Дзиро Осараги - Возвращение Страница 48

Поезд вошёл в ещё один туннель, который оказался очень длинным, и вагон наполнился ещё большим количеством дыма, чем прежде. Даже Юкити не смог выдержать в этот раз и был вынужден достать свой платок. Казалось, что туннель никогда не кончится, и они продолжали ехать в темноте в наполненном удушающем дымом вагоне.

Наконец поезд, ко всеобщему облегчению, вырвался из туннеля и остановился на станции Оцука. Все бросились открывать окна и двери, и прохладный воздух стал наполнять вагон. Томоко пришла в себя и, подняв голову, увидела входящую в вагон Саэко. Удивительно, что больше всего её поразил не сам факт её появления, а то, как она была одета. На ней было летнее кимоно, спокойное и элегантное, выглядевшее возбуждающе нарядно в ночном освещении вагона.

— Извините меня. Я заставила вас беспокоиться. Из-за всех этих туннелей я не могла прийти раньше.

— Значит, вы успели на поезд?

— Да. Я заскочила в первый вагон третьего класса в тот момент, когда поезд уже тронулся. — Она засмеялась, и свет заиграл на её накрашенном лице. — Проскользнула.

Томоко не знала, что Саэко взяла с собой японскую одежду, и сейчас рассматривала тёмно-голубое кимоно с вертикальными полосами и плотно облегающим поясом.

— Кимоно великолепно идёт вам. Сегодня вы выглядите действительно красивой.

«Даже более красивой, чем обычно», — хотела она сказать. Она также заметила, что у неё другая причёска, которую она, видимо, сделала сегодня утром.

— Костюм был бы удобнее для поезда, но мне захотелось надеть кимоно. К тому же в нём мне не надо беспокоиться о москитах, если они окажутся в поезде. Между прочим…

Предчувствуя, что Саэко начнёт сейчас расспрашивать об её отце, Томоко поспешила представить ей Юкити.

— О, вы друг господина Онодзаки, — Саэко повернулась к нему с широкой улыбкой.

— Я не видела его уже некоторое время. Мы стали хорошими друзьями, когда мы вместе были на Юге. Он очень интересный человек и такой жизнерадостный.

Заметив, что Юкити встал, она сказала:

— Пожалуйста, садитесь.

— Нет, спасибо. Я еду в вагоне третьего класса. Сейчас, когда Томоко уже не одна, я возвращаюсь.

Саэко быстро отвернулась и посмотрела на Томоко.

— Он пришёл с тобой на платформу?

Томоко покачала головой.

— Мы расстались перед вокзалом.

Саэко выразила своё удивление и продолжала, не обращая внимания на присутствие Юкити:

— Не правда ли, он добрый и приятный человек, твой отец? Я тоже хотела встретиться с ним и мучилась, как мне поступить, и, хотя была на полпути, но всё же не смогла решиться… Но Вы в самом деле обо мне ничего не сказали?

Томоко отрицательно покачала головой, и в это время ей показалось, как мимолётное разочарование пробежало по лицу Саэко. Это заставило её подумать, не хотела ли Саэко от неё как раз противоположное тому, что она просила? Другое смутное беспокойство охватило её сердце. Саэко посмотрела вниз, достала маленький веер из своего пояса и, не раскрывая его, казалось, бессознательным жестом положила на колени. Затем неожиданно, как будто её подменили, она стала весёлой и жизнерадостной.

— Но если вы счастливы, Томоко, значит, стоило приехать сюда.

«Была ли она счастлива?» — Томоко спросила себя.

— Я должна благодарить вас, Саэко.

Саэко открыла веер с изображением покрытой росой осенней травы и, держа его ниже своей груди, стала обмахивать себя. Её движения были красивы, как произведение искусства, и это вызывало у Томоко тревожные чувства, ибо в них было что-то, чего она не могла понять: техническое мастерство или фальшь. Чем более красивыми становились движения Саэко, тем более нереальными они выглядели. Она была подобна хорошо сделанному искусственному цветку. Может, Саэко так оделась, чтобы произвести впечатление на её отца? Томоко поймала себя на этой мысли, и ей стало стыдно.

Между тем Саэко непринуждённо разговаривала с Юкити. Осмотрел ли он достопримечательности Киото? Приятный, тихий город, не правда ли? Как чудно, что он не пострадал во время войны. Обычные банальности на эту тему.

Томоко не участвовала в беседе. Она наблюдала привлекательные позы Саэко, и ощущение их фальши становилось всё сильнее. Может быть, фальшь не самое подходящее слово, искусственность будет лучше. И в разговорах Саэко об её отце скрывалась какая-то тайна, о которой она ещё не знала. Внезапно она вспомнила о бриллианте в своей сумочке. Сейчас наступило время вернуть его назад.

