Теннесси Уильямс - Рыцарь ночного образа Страница 47

Способ сработал чудеснейшим образом. Оба пастыря не только пожали друг другу руки на трибуне, но так обнимались друг с другом, демонстрируя свои братские чувства, что во всем доме не осталось ни одного сухого глаза, когда они сели за стол и приступили к цыпленку по-королевски.

А сейчас они вместе пришли в дом своего миротворца по особому случаю. Этот особый случай — седьмая годовщина свадьбы Брейдена и Вайолет. Только мать Брейдена знала, что это будет последнее празднование данного события. Этот вечер был отмечен тем, что Вайолет была удивительно хороша и пьяна, в первый раз за все время своего замужества, несмотря на то, что выпила она всего на один коктейль больше своей обычной нормы. Смешивала их сама мамаша Пирс. За обеденным столом возникла неприятная сцена. Отец Ачесон и доктор Петерс были страшно смущены. Они изо всех сил делали вид, что ничего не заметили, хотя Вайолет наклонилась вперед так сильно, что нитка ее жемчугов попала в тарелку с супом. Брейдену приходилось время от времени вставать и щипать ее за руку или хлопать по плечу. На одну-две минуты она выпрямлялась, а затем снова падала.

В конце концов мамаша Пирс позвонила в колокольчик. Двое служащих в мундирах явились с такой скоростью, как будто ждали за дверью, когда Вайолет окончательно рухнет. Они подхватили ее за руки и за ноги и вынесли из обеденного зала. Один только Гевиннер прокомментировал произошедшее.

— Вайолет, очевидно, устала. — Таков был его комментарий. Потом он встал из-за стола и сказал: — Извините, я пойду проведаю ее.

Брейден пробормотал что-то пренебрежительно-вульгарное, когда Гевиннер вышел вслед за Вайолет и ее носильщиками.

Удивительнее всего, что мамаша Пирс вела себя так, как будто не произошло ничего удивительного или необычного. Она повернулась к доктору Петерсу и повела разговор о печальном состоянии ее цветника.

— Прошлой осенью, — начала она, — мои хризантемы засохли сразу же после того как отцвели, а теперь и мои рододендроны и азалии приказали долго жить, погибли и мои маргаритки, и мои розы. Боюсь, что это все дым от Проекта, я понимаю, конечно, что в конце концов это только маленькая жертва, которую каждый готов принести тому великому и всемирно важному, что олицетворяет собой Проект. Вы не согласны со мной, доктор Петерс?

Доктор Петерс согласился с нею полностью. Он сказал, что у него на алтаре уже так давно не было приличного букета цветов, что он уже и не помнит, как давно. Затем в разговор вступил отец Ачесон.

— Пасха совсем не пасха без лилий.

Брейден сидел в молчаливом раздражении во время обмена замечаниями о положении дел с цветами. А потом строго заговорил:

— По моему личному мнению, — сказал Брейден, — наступило время — и уже давно — для всех людей нашей страны, включая гражданских лиц, не связанных с правительственной службой, перестать думать о своих лилиях и маргаритках и начать думать о бесчисленных и тяжелых проблемах, угрожающих нашей стране со всех сторон, с учетом того, что завтра их будет еще больше, по моему личному мнению.

— Слушайте, слушайте, — сказал доктор Петерс, а отец Ачесон подхватил:

— Да, конечно, — и кивнул головой в знак полного согласия.

Брейден продолжил свою импровизированную речь, выражаясь так несдержанно, что мамаша Пирс попыталась два или три раза увещевающе взглянуть на него, но результатом этих попыток стало только то, что ее красноречивый сын стал изъясняться в еще более сильных выражениях.

— Каждый знает, — сказал Брейден, — что до того, как нам удалось провести в Белый дом Стью Хаммерсмита, этот Дом занимала длинная вереница дураков, дурак за дураком, непрерывная цепь осторожничающих старых дураков без единой реалистической и прогрессивной идеи на них на всех. Они сидели там и смотрели, как красные, черные и всякие прочие желтые проделывают фантастические трюки прямо у нас под носом, но теперь, по моему личному мнению, мы имеем там способного человека, который может думать так же реалистически, как я или вы, о многих важных проблемах, с которыми наша страна сталкивается сейчас, и о еще более серьезных, которые ждут ее завтра. И я высказываю это не как мое личное мнение, хотя этот способный человек — мой личный друг, прилетающий сюда на своем частном самолете для консультаций со мной, стоит мне только подать ему знак. Нет, так случилось, что я знаю, что у нас в конце концов в Белом доме человек с головой, способный на все, способный сильно играть в большую политическую игру также хорошо, или даже лучше, чем мы можем играть в гольф или срать, и мои слова — не говно, братцы.

