоя не проканает – разбежались. Я другого администратора для парня найду. А если пойдет – мои пятьдесят процентов. Ему вообще ничего не платишь. Я из своих пятидесяти отстегну, чтобы с голоду не сдох. Да ты же его видел – ему и не надо ни черта. На водку только, на дурь...

– Так, значит, тут еще и дурь у нас будет? – сморщился Бирман. – Мало мне проблем.

– Ну, я не знаю, – пожал плечами Сулим. – Это, как уж ты себя с ним на гастролях поставишь. Ну, приставь к нему кого-нибудь...

– Делать мне больше нечего, как нянчиться с твоими недоумками.

– Ну так как? Договоримся пятьдесят на пятьдесят? Толик Бирман отдавал себе отчет в том, что эмоции при обсуждении финансовых проблем лучше исключить.

– Давай таким образом решим проблему, – сказал он, с отвращением допив остатки растворимого кофе. – Сейчас, по пробе – все пополам. А там – как пойдет. В общем, я оставляю за собой право пересмотреть свой процент.

– Толя... – Сулим подошел к товарищу вплотную и положил ему руки на плечи. – Ты что, меня за лоха держишь? Я же знаю твои гонорары. Неужели мы с тобой не договоримся? Я знаю про тебя, ты знаешь про меня – скажи, я похож на лоха? Я когда-нибудь туфту гнал?

– Пока что нет, – хмуро ответил Толик.

– Вот и работай спокойно. Я же сказал – проба не проканает – отправляй его в Ленинград со спокойным сердцем.

– А ты откуда узнаешь – проканает проба или не проканает?

– Мы же взрослые люди, Толя, к чему такие детские вопросы? Когда дело касается моих денег, я всегда знаю все.

Бирман задумчиво посмотрел на старого знакомого. Впрочем, не такой уж он и старый. Едва за тридцать. А бабки метет такие, какие Бирман начал только после сорока зарабатывать. На крутежке билетной в Москонцерте. Сейчас-то, разумеется, много больше у него, у Толика Бирмана, в обороте, но и годы, годы... Еще немного покочевряжится по кабакам столичным с крутыми телками, а там, глядишь, и телки уже отпадут. А у Сули – у него еще все впереди. Можно только позавидовать. Впрочем, это уж, как судьба решит.

– Грека ты, кстати, давно не видел? – спросил Бирман как бы невзначай, но Андрей мгновенно напрягся, глаза его, секунду назад сверкавшие обычным для Сулима веселым азартом, потухли.

– Давно. Мы с ним разными дорожками ходим, – соврал он и увидел отчетливо, что Толик понял, что он соврал. Однако в неписаном кодексе делового общения, которому следовали и Толик, и Сулим, и тот же Грек, был специальный пункт, который в народе именуют «Слово не воробей: вылетит – не поймаешь», а в узком кругу деловых людей – «За базар ответишь».

Уточнять Толик не стал. Если Суля говорит – «нет», значит есть у него на то свои причины. И проблемы, как следствие этих причин. А у Бирмана своих проблем хватает. Ох, да еще как хватает.

– Ну что, – снова обретя спокойствие, уточнил Суля, – договорились?

– По рукам, – улыбнулся Толик Бирман. – Пойдем, с объектом нашим пообщаемся. Ты меня с ним все-таки поближе познакомь. И расскажи, кстати, как ты его из запоя выводил. Авось, пригодится.

Через два дня, уже в Ленинграде, Суля встретился с Греком.

Они не ходили разными дорожками, как сказал Андрей Сулим Толику Бирману. Хотя ему, Сулиму, порой очень хотелось, чтобы дорожки эти не пересекались никогда. Чтобы он вообще не знал, кто такой этот Грек, как он выглядит и чем занимается. Но когда он начинал об этом думать, то неожиданно понимал, что на самом деле и не знает толком, кто такой Грек, и уж тем более, чем он в действительности занимается.

Однако последнее время выходило так, что в какую бы сторону Сулим ни пошел, куда бы ни сунулся, в какое бы русло ни направил свою деятельность, рано или поздно и деятельность его, и сам он лично упирались в загадочную фигуру Грека. Все, что было известно из его биографии, это то, что в прошлом он был инженером-турбиностроителем.

– Ну что? – спросил бывший турбиностроитель нынешнего фарцовщика. – Как живет столица?

– Как обычно, – уклончиво ответил Сулим. – Что ей сделается?

– Н-н-да. Что ей сделается? – пробормотал Грек, почесывая подбородок. – Пока ей не сделается ничего. А там видно будет.

Он хлопнул ладонями по подлокотникам кресла, в котором сидел, закинув ногу на ногу, словно сознательно прерывая давние размышления, которые могли завести его слишком далеко от дел насущных и неотложных.

