Джек Керуак - Биг Сюр Страница 5

Между тем кстати и однако, каждый день холодно и пасмурно, или сыро, холодно не так как на Востоке, и каждая ночь приносит туман: ни звездочки не видно – Но и это, как позже выясняется, тоже может быть чудесным обстоятельством, «сырой сезон» и остальные обитатели каньона (те что приезжают на выходные) в субботу-воскресенье не показываются, и я всю неделю предоставлен сам себе (поскольку позже в августе когда солнце одолело туман я был вдруг поражен услышав смех и шорохи по всей долине которая принадлежала мне и только мне, а когда попытался выйти на берег чтобы посидеть-поработать обнаружил там целые отдыхающие семейства, причем наиболее молодые из них просто парковались у моста и спускались вниз) (на самом деле большей частью это были банды орущих хулиганов) – Вот, тропический летний туман был силен и кроме того когда солнце победило наконец в августе началось нечто ужасное, штормовые порывы проникли в каньон заставляя деревья шуметь так оглушительно словно между ними началась битва и от этого вся хижина тряслась и я просыпался – И это тоже способствовало наступлению безумия.

Но самый замечательный день был когда я просто забыл кто я и где я это когда я с закатанными до колен штанами стоял посреди ручья и укладывал камни и топляки так чтобы ручей (рядом с песчаным берегом) где я набирал в кувшин воду перестал медленно сочиться через меловую отмель полную водяных клопов и превратился в стремительный чистый и глубокий поток – Я выкопал в белом песке углубление и так расположил камни под землей что мог теперь воткнув туда кувшин наклонять его горлышко против течения и он постепенно наполнялся чистой проточной питьевой водой безо всяких там насекомых – Соорудить канал, вот как это называется – И поскольку русло стало теперь глубоким и быстрым мне пришлось соорудить возле песчаного берега также нечто вроде дамбы чтобы его не размывало – Занимаюсь я этим, укрепляю внешнюю часть заграждения мелкими камешками и под конец когда солнце уже заходит я с сопением склонив голову над работой (так сопят дети, когда весь день играли) начинаю впихивать мелкую гальку в щели между камнями так чтоб вода не просачивалась и не размывала берег, вплоть до мельчайших щелочек, отличная дамба, которую я покрываю деревянным настилом чтобы все могли вставать на колени и набирать святую воду – Оглядывая в этот момент весь прошедший день, от полудня до заката, я был поражен, увидев, где я, кто я, что я делаю – Невинность одинокого индейца отделывающего каноэ в чаще леса – А пару недель назад как я уже сказал я головы не мог поднять там в Боуэри и все думали что я что-то над собой сотворил – И счастливо напевая я готовлю ужин и выхожу под туманное сияние Луны (она рассеивает белый фосфоресцирующий свет) и с восхищением смотрю на новые быстрые журчащие струи чистой воды с чудесными бликами – «А когда исчезнет туман и покажутся Луна и звезды как это будет красиво».

И все такое – Все эти маленькие радости удивившие меня когда я в ужасе позднейших событий вернулся и увидел как все они изменились и как стали зловещи, даже моя бедная маленькая деревянная платформа и канал когда затошнило мои глаза и желудок и душа выкрикивала тысячи бессвязных слов, о – Это трудно объяснить и главное не фальшивить.

7

Потому что на четвертый день я заскучал и с удивлением отметил этот факт в дневнике: «Уже скучно?» – Хотя в этом случае меня могли бы спасти прекрасные слова Эмерсона (в одной из тех маленьких переплетенных в красную кожу книг, в эссе о «Доверии к себе», где говорится:"…человек уверен в себе и весел, когда всю душу вложил в работу и постарался») (что применимо и к сооружению обычных нехитрых маленьких запруд, и к написанию таких больших дурацких романов, как этот) – Слова, как звук побудки на заре Америки, Эмерсон, тот который опубликовал Уитмена и еще сказал:» Детство ни от кого не зависит» – Детская бесхитростность простой и счастливой жизни в лесу, когда не подчиняешься ничьим идеям о том, что надо делать, что дoлжно делать – «Жизнь – не оправдания» – И когда пустой и злобный филантроп-аболиционист обвинил его в слепоте по отношению к порождениям рабства он ответил: «Любовь издали это злоба вблизи» (может быть у филантропа были слуги негры) – Так вот еще раз, я Ти Джин Ребенок, резвлюсь, пришиваю заплатки, готовлю ужины, мою посуду (у меня все время чайник на огне и когда надо вымыть посуду я просто наливаю горячую воду в тазик с мылом «Тайд» и замачиваю и вытираю насухо после того как минут пять-десять потру проволочной щеткой) – По вечерам простодушно размышляю о пользе этой маленькой щеточки, из разряда тех медных мелочей, что покупаются в супермаркете за десять центов и которые интересуют меня все же гораздо больше нежели тупой и бессмысленный роман «Степной волк» который я читаю тут в хижине пожимая плечами, этот старый пердун размышляет о сегодняшнем «конформизме» и все это время он думал что он великий Ницше, старый имитатор Достоевского опоздавший на пятьдесят лет (он ощущает себя изнуренным «персональным адом» как он это называет только потому что ему не нравится то что нравится всем остальным!) – Приятнее любоваться днем на оранжево-черные, как у Принсетона, крылья бабочки – А лучше всего ходить ночью на берег и слушать шум моря.