Речь Брейдена была усыпана многими старыми добрыми идиоматическими выражениями, которые были вымараны из данной записи, поскольку они употреблялись исключительно для подчеркивания основных его мыслей. Когда он на секундочку остановился, чтобы взглянуть на часы, мамаша Пирс постаралась вставить пару слов.

— Сынок, — сказала она, — я рада, что ты поднял вопрос о Стью, потому что сегодня утром я получила телеграмму от Мэг, в которой она сообщала, что они с Бейб присоединятся к Стью, когда он прилетит в этот уик-энд. Мне кажется, ты будешь рад услышать эту чудесную новость. Правда, она чудесна?

— Да, конечно, мама, хорошо, мама, но я хочу, чтобы ты дала и мне высказаться, мама. Ты позволишь мне высказаться?

— Говори, сынок, — сказала мамаша Пирс, — можешь продолжать говорить, просто я подумала, что тебе будет приятно узнать, что Бейб очень хочется еще раз станцевать с тобой «Babe’s Stomp», и что Бейб и Мэг будут гостить у нас в замке.

— Чудесно, хорошо, — сказал Брейден, — и я очень рад узнать также, что генерал Олдз и его команда собираются поднять бучу. Думаю, мы все знаем, и я не выдам секрета, если сообщу вам свое личное мнение о том, что этот старый вояка чуть не потерял яйца, сопротивляясь моральным обязательствам этой страны, и вовсе не те яйца, что приносят в корзинке из магазина. Этот старый дурак, ставший пацифистом, сделал нам одолжение, проявив немного понимания в Ва Син Мине и Крек Коу Валле, но после конференции на высшем уровне, которая состоится в этот уик-энд в Проекте, два и два будут сложены вместе, и если старик Олдз не знает, что при этом получится, то я, сидя за этим столом, клянусь своей печенкой, что лучше ему сказать — четыре, если только он не признается, что никогда не умел считать до четырех.

— Сынок, — сказала мамаша Пирс, — я хочу попросить тебя о двух одолжениях. Не употребляй таких просторечных слов и оставь немного времени на развлечения с леди, которые будут у нас гостить. Я хочу закатить еще одну шумную вечеринку в Даймонд-Брайт-клубе, один индейский вождь будет для нас сражаться с аллигатором, но я знаю, что Бейб не оторвет глаз от двери, пока ты не войдешь в нее.

— Да, она классная девушка, но сейчас позволь мне вернуться к тому, что я говорил.

Он говорил еще полчаса, за это время были поданы фрукты и кофе, и чаши для ополаскивания пальцев были расставлены по своим местам.

Мамаша Пирс встала первой. Она поднялась со своего места грациозным величавым движением, и сказала:

— Надеюсь, вы извините нас, джентльмены.

Она, очевидно, забыла, что Вайолет уже ушла, что не удивительно, потому что именно она все рассчитала, и ее, конечно же, не опечалило, что Гевиннер последовал за ней. Теперь ее королевская фигура величественно выплыла из зала по направлению к библиотеке, где ей вскоре подадут обычный послеобеденный напиток, скорее всего — коньяк.

— Интересно, где сейчас Вайолет? Интересно, где сейчас Гевиннер?

Вот что она думала, когда шествовала, как перед приветствующими ее толпами, в комнату тысячи никогда не открывавшихся книг. Обычно это была тихая спокойная комната, но в этот вечер стеклянная дверь в оранжерею была почему-то открыта. В одном из концов оранжереи располагался просторный вольер для попугаев, попугайчиков и канареек, находившихся в настоящий момент в состоянии крайнего возбуждения и устроивших страшный переполох. Миссис Пирс предположила, что они услышали ее приближение и выражали свою радость по этому поводу. Она навещала птиц дважды в день, один раз после завтрака, и второй раз — после обеда, и обычно сидела с ними немного, разговаривая, как с детьми, чмокая и сюсюкая. Они всегда отвечали на ее визиты громкими криками и хлопаньем крыльев, но в этот вечер, услышав ее приближение, они просто сошли с ума.

— Как они обожают меня, — заметила она самой себе. — Пойду-ка я навещу их, чтобы успокоить на ночь. — И она прошла через библиотеку в оранжерею. Первое, что она заметила — воздух был очень холодным — и не удивительно, потому что широкие двери в сад были открыты настежь.

— Кто это сделал? — спросила она себя сердито, направляясь к дверям, но прежде чем она смогла закрыть их, над ее головой раздалось хлопанье крыльев, и наружу вылетел голубь.