Разбуди меня в 4.20 - Филипп Лис Страница 8

было темно и сыро. Створки рамы, стукаясь в порывах ветра, врывающегося в окно, издавали странный звук. Это словно наждаком проходишься по дереву: «сирф-сирф-сирф». А еще темнота не давала мне покоя, даже не было возможности видеть вещи вокруг. Это, если признаться самому себе, просто нарушение прав человека. Почему? Потому что покушение на право человека видеть всю обозримую реальность.

Я был уверен, что это палата. В больницах и поликлиниках есть такой отвратительный запах медицинских препаратов, который ни с чем не спутаешь. Вывести его тяжело, он въелся в стены, полы и потолки на всех этажах и во всех комнатах, он в душах больных и врачей, он плавает в воздухе. Нет, значительно больше: он сам воздух, мы дышим лекарством. И везде, где бы из лечебных заведений я ни был, этот запах устойчиво разлагал мои легкие, настойчиво поражал каждую клетку организма, давая понять, что вылечиться, дыша этой дрянью, нельзя. Я всегда хотел знать, что это за зловонный препарат плывет по коридором корпусов, но всегда забывал это сделать.

Когда эти мысли посетили мой чистый от потрясения рассудок, первое, что я сделал, это встал с кровати и наощупь попытался найти включатель. Кто-то заскулил совсем рядом. Я не успел испугаться.

— Сынок, еще очень рано… — просипел незнакомец. — У тебя нет трубки, которую в ухо вставляют?

— Нет… А вы не видели тут девушку. Примерно, метр семьдесят с длинными светлыми волосами?

В дальнем углу кто-то заерзал, потом зашевелился тот, кто спрашивал про трубку. Автомобиль, промчавшийся за окном, осветил на мгновение палату. Я увидел человека, чья голова была забинтована, а глаза завязаны платком.

— Последнее, что я видел, это как на меня киркой замахнулись…

Все ясно, травматологическое отделение. Тем более пора убираться, раз такое дело. Правда, одежды на мне не было, вероятно её забрали медицинские работники. Надо найти их и попросить одежду, до дома не так и далеко, хотя следует найти Дару. Пытаясь сориентироваться в трехмерном пространстве, я вычислил, где все-таки находится дверь, прошел немного вдоль стенки, слушая, как кто-то невидимый в палате стонал и кричал во сне, что у него из головы торчит шланг, по которому идет гной.

Тихо водя руками вдоль стены и двери, я нашел заветную ручку. Повернул. Свет, что был за дверью, не шел ни в какое сравнение с тем чудным аморфным сиянием, которое я ощущал в нексусе. Это было жесткое излучение, получаемое путем трения электронов об атомную решетку вольфрамовой спирали, а не тот божественный ливень из нексуса, которому нет объяснения.

Подставляя свою кожу и свои глаза под яркое, но не щадящее свечение, я вышел из палаты, закрыл за собой дверь и начал думать, что же делать дальше. Думать! Это здорово, ведь какое-то время думать мне нельзя было. Любое мышление могло изменить разные законы существования или еще чего-нибудь, не менее важного. Бездумные люди ущербны, ведь ими движут банальные эмоции или реакции, которые не всегда адекватны и не способны приносить пользу в перспективе: иногда бывают случаи, когда надо подавлять реакции, но потом получать результат. Этого в нексусе делать нельзя.

В коридоре было пусто. Я думал найти кого-нибудь на вахте, но и это было бесполезно, хотя ключи от комнатки дежурного находились в замке. Вряд ли это сойдет за кражу, если я поищу свои вещи там.

Необычайная удача вкупе с умением правильно и логично предполагать, где могут храниться вещи больных сделали свое дело. Мои джинсы и свитер я нашел на третьей полке старенького шкафчика производства шестидесятых годов. Только такие старенькие инвентарные шкафы, куда свое положить жалко, служат для хранения всякого барахла. А еще я нашел пуловер, юбку и куртку Дары. Стало быть, это не мой индивидуальный глюк, она была в корпусе, в этом отделении. Одеваться надо было быстро: в любой момент могла вернуться вахтерша и поднять крик. Когда облачение в привычные шмотки закончилось, я схватил подмышку вещи девушки, вышел из комнатушки вахтера и, смотря, нет ли движения у лифта, направился к ближайшей от моей палаты двери.

Стоило мне подойти на девять шагов к двери, как из-за нее показалась знакомая голова. Виновато улыбаясь, она спросила, как я себя чувствую. На самом деле, с тех пор, как очнулся на железной койке в темной комнате, не задумывался о том, каково мне. Впрочем, это теперь и значения-то не имело. Следовало торопиться.

— Держи, — бросил я коротко. А потом бросил ей её вещи. — Время против нас… Торопись.

Дара скрылась за дверью, появилась снова только через пять минут. Молча мы прошли к лестнице и спустились по ней на второй этаж. Оттуда надо было прыгать, потому что окно на первом этаже было зарешечено, а воспользоваться центральным выходом было опасно. Во-первых, наверняка закрыто, во-вторых, у охраны возникнет море вопросов. Не теряя времени, я начал открывать окно, пытаясь повернуть заржавевшие ручки фрамуги.

— Заметь, я так поражен, что не спрашиваю у тебя, почему мы были на кладбище, а теперь находимся в больнице…

Она сдержанно засмеялась. Голос её резко стих, когда с нашего этажа донеслись звуки открывающегося лифта и подпитые голоса медсестер, распевающих что-то типа «Happy birthday to you!» с жутким вологодским акцентом. Я попытался вспомнить, все ли я сделал правильно, так ли закрыл дверь в комнату, так ли оставил ключ висеть в замке. Вроде да, ничего не забыл, а если и забыл, то возвращаться уже слишком поздно. Поэтому, когда звуки песни стихли, я возобновил попытку открыть окно — единственный путь к отступлению. Вскоре ручки поддались, тихо пискнув, повернулись. Это тоже один из сегментов той комплексной удачи, что преследует меня уже второй день.

Я выпрыгнул первым. Прыгать приходилось в слепую, поэтому я действительно опасался, что внизу может быть достаточно жестко и/или там могут быть остатки арматуры, ломаный кирпич, чья-то машина. Я вздохнул с облегчением, когда почувствовал под ногами ровную, но плотную площадку, о которую хоть и отбил ноги, зато не покалечился. Только после того как я крикнул, что все в порядке, прыгнула Дара.

Поймав её в объятья, я как-то неловко уловил нелепость ситуации и отпустил её, хотя она совсем не противилась. Вместе, держась за руку, мы добежали до решетчатого металлического забора, который пришлось перелезать. Вскоре и это препятствие было далеко позади, открывался большой и широкий путь, по нему тяжелогрузные машины подвозили к больнице еду и постельное белье для больных, а персоналу униформу.

— Нексус обладает точкой входа/выхода, которая перемещается, — ответила она на незаданный мной вопрос. —