Всеволод Новгородцев - Рок-посевы: PINK FLOYD Страница 9

Альбом «Стена» стал как бы музыкально-поэтическим отображением барьера, который, как казалось Уотерсу, рассекал все общество, создавая невидимые секторы и участки. Герой фильма «Стена», Пинк Флойд — это мальчик, отец которого погиб во время войны и детство которого омрачено бездушной системой и педантичными, вредными учителями. Картина начинается с предрассветного кадра в блиндаже. Отец Пинка чистит свой пистолет перед боем, горит коптилка, чирикают птички и над головой зрителей пролетают невидимые пули, полет которых записан в стереозвуке в системе «Долби». Но вот, начинается бой, англичане идут в атаку и взрывом во весь экран с громкостью в сто децибелл блиндаж на наших глазах разносит в щепки…

Вот маленький Пинк на детской площадке. Детей на карусели подсаживают, на качелях их качают папы и мамы, его же качать некому… Сцена на вокзале.

Маленький Пинк среди толпы встречающих, домой возвращаются солдаты. Он знает, что ему встречать некого, он подходит к какому-то офицеру, дергает его за полу кителя, но к тому по перрону уже бежит его жена с детьми… Пинк болен, у него жар, приходит строгий доктор, велит мальчику спать, гасит свет. За окном ветер, по потолку скачут тени, страшно… Учитель на уроке находит у Пинка стихи и выставляет его на посмешище, потом линейкой больно бьет его по рукам… Этот же учитель дома, за чинным обедом с женой, которую он явно боится. Он хочет сплюнуть хрящик, но под холодным стальным взглядом супруги глотает его, вымучивая на лице улыбку. Все эти сцены, зачастую без слов — это и есть те кирпичики, из которых постепенно вырастает пресловутая стена. Символическим ее выражением становятся кадры школьной обезлички, когда на скучном уроке математики лица учеников постепенно превращаются в одинаковые бесформенные розовые маски и они, строевым шагом, под звуки песни, идут по бесконечной ленте конвейера, чтобы в конце его упасть в бункер гигантской мясорубки, перемалывающей всех в неразличимый фарш.

Пинк Флойд вырастает, становится рок-звездой. У него куча денег, от девушек просто нет отбою. Он женится, но постепенно отношения с женой отчуждаются, а когда он становится наркоманом, жена от него уходит и начинает встречаться с деятелем из кампании по разоружению, или, попросту говоря, спит с борцом за мир.

…Вот Пинк в Америке на гастролях, у него глубокая депрессия, он все время звонит жене, но там либо не отвечают, либо в телефоне раздается сочный мужской голос, а время — после отбоя. В состоянии, близком к помешательству, Пинк громит номер роскошной гостиницы, ломает свои гитары и, наконец, вышвыривает из панорамного окна двадцать какого-то этажа импортный цветной телевизор с дистанционным управлением. В воспаленном мозгу Пинка вспыхивают образы детства, лицо отца, картины его жены с другим, школа, все болезненные моменты его жизни.

…Пинк сидит взаперти несколько дней, щеки его обросли жесткой щетиной. Он начинает бриться, но, начавши, не может остановиться — сначала сбривает волосы на груди, а потом и брови. В полубреду он воображает себя этаким вождем, фюрером хулиганствующей рабочей молодежи, скинхедов. У них — своя милиция в черной форме, на рукавах — скрещенные молотки, их знак приветствия — руки, сжатые в кулаки и поднятые крест-накрест над головой. Эти же молотки, в мультипликациях Джеральда Скарфа, из которых фильм состоит примерно на четверть, живут отдельной, самостоятельной жизнью, проходя стройными рядами по бескрайним просторам площадей на фоне зданий будущего. Молотки, эти нехитрые ударные инструменты, превращаются здесь в какой то нечеловеческий символ, причем — непонятно чего: то ли трудовой доблести, доведенной до абсурда, то ли победной поступи крепких ребят-молотков, готовых выполнить любое задание руководящей кувалды.

