Сёко Тендо - Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера Страница 9

Не пропуская ни дня, кредиторы врывались к нам в дом, распахивая двери или окна, и яростно на нас орали. Я знала, что спорить с ними бессмысленно, но однажды не выдержала. После того как один из этих мерзавцев обрушился с потоком ругательств на мать, я грохнула кулаком по кухонному столу:

— Да ты хоть знаешь, кому угрожаешь? Если вы, бараны, будете и дальше так разговаривать с моими родителями, то сильно пожалеете!

— Ах ты, малолетка ебаная! — гавкнул он мне в ответ.

Вот каково это было — остаться без денег. Мне хотелось плакать от отчаяния.

Зимой семью поджидал другой кошмар. Теперь нас мучил дикий холод. Единственным источником тепла в доме остался столик с обогревателем котацу [7], стоявший в моей комнате. Из окон, которые то и дело открывали громилы, дул ледяной ветер, и мы промерзали до костей. На-тян очень боялась одного из наших преследователей, который, приходя, рычал как бешеная собака.

— Сёко, мне страшно, — шептала она, прижимаясь ко мне.

— Он скоро уйдет. Давай пока спрячемся здесь.

Мы, как кошки, прижимались друг к другу и сворачивались калачиком под теплым котацу. Зажав ладошками уши, чтобы не слышать воплей и ругани агента, мы от всей души молились, чтобы он побыстрее ушел. На-тян тряслась от страха, а я вспоминала о тех временах, когда еще училась в начальной школе, а папа устраивал дома пьяные дебоши, которые столь же сильно пугали мою сестричку. Она точно так же, дрожа и плача, прокрадывалась в мою комнату и залезала на мой футон. Тогда, в детстве, я с уверенностью могла ей сказать, что утром все будет в порядке. Теперь же я была не уверена, что к нам вообще когда-нибудь вернутся спокойные дни. Я никак не могла помочь семье расплатиться с долгами, и злилась, осознавая собственное бессилие.

Как-то раз, в один из тех редких дней, когда папа был дома, он подошел ко мне, опустив голову:

— Сёко, это я во всем виноват. Я влез в долги, и теперь вам всем приходится расплачиваться. Я знаю, что сейчас нам очень трудно, но только, пожалуйста, не сдавайся.

— Я знаю, пап. Не волнуйся, все нормально.

Я понимала, как ему тяжело. Когда дела шли хорошо, в нашем доме было полно народу, однако сейчас нас приходили проведать только несколько близких друзей. По мере того как из нашего жилища постепенно вывозили мебель и другие предметы обихода, некогда уютный дом все больше и больше начинал производить впечатление необитаемого и покинутого. Казалось, мы жили среди декораций мыльной оперы — снаружи здание все еще казалось богатым и красивым, но на деле было лишь иллюзией, созданной специально для телевизионных камер.

Женщинам не полагалось знать о делах якудза, но я понимала, папе пришлось отойти отдел, чтобы спасти свою репутацию. Увязнув в долгах, он добровольно отказался от роли лидера банды. Он больше не мог сорить деньгами так, как полагалось настоящему якудза, и считалось, что он позорил славное имя своей преступной группировки. Да, конечно, ведь члены якудза должны быть сильными и могущественными. Но я никак не могла взять в толк, почему он, будучи главой банды, не мог воспользоваться своим авторитетом, чтобы избавиться от кредиторов. Должно быть, такому человеку, как мой отец, подобный поступок представлялся постыдным. Я могла проследить ход папиных мыслей, но все равно мне было грустно наблюдать, как некогда впечатляющая и грозная татуировка на его спине постепенно усыхает и становится крохотной и совсем ничтожной.

Все это произошло незадолго до того, как мне исполнилось семнадцать.

Пока у нас дома происходили все эти ужасы, мы, компания янки, однажды отправились потусить с парнем, которого незадолго до этого приняли в якудза. Поскольку он был новичком, его назначили присматривать за конторой, куда мы и явились, затарившись флаконами с растворителем. Все уже были изрядно под кайфом, когда вдруг неожиданно явился один из старших — парень по имени Накаути. Нам удалось быстренько припрятать все бутылки и пакеты, но мы ничего не могли поделать с запахом — в конторе сильно воняло. Накаути плюхнулся на кушетку и обвел нас насмешливым взглядом. Воцарилось неловкое молчание.

— Когда же вы, дурачье, наконец, повзрослеете? Если хотите побалдеть, так хотя бы пользуйтесь товаром поприличней.

С этими словами он извлек из сумочки на запястье шприц и квадратный пакет в четыре дюйма со «спидом», совсем непохожий на обычные пакетики в полдюйма, которые я видела прежде. Здесь действительно было много наркотика. Накаути небрежно швырнул свой «подарок» на стол.

— Слышь, ты, воды принеси! — скомандовал он приятелю, недавно вступившему в якудза, и тот кинулся со стаканом на кухню.