Непринуждённость, с которой она передала Томоко это небольшое сокровище, вызывало у неё беспокойство и выглядело подозрительно искусственным. Задача заключалась в том, под каким предлогом вернуть его, чтобы не ранить её гордость.

— Возможно, когда я состарюсь, у меня будет другое мнение, но сейчас человек моего возраста не должен хотеть жить в Киото.

Как обычно спокойный тон Юкити привлёк внимание Томоко.

— Он слишком спокойный и красивый, — сказал Юкити, откинувшись назад.

— В Киото забываешь о том, что была война, хотя это и составляет часть его очарования. Но я был солдатом и считаю, что не должен забывать войну, по крайней мере, так быстро. Поэтому жизнь в разрушенном бомбардировками Токио придаёт мне чувство реальности во времени и делает меня более целеустремлённым, хотя и приходится заниматься неинтересной работой. И для Японии лучше всего начинать с абсолютного нуля, когда всё уничтожено, и страна доведена до отчаянной нищеты.

— Да, это так! — но по реакции Саэко нельзя было понять, согласна она или нет с высказываниями Юкити. Она выглядела рассеянной и улыбнулась Томоко, как будто в поиске её помощи. — Это верно, что Япония доведена до обнищания.

— Мы, молодёжь, находимся в нерешительности, — сказал Юкити и продолжал: — Но прошлое всегда слишком сильно давило на нас в Японии. Сейчас мы освобождены от бремени истории, и, если мы решимся идти вперёд без груза прошлого, то что-то, действительно новое, будет рождено в Японии. В этом состоит радость жизни в Токио. Всё погибло. Разрушены милые сентиментальному сердцу японцев древние атрибуты их жизни, и в этом состоит сила сегодняшнего Токио. Мёртвое прошлое невозможно восстановить, и рано или поздно мы осознаём, что необходимо построить что-то совсем другое, что-то новое. И строительство этого нового сделает нашу жизнь счастливой. Киото может служить для нас утешением, но ничего нового не может там родиться. Токио был разрушен, и именно поэтому в нём кроется мечта и мужество. Разве это не так?

Его слова были проникнуты искренностью, и Томоко осознала, что он говорит то, что чувствует, не зная при этом, что Саэко не любит подобные сложные разговоры.

Спустя некоторое время он ушёл в свой вагон.

— Чем занимается этот молодой человек?

— Он ещё учится в университете, а также помогает работникам одного журнала.

— Очень серьёзный молодой человек, — сказала с улыбкой Саэко и пожала плечами. — Однако меня не интересуют подобные теоретические рассуждения, и я хочу как можно скорее услышать рассказ Томоко. Расскажите, о чём вы говорили с вашим отцом.

Томоко почувствовала замешательство.

— Мы ни о чём не говорили.

— Почему? — тихо спросила Саэко, наблюдая за лицом Томоко.

Замешательство Томоко начало перерастать в явное страдание.

— Он сказал, что я не должна была приезжать.

— Вы? Он сказал, что вы не должны были приезжать?

Томоко энергично кивнула головой. В этом движении проявилась её решимость не позволить себе заплакать. Она не могла и не должна была говорить об этом, и причина была не в ней самой, а скорее в Саэко. Она почувствовала прилив сил.

— Странно это слышать, вы ведь специально приехали встретиться с ним.

— Я… после того, как он это сказал, я поняла, что он прав. Я не должна была приезжать.

— Но почему?

Саэко спросила тихим голосом. Томоко выглядела как-то по-другому, сидя спокойно с широко открытыми глазами, которые смотрели в одну точку впереди её, как бы предупреждая Саэко, что ей не удастся повлиять на неё.

— Он был рад увидеть вас?

— Мне от него попало.

Томоко замолчала. Её возбуждение выдавало себя только в движениях её рук на коленях. В чёрной темноте за окном поезда появились и скоро исчезли огни домов какой-то деревни.

— Я поехала ради моей матери, но он упрекнул меня в том, что мой приезд ей не поможет, а только повредит.

— Какой он сильный! — со вздохом прошептала Саэко.

— Но, Томоко, это говорит о том, что ваш отец всё ещё любит вашу мать и вас.

Томоко промолчала.

— Он, конечно, не забыл о вас. Он о вас всё время думал.

Томоко повернулась, смело посмотрела прямо в лицо Саэко и, резко кивнув головой, коротко, ответила:

— Томоко это знает.

После этого она опустила свой взгляд и замолчала.