Илья Стогов - Камикадзе Страница 33

переводя взгляд с лежащего на земле товарища на вязаную маску даниила, они начали укладываться. он перебросил автомат на спину, подбежал к ним и вдавил первого из техников коленом в бетонное покрытие.

из бокового кармана брюк он вытащил моток скотча и быстро смотал технику руки. потом, кинув взгляд по сторонам, передвинулся и точно так же замотал ноги. под конец залепил рот и оттащил к самой стене ангара.

хорошая штука – скотч.

замотав двух оставшихся, он сбегал к углу ангара и огляделся. пожар только-только начали сбивать, офицер в летной форме орал солдатам, кто-то пытался организовать оцепление. все бегали и суетились. в его сторону никто не смотрел.

он вернулся к техникам и, выбрав самого испуганного, рывком отлепил полоску скотча от его губ. тот сморщился от боли, но промолчал.

– отвечать быстро и четко. не вздумай врать – пристрелю как бешеную собаку! понимаешь меня?

тот кивнул.

– у какого самолета заправлен полный боекомплект?

– э-э-э... у всех самолетов... в смысле, они все снаряжены, ракетами.

– ракеты учебные?

– настоящие. учебные мы давно не ставим.

– горючее тоже во всех заправлено?

– нет, горючего вообще нет.

– ни в одном?

– им запрещено стоять заправленными на земле. их только перед вылетом заправляют.

– там вообще топлива нет? ни капли?

– нет, ну аварийная норма залита, конечно. чтобы по земле ездить. а взлететь не хватит, очень мало.

Даниил полез за скотчем.

– не надо заклеивать мне рот. у меня насморк, я не могу дышать носом. я задыхаюсь.

Даниил, не обращая внимания, отмотал нужный кусок.

– я не буду кричать. я буду лежать молча, не заклеивайте мне рот. я задохнусь! у меня насморк!

– а у меня – автомат. так что заткнись.

он подхватил сумку и бегом направился к почти черным в стоявшей над базой темноте самолетам. слившись со стеной, он подошел поближе, несколько секунд присматривался к часовому в нелепой шинельке, затем вытащил из сумки пистолет и прострелил ему голову.

на то, чтобы вскарабкаться в кабину, завести на четверть мощности турбины и развернуться, у него ушло всего несколько минут. сверившись с планом, он двинул машину к диспетчерскому центру.

убедившись, что развернул самолет правильно, он негромко проговорил в микрофон:

– диспетчер?

– да, слушаю.

– позовите командира базы. срочно.

пауза.

– кто говорит?

– я стою перед входом. я захватил самолет, бортовой номер эм-пятьдесят восемь. приборы показывают, что в моем распоряжении имеется четыре ракеты «воздух – земля». вы зовете командира?

– зову... сейчас...

в следующий раз наушники заговорили только через несколько очень долгих минут.

– я командир базы. говорите...

– это захват. я стою перед входом в ваш диспетчерский пункт. перед единственным входом. все вы, там внутри – мои заложники. вы, а также все женщины и дети из здания слева от пункта. это понятно?

– понятно. дальше.

– это я взорвал ваши склады, я убил двух ваших часовых и сейчас, если будет нужно, я расстреляю ракетами и вас, и офицерские семьи. я не шучу и не собираюсь блефовать. вы находитесь полностью в моей власти, поймите это сразу, повторять я не стану. если вы попробуете начать выводить людей через окна с другой стороны здания, я нажму на гашетку без предупреждения. если вы попробуете атаковать мой самолет – я нажму гашетку без предупреждения. если вы не выполните хоть одно мое требование – я нажму на гашетку без предупреждения. это понятно?

– понятно.

– очень хорошо. вы прикажете, чтобы мне залили полные баки горючего. к самолету должен подъехать всего один заправщик, с одним человеком в кабине. я должен его видеть. после этого я взлетаю – и вы свободны. ваши диспетчеры организуют мне воздушный коридор и ведут туда, куда я скажу. это понятно?

– я должен доложить начальству.

– нет.

– почему?

– разговор окончен.

– я ведь не торгуюсь. без санкции штаба округа я не смогу ничего сделать. я объясню им, что происходит, и они согласятся. мне нужно всего полчаса.

– ладно. докладывайте. но через десять минут я нажимаю на гашетку, и от здания с вашими семьями остается только облачко пара. еще через десять минут я нажимаю на гашетку второй раз – и в облачко превращаетесь уже вы сами.

– дайте мне полчаса...

