Лайонел Шрайвер - Другая жизнь (So Much for That) Страница 35

– Видишь, опять: «Будь я проклята». Ты и будешь, если не впустишь Бога в свое сердце. Кто знает, может, эта болезнь послана тебе свыше, чтобы ты пришла к Нему, прозрела.

– Иными словами, это наказание за то, что я жила как язычница? Уверена, ты не станешь утверждать, что ни у кого из твоих верующих друзей не было рака.

– …По крайней мере, ты постройнела, – неожиданно задумчиво произнесла Деб.

– Да, это точно. Раковая диета. В книгах этого не пишут, но, если хочешь пойти по моим стопам, начинай жевать изоляцию.

– Шеп говорил, что это как-то связано с асбестом.

– Скорее всего, эта гадость попала в организм в художественном училище. Будь моя воля, я бы «наградила» каждого поставщика такой премией, как мезотелиома. Из них стоит вытрясти немного денег.

– Ты должна гнать от себя такие жестокие мысли.

– А других у меня нет.

– Я подозревала нечто подобное, – осторожно сказала Деб. – Это душевная болезнь.

– Какие слова! А ты когда-нибудь слышала о «бездушной болезни»? – Смех перешел в надрывный кашель. – Подумай над тем, что болезнь всегда бездушна.

– Я считала, что в таком положении люди становятся добрее, милосерднее и терпимее. – В голосе Деб слышалось раздражение.

– Во мне «такое положение» вызывает лишь горечь и ярость. Когда у тебя будет рак, веди себя как считаешь нужным.

– Но сейчас у тебя есть возможность увидеть, как твоя семья и друзья беспокоятся о тебе. Шеп рассказывал, как непросто ему составить график посещений, поскольку очень много людей хотят тебя навестить. Ты должна чувствовать себя обласканной милостью.

– Я чувствую себя проклятой. Потому что вынуждена выслушивать эти проповеди от таких, как ты, кто совершенно не понимает, что говорит.

– Можешь язвить сколько угодно! – Голос Деб неожиданно стал звучать хрипло.

– Не сомневайся, так и поступлю, – парировала Глинис.

– Однако хочу, чтобы ты знала, что я всегда восхищалась.. . – сипение, – и равнялась на тебя. Ты красивая, талантливая и… – глухой сип, – ты любима, вырастила… двоих… двоих прекрасных детей. Никогда не забывай… – Сипение и вновь сипение и хрипы. – Я всегда гордилась, что ты была моей сестрой!

Глинис вздрогнула и подалась вперед:

– Черт тебя побери, ты в каком времени употребляешь глагол! – Казалось, она готова запустить в сестру первым попавшимся под руку предметом.

Деб в слезах вылетела из палаты, держа возле рта ингалятор.

– Похоже на петушиные бои, – сказала Руби, наблюдая, как Хетти обнимает и успокаивает младшую дочь. – Победила курица-бентамка из палаты 833 и теперь принимает всех жаждущих ее видеть. Пожелайте мне удачи.

– Не задерживайся надолго, – предупредил Шеп.

– Об этом можешь не беспокоиться, приятель, – пообещала Руби. – Я попытаюсь смыться до того, как она выдерет мне все перья из хвоста.

Возможно, Руби решила скрасить ожидавшим в коридоре время и оставила дверь широко открытой. Шеп заранее предупредил всех, чтобы они не целовали Глинис, поэтому Руби лишь коснулась левого колена сестры, придвинула стул и села, положив длинные тощие ноги на железный обод под кроватью.

– Тебе обязательно было доводить Деб? Она ведь такая чувствительная.

– У меня хватило сил лишь для легкой разминки. Кроме того, она сама виновата, просто возмутительно воспользоваться ситуацией для проповеди.

– Она хочет, чтобы тебе было комфортно. Вера – это единственное, что у нее есть.

– Ей совершенно запудрили мозги. Такое впечатление, что ко мне наведался один из этих кретинов-зомби, чтобы превратить меня в живого мертвеца.

Руби покосилась на дверь:

– Она может тебя услышать.

– Плевать.

– Но она правда верит во все то, о чем говорит. То, что мы другие, не значит, что она лицемерит.

– Ненавижу искренность.

– Отлично. Тогда постараюсь быть максимально фальшивой.

– Превосходно.

– Итак, как дела? – спросила Руби. Беспокойство, подчеркнутое сострадание обычно звучит в вопросах посетителей пациентов в больнице и, как правило, вызывает определенную ответную реакцию.

Глинис вздохнула:

– Что я могу сказать? У меня болит все тело. Ночами не могу заснуть. Пять минут лежания в темноте длятся как вся палеозойская эра. Потом целый день я как в тумане. А еще приходится поддерживать разговор с такими, как ты, хотя о чем нам говорить? О том, что произошло? Телевизор здесь крошечный, да и показывает только несколько каналов, по которым постоянно идут разные шоу. Днем из-за солнечного света картинка на экране вообще расплывается, и я не могу посмотреть даже шоу «Цена удачи». Постоянные капельницы сводят меня с ума. Я беспрерывно нервничаю, что пластырь отвалится и игла выскочит из вены. Приучаю себя не смотреть на руку.

