Стив Айлетт - Токсикология Страница 3

Всё замерло на два удара сердца. Потом крошечная слезинка упала из глаза, расплескавшись на крыше Белого Дома. А затем другая, падающая, как белая крупинка снега. Это были тела, два человеческих трупа, и чаще, чаще душ из тел увеличивал напор с каждой секундой, некоторые уже пробивали крышу, некоторые скатывались на землю, подскакивали, ударяясь о газон, разрывались, окрашивая портики красным. А потом глаз начал рыдать.

По всему миру глаза начали рыдать. Со странным, протяжным, мультифоническим воем ошмётки мертвецов падали дождём с неба.

Шестьдесят шесть забытых пенсионеров, похороненных в братской могиле в 1995 году, упали на чикагский собес[4].

Сотни чёрных, убитых в тюремных камеpax, стучали в крышу Скотленд-ярда. Тысячи зверски уничтоженных жителей Восточного Тимора были сброшены над зданиями Ассамблеи в Джакарте. Тысячи убитых при пробной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки летели дождём на Пентагон. Тысячи запытанных до смерти нахлынули на Абуджу.

Тысячи суданских рабов падали на Хартум. Живущие на границе Красные Кхмеры обнаружили, что их дома стоят в центре горы высотой в милю из месива внутренностей трёх миллионов Камбоджийцев. Тысячи членов племён были сброшены над парламентом Бангладеш и Международным Банком, последний уже безнадёжно завален телами всех цветов кожи.

Берлин немедленно утонул в крови, улицы забиты жертвами от стены до стены. Пекин завален ошмётками тел студентов, подростков и младенцев.

На Пентагон обрушилась особо выдающаяся волна, она снесла здание не хуже бомбы террористов. Жертвы Перл-Харбора падали на Токио и Вашингтон поровну. В Америке улицы были затоплены японцами, греками, корейцами, вьетнамцами, камбоджийцами, индонезийцами, доминиканцами, ливийцами, тиморцами, жителями Центральной Америки и просто американцами, и на всё опустились облака дрезденской крови.

Лондон превратился в бурлящий коллектор, когда начали падать тела. Парламент разлетелся, как спичечный домик. На Стрэнде живые убегали от катящейся стены мёртвых. Цунами безглазых немцев, индийцев, африканцев, ирландцев и гражданских англичан нахлынуло на здания, сплющившиеся под давлением. Машины тащило по улицам, переворачивало и заливало. Кадавры вытеснили воду, и Темза вышла из берегов.

Не сохраняемые больше отречением, они начали превращаться в слизь. Кровавая ковровая бомбардировка забрызгала пригороды, а следом, как лава, по улицам потекла людская биомасса. Дешёвые человеческие осадки из-за пренебрежения муками и войны ради прибыли. Первая волна. Только последние шестьдесят лет — пока; рыхлые, словно вспаханный мусор, они разливались по карте как красные чернильные кляксы, стремящиеся расплываться и сливаться.

В 8.20 на Центральном Вокзале Скайчам сел на поезд на север до Амтрека — там решили не прекращать работу из-за трупов. Мрачный, смотрел он на залитый дождём горизонт — пылинки, пляшущие в лучах света — и, немного времени спустя, он тихо сказал:

— Всего наилучшего.

Пистолет Сири

— Что ты делал в Вашингтоне, Атом?

— Проверял свои гражданские права.

— Умник, да?

— Где ты был шестнадцатого июня? — спросил второй коп.

— Прятал сгусток информации в подвале.

— Умник, — буркнул первый, кивая.

Хороший день — на улице солнечно, и кровотечение не слишком сильное. Я сидел в воплебудке, как пуля, потерявшая остроту у меня в ноге. Эти двое агентов подрубили меня к полиграфу. Я обошёл директивы Виттгенштейна, и мы воевали по полной программе.

— Могу я позвонить? Надо стукнуть телеграмму моему раввину.

— Будешь дальше водить нас за нос — Шеф Блинк прорвёт тебе новую дырку в жопе.

— Как раз хотел новую дырку, когда он может подъехать?

— У тебя есть пистолет под названием Славная Рука, Атом?

Я свернул никотиновую самокрутку и раскурил её.

— Ладно, ребза, вы меня поймали. Расскажу, как оно всё было. Давайте посмотрим.

И я изложил нижеследующее, начиная с того, как жил в офисе на Улице Святых и гонял балду по стенам. Люди думают, что мой бизнес — корчить из себя сверхмозг перед богатыми клиентами, рассекающими в коляске по теплице с мухоловками и септическими орхидеями. Пропавшие дочери там всякие. На самом деле я сидел в раздумьях, когда зазвонил телефон. Судя по голосу, Сири Мунмьют кипела эмоциями.