– нет. десять минут. время пошло.

он отключил связь и откинулся в кресле. кресло в самолете было удобным. когда лампочка связи замигала снова, часы показывали, что прошло ровно восемь с половиной минут.

– алло! пятьдесят восьмой! вы меня слышите?

– да.

– ваши требования принимаются. куда вы собираетесь лететь?

– я скажу после того, как поднимусь в воздух.

– если вы собираетесь лететь за границу, мне понадобится связаться с иностранными диспетчерами.

– нет. не за границу.

– вы представляете какую-нибудь организацию?

– зачем вам это?

– меня просили узнать те, с кем я советовался.

он помолчал.

– да, представляю. я представляю боевую группу политического движения «прямое действие».

– погодите, не так быстро. политического... как вы сказали?

– заправщик должен подъехать справа. ехать медленно, остановиться за белой разделительной полосой. делать он все должен медленно. если что будет не так... вы меня понимаете...

– понимаю.

– если вы надумаете залить мне какое-нибудь не то горючее, или начнете мудрить с воздушным коридором, или еще что-нибудь хитрое придумаете, то... у меня на коленях лежит карта. на карте значится, что вон за тем леском расположен городок нижнереченск. сколько бы горючего у меня ни было, взлететь мне хватит и до городка я дотяну. и скорее всего, успею расстрелять все четыре ракеты. и уж только затем свалюсь на самой оживленной нижнереченской улице. я внятно излагаю? да? давайте обойдемся без экспромтов, хорошо?

– хорошо.

желтый заправщик медленно выехал из-за ангаров. машина подползла к разграничительной линии, и из кабины вылез действительно один-единственный техник. если что-то и должно было начать происходить, то именно сейчас. но все обошлось.

индикаторы показали, что баки полны. заправщик так же медленно уполз обратно.

– все о'кей? – поинтересовался динамик.

– да.

– вы собираетесь выходить на полосу?

– собираюсь.

– погодите, тут с вами хотят поговорить.

в динамике пощелкало. потом даниил узнал голос:

– даниил владимирович? вы меня слышите?

– да, майор, я вас слышу.

– что происходит, даниил владимирович? мне сказали, вы захватили базу?

– захватил.

– я не понимаю: вы в одиночку захватили целую базу?

– да.

– зачем?

– давайте вкратце, я очень занят. что вы хотели мне сказать?

майор говорил о том, что даниил поступает странно, очень странно... он подводит лично его, майора, который, между прочим, ходатайствовал за него, ручался и содействовал его досрочному освобождению... а теперь такое начинает происходить... и в этот раз помочь ему будет невозможно...

даниил не слушал. он обеими руками держал штурвал и не торопясь разворачивал самолет на исходную позицию.

подъехав к жирной белой черте с надписью START, он проговорил в микрофон:

– давайте не будем тянуть время. я не передумаю.

повисла долгая пауза. посланные майором головорезы в любом случае не успевали подъехать до того момента, как шасси самолета оторвутся от земли.

– куда вы хоть собрались-то?

– я собрался в москву. все четыре ракеты я собираюсь выпустить по кремлю.

– по кремлю?!

– да.

– почему по кремлю? это же паранойя! зачем вам это надо?!

– я знаю, что это паранойя.

– и все равно делаете?!

– у меня мало времени. попросите командира базы переключиться на связь со мной.

– даниил владимирович, что вы делаете, а? вы же понимаете, что у вас нет ни единого шанса добраться до москвы!

– понимаю.

– и все равно пытаетесь? вас собьют в воздухе. собьют сразу же, как только вы взлетите.

– я знаю.

– тогда зачем вам взлетать, я не понимаю?! все ПВО северо-запада уже предупреждены. вам осталось жить от силы двадцать минут!

– майор, вы зря тратите время.

он потянул руль на себя. перед ним лежала бесконечная, ровная и чистая взлетная полоса.

двадцать минут? ну что ж, пусть двадцать... это будет очень интересная жизнь. не очень длинная, и получаса не наберется, но – настоящая жизнь.

взлетная полоса упиралась в прекрасное восходящее солнце.

Ночь кончилась. Начинался день.

Илья Стогoff как зеркало русской революции сейчас

Терроризм – устращивание, устрашенье смертными казнями, убийствами и всеми ужасами неистовства.

Тут у нас старичок один... научился преотличные гранатки из консервных банок мастерить. Вот дать кое-кому из наших по такой самодельной гранатке, да в день открытия и угостить ими как следует всех гостей.