Чак Паланик - Рэнт: Биография Бастера Кейси Страница 6

Ты растешь и становишься ходячим доказательством, что родители не идеальны. Их несостоявшимся шедевром.

Эхо Лоуренс: Мать выпрямилась и посмотрела на маленького Рэнта с высоты собственного роста. Она сказала низким и чужим голосом, который потом всю жизнь отдавался у Рэнта в ушах:

— Ты мерзкое маленькое чудовище!

В тот день Рэнт перестал быть для матери «Мишкой». И по-настоящему появился на свет. Родился.

Первым делом в новой жизни Рэнт заснул.

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса (Историка): На следующий День Благодарения после того, как «черные вдовы» закусали бабушку Эстер, Айрин Кейси перестала сидеть на кухне, хотя следующей на очереди за взрослый стол была Хетти, прабабушка Рэнта. Очередность была не менее четкая, чем записи имен и дат жизни в семейной Библии.

Шот Даньян: Что, жутко? К вечеру бабка Хетти начинает ерзать и чесаться. Лисья горжетка, которую она надевает по всякому торжественному случаю, две или три лисьи шкуры с набитыми головами и лапами приколоты вокруг шеи — так вот, эта гребаная горжетка полна блох.

Жутко — не то слово. На старого человека ветер дунет, и он готов. Перелом бедра. Пчелиный укус. Ложка тунца с душком. Блохи, как «черные вдовы», еще одна неотъемлемая часть счастливой жизни на лоне природы. Не знаю кто — бурундуки, сурки, суслики, кролики, овцы или белоногие мыши, — но какие-то зверюги нанесли им блох. Сначала у бабушки Хетти болит горло и голова. Потом — живот. Потом начинается сильная одышка. Час в больнице, и она умирает от пневмонии.

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: Последняя эпидемия чумной палочки Yersinia pestis, переносимой крысами, имела место в Лос-Анджелесе в 1924-м и 1925 гг. Оказалось, распространение инфекции было вызвано повсеместным уничтожением колоний луговых собачек, для чего в колонии вводили животных, зараженных чумой. К тридцатым годам 98 процентов местной популяции луговых собачек вымерли, а оставшиеся 2 процента до сих пор являются бессимптомными носителями бубонной чумы.

Эхо Лоуренс: Он часто просыпался от собственного крика. В кошмарах, как рассказывал Рэнт, он видел вуальку бабушки. Черное кружево вдруг начинало шевелиться, шляпа оживала, разрывала себя на клочки, черные нити ползли по щекам и кусали бабушку Эстер. Она кричала. Еще в этих кошмарах Рэнт слышал, как лают собаки, но никогда их не видел.

Шериф Бэкон Карлайл (детский враг Рэнта): В этих снах его просто-напросто совесть мучила! За то, что убивал старушек. И разносил заразу.

Шот Даньян: Такие милые пушистики из фильмов о природе. Каждый год около двадцати человек сталкивается с чумной мешетчатой крысой или бурундуком. Их лимфоузлы раздуваются, как шары, пальцы на руках и на ногах чернеют, и они умирают. Люди, конечно. Не пушистики.

Эхо Лоуренс: А вы спросите у Айрин Кейси о стене в комнате Рэнта. Она ведь в конце концов все заклеила обоями. Для нее сухие сопли вреднее асбеста.

Даже когда Рэнт вырос и стал жить в отдельной квартире, стену над его кроватью лучше было не трогать.

Айрин Кейси (мать Рэнта): Насколько я помню, мы действительно оклеили спальню Бадди обоями, когда ему исполнилось два или три года. Там были ковбои, которые стреножили лошадей, и кактусы, все это на коричневом фоне, чтобы не было видно грязи. Ужасно темный рисунок, но для комнаты мальчика практичный.

А если вы про козявки на стене — этого больше не повторилось. Бадди был прелестным ребенком. Настоящим ангелочком! Мы наклеили ему на потолок звезды, которые светятся в темноте, и его маленькие ковбои скакали под звездами. Да, про козявки все правда, но остальное... Я бы никогда не назвала своего ребенка чудовищем или дьявольским проклятием.

И Бадди не стал бы об этом рассказывать.

5 — Невидимое искусство

Боуди Карлайл (детский друг Рэнта): За несколько недель до Пасхи руки миссис Кейси начинали вонять уксусом. Хуже, чем осенью, когда ставили маринады. На плите у миссис Кейси постоянно кипела вода. Сначала — чтобы сварить яйца. Потом — чтобы их выкрасить. В эту воду она добавляла уксус и резала всякое барахло, чтобы был цвет.

Кейси, хотя и жили в деревне, кур не держали. Худшее, что в наших краях можно сказать о людях, — что они покупают яйца. А миссис Кейси покупала. Причем только белые, леггорновские, и в основном на Пасху.

