Кадзуо Исигуро - Не отпускай меня (Never Let Me Go) Страница 45

Я не была уверена, что она ждет от меня ответа. Не было ощущения, что она к чему-то клонит, и вполне вероятно, она произнесла эти слова просто по привычке – ведь доноры говорят такое друг другу сплошь и рядом. Когда я снова к ним повернулась, Томми по-прежнему держал ладонь над глазами.

– Жаль, что нельзя ближе подойти к этой лодке, – сказал он. – Может, удастся выбраться сюда еще раз, когда будет суше.

– Я рада, что увидела ее, – мягко промолвила Рут, – Очень красивая. Но вообще-то хочется уже назад. Здесь ветер, прохладно.

– По крайней мере мы бросили на нее взгляд, – сказал Томми. Идя к машине, мы беседовали куда более непринужденно, чем по дороге к лодке. Рут и Томми обсуждали условия в своих центрах – еда, полотенца и прочее, – и я все время участвовала в разговоре, потому что они то и дело спрашивали меня, что в порядке вещей, а что нет, если сравнивать с другими центрами. Походка Рут была теперь намного тверже, а когда мы подошли к забору и я приподняла перед ней проволоку, она почти не замешкалась.

Мы сели в машину – Томми опять сзади, – и вначале атмосфера в ней была превосходная. Когда я теперь вспоминаю эту часть пути, мне, может быть, и чудится намек на что-то невысказанное, но вполне допускаю, что на мое нынешнее восприятие влияет случившееся чуть позже.

Началось примерно так же, как в тот раз. Мы выехали обратно на длинную, почти пустую дорогу, и Рут сделала какое-то замечание о рекламном щите, который мы проезжали. Что на нем было, я сейчас даже и не помню – в общем, одно из этих огромных рекламных полотнищ на обочинах шоссе. Рут обратилась почти что сама к себе, явно не имея в виду ничего особенного. Сказала примерно вот что:

– Боже мой, ну что это такое. Могли бы хоть попытаться изобразить что-нибудь новенькое.

Но Томми возразил ей с заднего сиденья:

– А мне лично нравится. Это и в газетах было. Что-то, по-моему, в этом есть.

Может быть, я захотела вернуть возникшее было между мной и Томми ощущение близости: ведь, хотя вылазка к лодке была сама по себе очень хороша, я начинала чувствовать, что, помимо наших первых объятий и того эпизода в машине, нас с Томми мало что сегодня по-настоящему связывает. И как-то так получилось, что я сказала:

– Мне тоже нравится этот плакат. Чтобы такое сделать, нужно куда больше усилий, чем кажется.

– Точно, – подтвердил Томми. – Мне говорили, что не одна неделя на это уходит. Может, и не один месяц. Люди ночами трудятся иногда, вкалывают и вкалывают, пока все не выйдет как надо.

– Очень легко, – сказала я, – критиковать, когда просто промахиваешь мимо.

– Легче всего на свете, – согласился Томми.

Рут, ничего не говоря, все смотрела и смотрела вперед на пустую дорогу. Потом я сказала:

– Кстати, о плакатах. Я тут заметила еще один, когда мы ехали из Кингсфилда. Вот-вот он опять будет – теперь на нашей стороне. В любой момент может появиться.

– Что за плакат? – спросил Томми.

– Увидишь. Скоро он опять будет.

Я посмотрела на Рут, сидевшую сбоку от меня. Сердитыми ее глаза мне не показались – только настороженными. В них даже и надежда, пожалуй, читалась – надежда на то, что плакат, когда он возникнет, окажется совсем безвредным. К примеру, напоминанием о Хейлшеме, в таком вот роде. Я видела все это по ее лицу: оно блуждало от выражения к выражению и ни на одном не могло остановиться. Взгляд при этом был все время устремлен вперед.

Я сбросила скорость и затормозила, свернув на неровную, поросшую травой обочину.

– Почему мы встали, Кэт? – спросил Томми.

– Потому что отсюда лучше всего видно. Ближе будет слишком высоко.

Мне слышно было, как Томми сзади нас ерзает, стараясь разглядеть все как следует. Рут не шевелилась, и я даже не могла понять, смотрит ли она на плакат вообще.

– Да, конечно, это не совсем то же самое, – сказала я чуть погодя. – Но похоже все-таки. Офис с открытой планировкой, динамичные сотрудники, улыбки на лицах.

Рут молчала, но Томми сзади отозвался:

– Я понял. Ты про офис, на который мы тогда ездили смотреть.

– Не только, – сказала я. – Еще и про рекламную картинку. Мы ее нашли на дороге. Вспоминаешь, Рут?

– Что-то не очень, – тихо ответила она.

– Да ладно тебе. Ты знаешь, о чем я говорю. О журнале, который валялся на дороге. Около лужи. Он тебя страшно заинтересовал. Забыть ты не могла, не прикидывайся.

– Да, кажется, было такое.