Джексон отлично ее понимал, поскольку сам был в таком же положении, когда стараешься не смотреть, но каждые пять минут тщательно все проверяешь.

– Еда тошнотворная, – продолжала Глинис, сделав глоток воды. – Стоит мне поесть, случается запор, и мне в задницу суют шланг. Если рядом нет Шепарда, чтобы помочь мне, медсестру в половине случаев не дождаться. Приходится самой справляться с судном. Иногда я писаюсь прямо в постель. Тебе интересно все это слушать?

– Конечно.

– Лгунья. Все спрашивают меня: «Как дела?» И я отвечаю, что хорошо. И все довольны.

– Когда тебя выпишут?

Она наверняка не первый раз отвечала на этот вопрос.

– Приблизительно через неделю, – заученно ответила она.

– Мама и Деб останутся, а мне придется улететь до того, как ты вернешься домой.

– Ты только прилетела и уже с ходу сообщаешь мне, что должна вернуться. – В голосе слышалась обида, хоть Глинис и говорила, что не хочет видеть свою семью. Это был хороший знак. Несмотря на болезнь, она по-прежнему оставалась самой собой.

– Ничего не с ходу. В конце недели начинается ярмарка, у нас будет стенд. Кто-то должен находиться там, и еще надо следить за магазином.

– Значит, наплевать, что у родной сестры рак, главное – заработать побольше денег.

– Глинис. Жизнь не стоит на месте.

– Не для всех.

– Да, Глинис, не для всех, – согласилась Руби. – Ив этом нет моей вины.

– Я думала, твои дела в галерее идут блестяще. Гребешь деньги лопатой.

– Все нормально, – сдержанно ответила Руби.

– Конечно, многие мастера сочли бы это удачным стечением обстоятельств – сестра, вступившая в сговор с врагом. Тем хуже для меня.

На половине фразы Шеп не выдержал и застонал.

– Только не это. Руби потерла висок.

– У тебя недостаточно работ для персональной выставки.

– Потому что я очень ленивая. Целыми днями слоняюсь по своему красивому дому и ем конфеты.

– Потому что ты слишком долго и мучительно обдумываешь каждый шаг, Глинис. Я никогда не понимала почему.

– И не поймешь.

– Но жизнь слишком коротка, не стоит тратить ее на всякие выкрутасы. Может, сейчас ты поймешь это. Все авторы, чьи работы я выставляю, просто работают. Работают, а не рожают каждую вещь в муках.

– А я такая. Я рожаю каждое свое произведение. Не ты ли твердила мне, каким гламурным стал Тусон, а твой захудалый зал в торговом центре превратился в уважаемое заведение и в крупнейший художественный центр? Я предложила выставить всего одну-две работы, но ты сказала: «Нет!»

– Мы уже все обсудили! Кроме того, мы взяли название «Ближе к истокам» и специализируемся на искусстве пуэбло и навахо, иногда выставляем творения разных племен, обитавших на юго-западе и находившихся под влиянием их культуры. Твои работы выделялись бы, как белые вороны в черной стае. Они слишком – строгие, слишком – модернистские.

– Боже, ненавижу все это этническое дерьмо, – проворчала Глинис.

Руби опустила ноги на пол и хлопнула рукой по бедру.

– Зачем снова к этому возвращаться? К чему ссориться? Тебе не кажется, что это глупо?

– О чем желаешь поговорить? Об Ираке? О Терри Шиаво?

– Может, о том, как мы любим друг друга?

– Отлично. Мы до сих пор любим друг друга, – усмехнулась Глинис. – Закончили. Что дальше?

Возникла долгая пауза, обе женщины чувствовали себя неловко.

– Ирак меня больше не интересует. – Глинис выругалась. – Как и Терри Шиаво. Буду рада, если они все сдохнут. Радуюсь продолжающемуся глобальному потеплению, развитию ядерной энергетики и сокращению запасов питьевой воды. Я теперь просто специалист по землетрясениям, наводнениям и птичьему гриппу. Мне очень интересно, что мировые запасы нефти иссякнут к 2007 году и что весь этот мир может превратиться в пыль после столкновения с астероидом размером с Сатурн.

– Господи, Глин! Я так понимаю, болезнь заставляет людей проявлять не лучшие свои качества.

– Возможно, – произнесла в ответ Глинис, зарываясь в подушку. – Может, то, что кажется мне лучшим во мне, совсем не то, что ты считаешь во мне лучшим. Может, мне импонирует мстительность и ненависть. Злопыхательство – вот еще хорошее слово. Я всем желаю пережить такую болезнь, как моя.