Может мне и не стоило выходить и так пугать и взвинчивать себя по ночам на берегу, все-таки, где перепугался бы любой из смертных – Каждый вечер около восьми после ужина я надевал просторный рыбацкий плащ и брал записную книжку, карандаш и фонарик и отправлялся по тропе (иногда проходя по дороге мимо призрачного Альфа) и проходил под пугающим высоким мостом и смотрел сквозь туман вдаль туда откуда океан угрожающе разевал на меня свою пасть – Но зная местность я шел дальше, перепрыгиваю береговой ручеек, и добираюсь до своего излюбленного угла возле скалы что недалеко от пещер и как идиот сижу там в темноте записывая звуки моря на страницы блокнота (секретарской записной книжки) белые листы которого я способен был разглядеть в темноте и стало быть мог быстро писать не пользуясь лампой – Я боялся зажигать лампу чтобы не напугать людей поглощающих свой уютный ужин там на вершине – (позже оказалось что там некому было уютно ужинать, это плотники включив яркий свет сверхурочно доделывали дом) – Еще я боялся пятнадцатифутовых волн прилива но все же сидел там тайно надеясь что Гавайи не предупреждали о высокой как Грумус приливной волне идущей издалека которую я мог бы пропустить в темноте – А однажды я так испугался что залез на десятифутовую глыбу у подножия скалы а волны набегали: «Круто, он круто врезался в ворота» – «Роу, ру-у, реф-ф» – «Крауш-ш-ш» – Так звучат волны, особенно по ночам – Море говорит не столько фразами сколько обрывками фраз: «Который?.. тот что сплошь?.. тот же, о, буум»… Записываю эту фантастическую бессмыслицу потому что Джеймс Джойс этого не сделал а теперь он уже мертв (и я планирую: «В будущем году запишу иные звуки атлантического прибоя на ночных берегах Корнуэлла, или может быть нежный шепот Индийского океана в устье Ганга») – И я сижу там и слушаю как на разные голоса выговаривают волны по песку: «Ка бум, кирплош-ш, рваться веревочной снасти казарок, все ли ангелы мор-р-рские заарканены?» и так далее – Иногда поглядываю на редкие машины пересекающие высокий мост и думаю что бы они увидели в этой тоскливой туманной ночи если бы знали что на тысячу футов ниже в неистовстве ветра сумасшедший сидит в темноте пишет в темноте – Так сказать некий морской битник, хотя если кому-то хочется назвать меня битником ЗА ЭТО пусть попробует если осмелится – Черные скалы будто бы движутся – Тоскливое и величественное ревущее уединение, говорю вам обычный человек так не сможет – Я Бретон! Я кричу, и тьма ответствует: «Les poissons de la mer parlent Breton» – И все-таки я хожу туда каждый вечер хотя мне так не кажется, это мой долг (это вероятно и свело меня с ума), и записываю звуки моря, и всю эту безумную поэму «Море».

На самом деле так замечательно всегда покидать берег и возвращаться к гораздо более человечному лесу и входить в хижину где все еще алеет очаг и где горит лампа Бодхисаттвы, на столе бутылка с папоротниками, рядом коробка жасминового чая, все такое милое и человечное после того скалистого потопа – И вот я жарю сковородку замечательных оладьев и говорю себе: «Благословен тот, кто может сам приготовить себе хлеб» – Вот так, все три недели, счастье – А еще я сам скручиваю для себя сигареты – И как я уже сказал иногда медитирую на то чудесное и фантастическое применение которое можно найти маленьким дешевым фенькам типа проволочной щеточки, на этот раз я имею в виду восхитительное содержимое моего рюкзака вроде двадцатипятицентового пластмассового шейкера с помощью которого я готовлю тесто для оладьев но помимо этого он порой использовался в качестве посуды под горячий чай, вино, кофе, виски и даже в качестве хранилища для чистых носовых платков во время путешествий – Крышка шейкера, моя священная чаша, и это длится уже лет пять – И все остальные штуковины которые так выигрывают в сравнении с ненужными дорогими вещами из тех что я когда-то купил да так и не использовал – Вроде моей черной мягкой спальной рубашки которой уже тоже пять лет и здесь в сырости летнего Сюра я ношу ее не снимая, если холодно надеваю сверху фланелевую рубашку, а когда забираюсь в спальный мешок то и свитер – Бесконечны ее применения и достоинства! – А дорогие вещи пользы не приносят, вроде тех сказочных штанов которые я купил недавно в Нью-Йорке для последних записей и вообще чтобы появляться на телевидении и так больше никогда и не надевал, или еще бесполезные штуки вроде плаща за 40$ shy; shy; shy; shy; shy; который я ни разу не надел потому что у боковых карманов не было прорезей (платишь за «лейбл» и так называемый «пошив») – Еще дорогой твидовый пиджак купленный для ТВ и ни разу больше не надетый – Две дурацких спортивных рубашки купленных ради Голливуда и больше не надетых и каждая по 9 баксов! – Зато до слез жалко вспоминать старую зеленую футболку, которую я нашел, скажу я вам, восемь лет назад, скажу я вам, на СВАЛКЕ в Уотсонвилле, штат Калифорния, скажу я вам, и какой фантастически полезной и удобной она оказалась – Или обустройство ручья чтоб вода протекала в удобном новом глубоком русле рядом с береговой деревянной платформой, и забвение себя в этой детской игре, и эти мелочи имеют значение (клише это трюизмы, но все трюизмы заключают в себе истину) – На смертном одре я буду помнить день ручья и забуду дату когда МGM купила мою книгу, я буду помнить старую канувшую в Лету зеленую помоечную футболку и забуду о сапфировых рубашках – Может это лучший способ попасть в Рай.