Голос Рут упал почти до шепота. Тяжелый грузовик, проезжая, заставил нашу машину завибрировать и на несколько секунд заслонил рекламный щит. Рут наклонила голову, словно надеялась, что грузовик сотрет изображение навсегда, и не подняла взгляда, когда плакат опять стал хорошо виден.

– Странно сейчас обо всем этом думать, – сказала я. – Помнишь, сколько ты рассуждала на эту тему? Что будешь когда-нибудь работать в таком вот офисе.

– Да, точно, потому-то мы тогда и поехали, – сказал Томми, как будто только что вспомнил. – В Норфолк, искать твое «возможное я». Женщину, которая работала в офисе.

– Тебе не кажется, – спросила я Рут, – что тебе стоило попробовать это выяснить? Да, ты была бы первая. Первая, о ком мы знали бы, что ей такое разрешили. Но чем черт не шутит. Ты ни разу не задумывалась, что было бы, если бы ты попыталась?

– Как я могла попытаться? – Рут было еле слышно. – Это мечта у меня такая была. Вот и все.

– Но попробовать хотя бы выяснить. Мало ли – а вдруг разрешили бы?

– Правда, Рут, – сказал Томми. – Попытку сделать, может, и стоило. Ты ведь все время об этом рассуждала. Кэт, по-моему, права.

– Я не все время об этом рассуждала, Томми. Во всяком случае, я такого не помню.

– Нет, Рут, Томми верно говорит. Попытаться хотя бы следовало. Тогда при виде такого плаката ты сразу вспомнила бы, что хотела этого и выясняла по крайней мере…

– Как, скажи на милость, я могла это выяснить? В первый раз за весь разговор голос Рут отвердел, но потом она вздохнула и опять опустила взгляд. После этого Томми проговорил:

– Ты часто высказывалась в том смысле, что к тебе может быть особое отношение. Оно и правда могло, наверно, быть. Спросить, по крайней мере, надо было.

– Так, допустим, – сказала Рут. – Ты говоришь – спросить. Но как? Куда я должна была обратиться? Не могла я ничего ни спросить, ни выяснить.

– А все-таки Томми прав, – не уступала я. – Если ты считала, что заслуживаешь особого отношения, тебе следовало хотя бы спросить. Разыскать Мадам и спросить.

Едва я это сказала – едва упомянула про Мадам, – я поняла, что совершила ошибку. Рут подняла на меня глаза, и я увидела на ее лице вспышку торжества. Это бывает иногда в фильмах: один навел на другого пистолет и заставляет его делать всякие вещи, потом вдруг какая-то оплошность, борьба – и пистолет уже у второго. И этот второй, еще не до конца веря своему счастью, пронзает первого сияющим взглядом, который сулит все виды отмщения. Примерно так вдруг посмотрела на меня Рут, и, хотя я ничего не сказала об отсрочках, я произнесла слово «Мадам», и мне ясно было, что теперь мы находимся на совершенно иной территории.

Рут увидела, что я в панике, и повернулась на сиденье ко мне лицом. Я готовилась отразить ее атаку, говорила себе, что мне все равно, с чем она на меня двинется, ведь времена, когда она могла вить из меня веревки, давно прошли. Я говорила себе все это и потому совершенно не ожидала услышать то, что услышала.

– Кэт, – сказала Рут, – я никак не могу рассчитывать, что ты меня простишь. Я даже думаю, что тебе не надо этого делать. Но все равно я прошу у тебя прощения.

Я была так этим поражена, что ничего не сумела вымолвить, кроме слабенького:

– За что?

– За что? Ну, для начала за то, что я все время лгала тебе насчет твоих желаний. Помнишь – ты тогда мне говорила, что иной раз готова этим заниматься чуть не с кем угодно.

Томми опять пошевелился на заднем сиденье, но Рут теперь, подавшись вперед, смотрела на меня в упор, как будто в машине не было никого, кроме нас двоих.

– Я видела, как ты этим обеспокоена, – продолжала она. – И я должна была тебе объяснить. Должна была сказать, что со мной происходит в точности то же самое. Сейчас, конечно, ты все это и так понимаешь. Но тогда не понимала, и я обязана была тебе сказать. Что, несмотря даже на отношения с Томми, я иногда не могла удержаться и делала это с другими. С тремя по меньшей мере, пока мы были в Коттеджах.

Говоря все это, она по-прежнему не смотрела в сторону Томми. Но как пренебрежение это не выглядело – просто она все силы бросила на то, чтобы ее слова до меня дошли, и прочее потеряло значение.

– Несколько раз это на языке у меня вертелось, – сказала она. – Но я промолчала все-таки. Даже тогда, в то время я сознавала, что когда-нибудь ты все это вспомнишь, поймешь и обвинишь меня. Сознавала – но ничего тебе не говорила. Нет никаких причин, чтобы ты когда-нибудь простила меня, но я все же прошу тебя об этом, потому что… Она внезапно умолкла.