Если открыть сетчатую дверь на кухню Кейси — тр-р-р... бэмс! — увидишь, что миссис Кейси сидит, облокотившись на стол. Очки для чтения сползли на кончик носа. Голова откинута. Посреди стола белая свеча, толстая, как церковная, с ароматом ванили. Вокруг пламени образовалось прозрачное озерцо растопленного воска. Миссис Кейси макает в этот воск вышивальную иглу, а в другую руку берет белое яйцо. Зажимает яйцо между указательным пальцем и большим, чтобы можно было его крутить, и пишет растопленным воском на скорлупе.

Хочешь, не хочешь — засмотришься.

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса (Историка): Молодежь украшает свой дом зеркалами. Старики — картинами. А жители деревенских общин, по моему скромному наблюдению, демонстрируют свои поделки — сомнительные результаты наличия некоторого свободного времени, узкоспециальных моторных навыков и недорогих материалов.

Боуди Карлайл: Эти узоры были невидимы, как секретные письма, и только миссис Кейси знала, где на белом яйце нет белого воска.

На плите бурлят кастрюли, из каждой свой запах вперемешку с уксусом. Лук. Свекла. Шпинат. Вонючая краснокочанная капуста. Черный кофе. В каждой кастрюле свой цвет: желтый, красный, зеленый, синий, коричневый. Все выкипает и разваривается. Обеда нет.

Она скосила глаза на кончик носа и так внимательно смотрит на воск, что рот открывается. А рот у нее каждый день в году накрашен алой помадой. И вот она, не глядя на нас, говорит:

— Если жуете смолу, выплевывайте. Над плитой лежат крекеры!

Мы — это я с Рэнтом.

Если проторчать на кухне подольше, миссис Кейси могла рассказать, как воск не дает яйцу закраситься. У ее локтя лежали яйца, сваренные вкрутую. Они казались белыми, а на самом деле были раскрашены, то есть размечены. Когда смотришь, как миссис Кейси рисует на яйцах, забываешь, что снаружи тебя ждет муравейник. Или дохлый енот. Или коробка спичек.

Даже если хочешь обедать, обо всем забудешь!

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: Любопытно, что столь многие культуры занимаются требующим высокой концентрации, но эфемерным искусством как духовным ритуалом, молитвой или медитацией.

Боуди Карлайл: И вот однажды миссис Кейси облокотилась о стол, окунает иглу в воск, в другой руке держит яйцо и, не глядя на нас с Рэнтом, говорит:

— Берите по яйцу или кыш отсюда! А то я нервничаю. Миссис Кейси дала нам по игле и холодному крутому яйцу и наказала не трясти стол.

— Сначала придумайте что-нибудь, — говорит.

И показала, как окунать кончик иглы в свечу и подносить прозрачную капельку воска к скорлупе магазинного леггорновского яйца.

— Рисуйте иглой то, что вы придумали, — говорит. Капля за каплей. Белое на белом. Невидимый узор. Секрет.

Рэнт ей:

— А ты мне скажи! Я не могу придумать, что нарисовать.

А мать ему:

— Что-нибудь придумается.

Из полевых заметок Грина Тейлора Симмса: И словенские писанки, и песчаные мандалы тибетских буддистов объединяет то, что внимание художника полностью сосредоточивается на объекте. Несмотря на эфемерность результата, сам процесс помогает выйти за пределы времени.

Боуди Карлайл: Рэнт, я и миссис Кейси сидим за кухонным столом, склонившись над свечой, крошечное пламя которой тонет в солнечном свете, и рисуем то, что знаем только мы. Никому не хочется есть. Был бы только воск и яйцо в руках. Несмотря на запахи всякой вкусной зелени из кастрюль. Мы даже не вздрогнули, когда сетчатая дверь открылась — тр-р-р... бэмс! — и в кухню зашел мистер Кейси.

Что на обед? — спрашивает он.

А ты разве сегодня не поел в столовой? — говорит миссис Кейси, скосившись на яйцо.

Рэнт замер и перестал брать из свечи воск. Не шевелится, не дышит.

А я — я рисую на своем яйце восковой день: солнце с лучами, дерево, мой дом, облачко в небе, и все это знаю только я.

Мистер Кейси говорит:

Айрин, не делай этого с парнем.

Миссис Кейси ему:

Ты же сказал, что поешь в столовой.

Мистер Кейси подходит к плите, сует нос в каждую кастрюлю и говорит:

— Не порть его.

Не отрываясь от своего яйца, от невидимой тайны, миссис Кейси переспрашивает:

Что-что не делать? Рэнт ничего не рисует.

Мистер Кейси говорит:

Не порть парня, ему жениться!

И тянется к миске с яйцами, что стоит у ее локтя. Яйца чисто-белые, но на самом деле расписанные ее тайными письменами за все утро. Невидимое искусство.