– Так, конкретней, Андрей. Что Толик? Взял пацана?

– Взял, – коротко ответил Сулим.

– И на каких условиях? Андрей вкратце изложил беседу, состоявшуюся между ним и Бирманом, изложил вполне достоверно, за одним небольшим исключением – по его словам, выходило, что Бирман хотел получать с лековских гонораров не пятьдесят процентов, а семьдесят. А Суля на него наехал, уболтал и опустил планку до шестидесяти.

Сказав это, он посмотрел на Грека с довольным видом, словно ожидая благодарности за отлично выполненную работу.

Грек помолчал, покачал головой, сощурился и сказал:

– Молодец. Отлично. Суля с облегчением сел в кресло напротив Грека. До этого он стоял, только что не вытянувшись во фрунт. Так уж получилось, так всегда получалось вне зависимости от желания и внутреннего состояния Сулима. Грек чертовски здорово умел выстраивать мизансцены.

– Молодец, – повторил Грек. – Только про семьдесят процентов ты заливай где-нибудь в другом месте. Я вижу, что, в лучшем случае, пополам вы сговорились. Ты свой табаш сюда, пожалуйста, не вбивай, Андрей. Ты на другом должен зарабатывать, а не крысятничать, не рвать куски у своих. Нехорошо. Впрочем, я проверю, как вы там договорились.

Грек встал с кресла, прошелся по комнате, остановился перед картиной, висящей на стене.

На картине были изображены два варвара на фоне горящего города. Один из варваров стоял у другого на плечах. Лицо нижнего было напряжено и сосредоточено, тот, что находился наверху, наоборот – вид имел вдохновенный, одухотворенный, лицо его выражало подлинный восторг. Длинные светлые волосы растрепались, борода спуталась, глаза сверкали. Оскалив зубы, варвар старательно отбивал небольшим кузнечным молотом нос у беломраморной статуи.

– М-м-да, – снова сказал Грек. – Так говоришь, в столице все хорошо? – Не дав Суле ответить на риторический вопрос, он резко повернулся и спросил: – А с этими-то двумя, с этими-то, как их там бишь?.. – Грек пошевелил в воздухе пальцами.

«Играет, гад, – подумал Сулим. – Никогда ведь не забывает ничего. Ни одной фамилии или имени. Если ему хоть один раз кого-то назовешь – кликуху ли, или натуральные имя-отчество, запомнит на всю жизнь. Чего прицепился?»

– Куйбышев...

– Да-да. Куйбышев – это, который Ихтиандр. И второй – Царев. Так?

– Да, – ответил Суля.

– С ними-то как быть? Они же тебе должны? Точнее, нам. Точнее – мне... Но, в данном случае, это не суть важно. Товар-то ты им сдал? А Леков этот – он вообще здесь не при делах. Это их проблемы – кому что они там отдали, кто кому у них там должен. Так что они нам деньги возвращать должны, а не Леков. Так я думаю? Это же не их идея – парня доить. Моя идея. Они, что же, считают, что артист этот им теперь деньги принесет, они тебе их отдадут и все – взятки гладки? Правильно ли это?

– Ну-у...

– Да что тут нукать, что тут нукать, Андрюша? Неправильно это, не по-людски. Они сами должны нам долг отдать. Думай, бизнесмен, думай...

– Так они вроде при мне и договорились. Прижали этого Лекова к стенке и сказали – деньги доставай где хочешь. Он им пообещал, что достанет. То ли за травой собирался в Киргизию съездить, то ли еще что...

Грек устало отмахнулся.

– Ладно, ладно... Собирался – не собирался, какое это имеет значение? Меня там не было, я не знаю, кто там куда собирался. Но ни в какую Киргизию он не поехал – факт?

– Факт, – согласился Сулим.

– А поехал он по моей наколке в Москву. С тобой вместе. Факт?

– Ну, – кивнул Андрей.

– Я всю жизнь работал, – сказал Грек. – Я считаю, что мужчина должен работать. Обязательно. Иначе он – не мужчина. И ни жалости, ни сострадания не достоин. Эти ребятки палец о палец не ударили, чтобы себя как-то реабилитировать в наших с тобой глазах. Так что же, пусть им все с рук сойдет? Так дела не делают. Тунеядцев воспитывать надо. Так нас советская власть учит. В общем, артист артистом, он у нас по особой статье будет проходить. А бабки я бы хотел с них получить. С Ихтиандра этого, с Царева. Ихтиандр... Надо же. Кличка, тоже мне. Романтики... Вот и пусть поплавает, поныряет, сокровища поищет. Глядишь, найдет. Крути их, Андрюша, крути по полной.