Накаути взял ножницы и отрезал от журнальной страницы уголок, чтобы воспользоваться им вместо ложечки. Все тут же выстроились в очередь за дозой, причем с таким видом, будто кололись всю жизнь. Я не знала что делать, но все выглядело так, словно ширнуться должен был каждый. С одной стороны, я не могла сказать «извините, я девочка хорошая, на „спидах“ не сижу», а с другой стороны, просто встать и уйти тоже не могла.

— Ты ведь тоже колешься, да? — спросила меня подружка Мицуэ, словно речь шла о чем-то совершенно заурядном. Она только что приняла дозу и, увидев, что я медлю с ответом, ухмыльнувшись, произнесла: — Только не говори мне, что никогда раньше не пробовала.

— Ну да, кололась, а что? — со злобой в голосе отозвалась я, напустив на себя вид опытной наркоманки. Я решила уколоться, не то мои друзья-янки подумали бы, будто я перетрусила. Мне хотелось, чтобы все считали меня крутой.

Последовав примеру других, я крепко сжала предплечье левой руки и хлопала по ней, пока не проступили вены, после чего подставила ее Накаути.

— Хорошая вена, — сказал он с улыбкой и вогнал мне в руку шприц. Когда игла примерно на треть углубилась в мою плоть, шприц стал наполняться кровью.

— Ладно, достаточно.

Как только я ослабила давление на руку, Накаути медленно до упора выжал шток, быстро выдернул иглу, после чего протянул мне салфетку.

— Спасибо, — сказала я, приложив ее к месту укола, и неожиданно почувствовала, как по всему телу словно прошла ледяная волна. Мне показалось, будто волосы у меня встали дыбом.

— Ну что, торкнуло? — спросил Накаути, наполнив шприц водой из стакана и опорожнив его в пепельницу.

— Не очень, — отозвалась я. Я толком не знала, как именно должна была себя чувствовать.

— Че, прикалываешься? Странно. Доза нормальная, должно было хватить. Наверное, ты просто крепкая. Я тебе еще вколю, ладно?

Накаути кивнул новичку из банды, чтобы он сменил воду в стакане и опорожнил пепельницу.

— Думаешь, этого хватит? — спросил он, насыпав порошка на записную книжку.

Я кивнула, надеясь, что выгляжу не настолько растерянной, какой я себя на самом деле ощущала. Накаути напустил на себя серьезный вид:

— Вот это доза реальная!

После второго укола меня словно молнией ударило — волна прокатилась от пяток до макушки.

— Ну че? Сейчас торкнуло?

— Ага! Совсем другое дело.

Подошла Мицуэ и посмотрела мне в лицо:

— Сёко, ты уверена, что тебе столько нормально?

— В самый раз. Не волнуйся.

Изрядно наколовшись стимуляторами, остаток ночи мы курили марихуану, смеялись и шутили. Однако где-то на рассвете я почувствовала, что задыхаюсь, а на тело, которое, казалось, до этого плыло по воздуху, навалилась невероятная тяжесть. Чувство исступленного восторга сменилось страшной мукой. Теперь я, наконец, начала понимать, почему ребята тогда, в девятом классе, были готовы на все что угодно ради дозы «спидов». Пока я об этом думала, у меня начался отходняк. Насколько я могла судить, друзья боролись с этим просто — делали себе новый укол.

Подошел Накаути, заметив мое состояние:

— Давай, кольнись еще разок. Там этого добра навалом.

— Да не, со мной все нормально. Я лучше сейчас домой поеду.

— Может, тебе лучше полежать немного?

— Не, спасибо за все, но я лучше пойду.

— Ладно, заходи, когда захочешь. Эй, слышь! Сёко уходит. Вызови ей такси.

— Будет сделано! — ответил его молодой помощник радостным голосом, который почему-то меня раздражал.

— Это тебе на дорогу, — сказал Накаути, сунув в карман моей жакетки купюру в десять тысяч иен. — Как доедешь, позвони мне.

— Обязательно, — ответила я слабым голосом.

Вскоре я услышала, как подъехало такси. Друзья сказали, что потусят здесь еще немного. Мне было все равно, единственное, чего хотелось, — как можно быстрее убраться из этого места. Я поспешно придумала отговорку, распахнула тяжелую железную дверь конторы и заползла в поджидавшую меня машину. Боялась, водитель что-нибудь заметит, поэтому изо всех сил старалась выглядеть спокойной и любезной. Казалось, мы ехали целую вечность.

Парадную дверь снова оставили открытой. Из дома до меня доносились крики агентов по взысканию долгов. Вот и снова я очутилась в аду — причем это даже не было галлюцинацией. Блин, ужас какой — и в собственном доме невозможно спрятаться! Я со всех ног, будто за мной кто-то гнался, бросилась к ближайшему телефону-автомату.