Золотой ключ, или Похождения Буратины. Несколько историй, имеющих касательство до похождений Буратины и других героев - Михаил Юрьевич Харитонов Страница 43

или желания сказать достаточно о главном, неимоверно растягивают второстепенное. Иная авторка, пробормотав несколько невнятных слов о назначении шлеи, посвящает десятки страниц мельчайшим вопросам, вроде допустимости вышивок или блях на обводном ремне и уместности таковых в тех или иных ситуациях. Мне приходилось видеть тщательно составленные таблицы, из которых даже самая безвкусная поняша может почерпнуть совершенно точные сведения, сколько и каких побрякушек дозволено цеплять на шлею, собираясь в такое-то общество, по такому-то поводу, с таким-то числом собравшихся, и т. д. и т. п.

Я же намерена поступить иначе и дать больше пищи уму, а не вознаграждать малоумие, столь часто скрывающееся под балаклавой старательности и дотошности.

Итак, начнём с высокой шлеи. Вы прекрасно понимаете, что главным украшением поняши в высокой шлее является она сама, её движения, аромат её вагины и блеск глаз. Нужны ли ей, в таком случае, особые украшения? В общем-то, нет. Однако опыт говорит, что крупный самоцвет или артефакт в месте пересечения шейного и ободочного ремня может быть уместен. Хорошо смотрится также контрастный цвет шейного и откосного ремня – он должен быть светлым на тёмном, тёмным на светлом, и так далее. Но на этом и стоит остановиться. В частности, я считаю совершенно излишним и вульгарным украшение той части шлеи, которая находится непосредственно под хвостом. Особенно раздражает, когда в качестве, так сказать, наживки – надеюсь, пуристы простят меня за прямоту – используется пердимонокль или что-то в этом роде. Нет глупее зрелища, чем поняша, у которой под хвостом что-то светится и мигает! В сочетании с лицом, искажённым глупым и самодовольным сладострастием, это производит самый комический эффект.

Классическая шлея, как я уже писала, предназначена для того, чтобы зрительно выделять зад и заставлять поняшу им слегка повиливать. Тут всё зависит от кондиций вашего крупа. Чем он меньше зрительно – из-за того ли, что вы и вправду непропорционально сложены, или из-за неудачного окраса, или по какой-то иной причине – тем больше он нуждается в подчёркивании и выделении. За дальнейшими советами обращайтесь к упомянутым выше руководствам – или, не тратя времени, сразу к иллюстрированным журналам для модниц[18].

Низкая шлея, когда ремень касается малочувствительной части ног, горячит в наименьшей мере. Зато именно такая шлея украшается самым пышным образом. Здесь уместна и бахрома на ободочном ремне, и кисти, и колокольцы, и иные изощрения портновского искусства. Но тут я умолкаю, ибо в этих вопросах первое слово принадлежит модному каталогу.

Наконец, извинения

Я завершаю это сочинение, сознавая, что одним оно покажется чересчур откровенным, другим – слишком сухим и бессодержательным, третьим – недостаточно остроумным и попросту скучным. Я заранее принимаю все эти упрёки, тем более, что они справедливы. В своё оправдание я могу сказать лишь одно: раз уж за дело не взялись пони поспособнее меня, то его пришлось совершить мне. Как говорили древние: feci, quod potui, faciant meliora potentes. Я сделала, что могла – пусть, кто может, сделает лучше.

Однако я не приму упрёков в нарочитой безнравственности или сознательном и злостном педантизме. Не могу я сказать о себе и того, что была небрежна и писала копытом. И, как бы то ни было, мои цели были простыми и честными; я всего лишь назвала общеизвестные вещи своими именами и хотела указать моим читательницам, в особенности молодым, верное направление мыслей – а также и предостеречь их от истинных, а не мнимых опасностей, подстерегающих их на этом пути.

Бибиана Бомбилья дю Шарио,

сельцо Лоликон,

усадьба «Лунные Козочки»

Отмычка

Артём Рондарев. О романе «Золотой ключ, или Похождения Буратины»

Читать или после окончания Первого тома, либо после вступления ко Второй книге. Впечатления будут разные – не настолько, чтобы вот прям, хотя однако же всё же всё же.

Данный magnum opus представляет собой (о чем подробно рассказано в одном из его предисловий) переложение, как можно понять из названия, на взрослый лад сказки о приключениях Буратино, – то есть написан он в жанре, весьма распространенном в российском (и, видимо, не только) фантастическо-фэнтезийном сообществе.

Весьма часто такие перелицовки сочиняются в качестве отклика на злободневные события, и здесь настоящая книга – не исключение: злободневность в ней натурально бьет через край. Проще будет сказать, что вся она – один пространный актуальный комментарий к наличной социальной реальности. В весьма меньшей степени книга имеет отношение к собственно первоисточнику – от самой сказки тут не осталось даже и сюжета; повествование, весьма разветвленное и обстоятельное, здесь вращается вокруг некой экспедиции, предпринятой разного рода мутантами со знакомыми и полузнакомыми именами в обстановке традиционного постапокалипсиса, связанного тут с генной мутацией, в результате (хотя и не совсем вследствие) которой в книге действуют разного рода макабрические зверушки, насекомые и совсем уже какие-то непонятного вида существа. Сюжет тут крайне разветвленный (и обладающий весьма развитой и искусной архитектурой), так что пересказать его трудно, да и, в общем, не нужно: явно не ради сюжета все затевалось.

Людям, более-менее знакомым с творческим методом автора книги, приятно, видимо, будет узнать, что творческий метод тут остался неизменным. «Писи» и «каки» встречаются на второй странице предисловия автора, второе предисловие (их тут много, ибо книга представляет собой масштабную стилизацию) начинается с рассказа о том, как некий депутат мучился поносом, в предисловии два полушария Земли напоминают, разумеется, жопу, – словом, карнавализация на марше. Непосредственно повествование сразу, с первой страницы, поднимает еврейский вопрос, затем возникает тема гомосексуализма, потом начинаются пространные (и довольно противные, разумеется, это же метод) монологи о сексе и описания секса «в извращенной форме», как любят говорить наши облеченные властью люди. Все это происходит на фоне обстоятельного перечисления разного рода жестокостей, выделений и издевательств, – словом, все, кому автор этого титанического труда, философ и публичный интеллектуал, хорошо известен, получают ожидаемую тематику и повестку, не особо томясь ожиданием, хотя за едой читать книгу все-таки не рекомендуется даже им. Дольше всего, надо отдать должное автору, приходится ждать темы русофобии и ее разоблачения, но и она постепенно вливается в ткань повествования, следуя логике «темы нашествия» у Шостаковича, – сперва тихо, вкрадчиво, потом все заметнее.

Вообще, проблема знакомства с автором – одна из самых сложных и двусмысленных проблематик при обращении к такого рода творчеству: в силу его полемической направленности и очевидной, отрефлексированной работы на читателя, так сказать, контекстуального или, попросту говоря, «тусовочного» типа многие вещи в нем играют разными красками в зависимости отличной осведомленности или неосведомленности читателя о реалиях «настоящей жизни»: так, тем, кто с Харитоновым более-менее пересекался «вне литературы», хорошо заметно, как в книге его тут и там вылезают знакомые травмы. Например, официальная фамилия крысы Шушары, мечтающей