Она объяснила, что её разыскивают за все дела. Она никогда не стремилась к идеальному преступлению, как не ценила принцип Готье — торжества правильности формы. Я же знал, что девушка может быть идеальна благодаря своим недостаткам. Вопрос чисто субъективный.

Сири ценила безупречность — ту, которую можно измерить. Безупречное преступление похоже на бриллиант, в котором ни грани, ни глубины не замутнены легитимностью. Оно пропитано преступностью, каждое движение от начала до конца нарушает закон. Это было умственное преступление, которым Сири занималась последнее время, и поскольку каждый год в кодексы добавляли тысячи законов, осуществить его становилось всё проще. И она его совершила, каждую секунду наполняя таким количеством нарушений, сколько влезало. Её имя пронеслось по копсети как сыпь.

Сири обрушила на меня шквал мыслей, что необходимость избежать обнаружения перестала быть стимулом и что она страдает от нового вызова, а я на это заметил, что если бы она не была осторожна, она давно бы сидела в труповозке с глазами трески. Сири вещала в трепете перед явлением элементарной физики — сингулярностью, точкой, где все известные законы нарушаются. Если материя должна расширяться, то сингулярность съёживается. Если свет способен изгибаться, то в сингулярности он прямолетящий, как доска. Там, где законы созданы, чтобы описывать поведение, эти чужаки появляются каждую пару месяцев; но там, где законы созданы, чтобы предотвратить поведение — как у людей, — они происходят несколько раз в секунду. Свежие законы откровенно неверны, так что безупречное преступление суть утверждение единой истины.

— Сири, — заявил я, — ты что, не понимаешь, что копы всё выяснят и всё испортят со скоростью, достойной лучшего применения? Такой древний модус операнди — как мутант, запертый в башне.

Сири заметила, что я не сумел оценить завершённую степень, которая так её восхищает. Она переполнялась качеством и стремилась выразить его любой ценой.

— В этом есть смысл, Атом. Я так всё устроила, что совершила несколько сотен преступлений одновременно, и я чувствую, как меняется атмосфера — словно мои нарушения достигли такой сверхплотности, что начали взрываться.

— Как чёрная дыра, схлопывающаяся в себя?

— Именно.

— И как ты себя чувствуешь?

— Как божество. Можешь подъехать?

Когда я приехал туда, территория находилась под колпаком копов. А за ними была дыра в пространстве, вьющаяся спиралью, как вода, уходящая в сток, торнадо света, всасывающее ошмётки бумаги и глыбы камней. Солдат Марта Нада стоял у заградительной ленты, орал в мегафон, и я пошёл поспрашивать его. Он не озаботился приглушить свою оралку.

— А, привет, Атом. Тут какая-то сингулярность, её гравитация настолько велика, что затягивает даже дыры. Мы потеряли пятерых офицеров, подошедших близко к этой штуке.

— Они уже в курсе, откуда она взялась?

— Пока гадают. Осечка лясомёта? Этерика? Может, эсхатологическая винтовка, мил человек.

— А, ясно, спасибо, Марта.

— Всегда рад, Атом.

Ну, придёт день, принесёт проблем. Но ситуация развивалась; её следы проявились в том, что произошло следующим вечером, когда мне пришёл телекрик от Близняшек Кайер. Эти лысые, как пробка, милашки — криминальные дизайнеры, ‘они проверяют места преступлений, далеко выходящих за рамки текущей систематики нарушений. Принципиально новое преступление стало редкостью, такой же драгоценной, как белое золото. Они вписались в Вашингтон с теорией, что цель практически не движется по оси. Я прорвал ограждение, чтобы увидеться с ними в комнатушке, такой крошечной, что им пришлось спать в зеркале. На самом деле то была мастерская цифрового оружия. Переместив сферу оружия из промышленности на рабочий стол, Преступный Билл освободил его для безграничного конфигурирования. Близняшки были из тех, кто обновляет вооружение на лету.

— Сири послала письмо «для предварительного просмотра», — прощебетали они в унисон. — С настоящими глазами.

Близняшки дали мне тек с примесью сарказма, и так сильно зашифрованный, что его невозможно растопить до появления смысла. Словно порка двойной спиралью. Я, наконец, извлёк факт, что Сири послала им и-мейл прямо перед своим крещендо, но в тот момент в их кузницу подали питание, и сообщение просочилось в пустой оружейный скелет, лежавший подготовленным к запечатлению.

— Что было в сообщении?

— Ряд команд, — ответили они. — Два миллиона знаков.