Другая важная линия фильма — любовно-сексуальная. Создатели фильма отдают себе отчет в том, что хотим мы этого или нет — проблема эта существует и по-прежнему актуальна среди подрастающего, а нередко даже и подросшего поколения. Поскольку вся лента — это, в основном, проекция внутренних метаний нашего героя, то и эта линия приобретает несколько болезненную и надрывную трактовку. Уход жены Пинка к борцу за мир мы уже упоминали. Путем совмещения кадров одинокого, душевно истощенного Пинка в неуютном бетонном закутке и картины роскошной рыжеволосой его жены, в экстазе разметавшейся по подушкам, режиссер добивается (во всяком случае, это произошло со мной) возбуждения чувства ревности у каждого отдельно взятого зрителя.

Эта же любовно-сексуальная линия в мультипликациях разработана иначе. Два цветка, приглядываясь и принюхиваясь друг к другу, пробуя пыльцу и т. д., постепенно приходят в возбуждение. Их тычинки и пестики наливаются красным, приобретают знакомые анатомические очертания и, наконец, под громкое музыкальное «БАЦ!» — сливаются в экстазе. Слившиеся цветы, как на картинах Дали, превращаются в женские формы, полные эротики, свиваются, развиваются. Наконец, насытившийся цветок, по моему, женского пола, — пожирает своего партнера. Вообще тема хищных цветов, хищных цветообразных губ у Скарфа разработана довольно подробно. Вернее, не только у Скарфа, а у художников-мультипликаторов, поскольку работа такого объема делалась немалым коллективом. Всего нарисовано было более десяти тысяч отдельных картинок, работа шла в течение трех лет.

Впервые идея этих мультипликаций зародилась после того, как Уотерс проиграл наброски своего альбома художнику. План сделать фильм существовал уже тогда, но поначалу решено было обкатать идею на концертах. Созданные Скарфом для этих концертов надувные персонажи — все эти учителя с прожекторами вместо глаз, судьи с женоподобными фигурами и острыми, как у акулы, зубами, хищные цветы и так далее — перекочевали в фильм. Но делать его, как вспоминает Скарф, было нелегко.

Ни он сам, ни Уотерс раньше сценариев не писали. Поэтому они просто обсуждали различные идеи и Скарфу легче всего было зарисовывать их на больших листах белого картона. Представить себе визуально — что происходит — было полдела, фильм надо было планировать и реализовывать. Поначалу Скарф собирался стать режиссером картины, но потом решил, что все-таки следует пригласить человека с кинематографическим багажом. Так на сцене появился Алан Паркер. Реализация затеи была трудной еще и потому, что у фильма не было сценария. Канва картины — это переживания самого Уотерса в разные периоды жизни, и переживания эти он не изложил в какой-либо литературной форме. Затем — нужен был актер на главную роль, человек, который бы воплотил на экране все душевные муки Пинка и сделал бы это правдиво и убедительно. После долгих проб и просмотров Алан Паркер выбрал на главную роль вокалиста из Boomtown Rats, Боба Гелдова, который получил ее потому что, во первых, оказался прекрасным импровизатором, а, во-вторых, потому что он, как певец рок-н-рольной группы умел, когда надо, выкладываться без остатка. Алан

Паркер вспоминает, например, что в одной из сцен фильма Гелдов должен был руками ломать, рвать деревянные жалюзи. Края у тонких реек были как бритвы. Гелдов в кровь резал себе руки, но тут же, залепив раны пластырем, был готов к новому дублю, который играл с не меньшим энтузиазмом.

Стена этот символ отчуждения и разделенности, в конце картины разрушается, но рушится она не мирным путем, не по кирпичику, как строилась, а единым мощным взрывом. В фильме также есть сцена, в которой обезличенные школьники срывают с себя бесформенные маски и в припадке молодежной удали начинают ломать школьное имущество и вообще все, что под руку попадется. Вся сцена выливается в крупное безобразие с поджогом здания, с приездом полиции, вообще — в настоящую вакханалию. Алан Паркер рассказывает, что сцены уличных боев он задумал, чтобы показать еще одну разновидность стены — стену полицейских щитов и стену огня от бутылок с зажигательной смесью. Для этой сцены Паркер нанял сто пятьдесят настоящих хулиганов-скинхедов. Полицейских же играли актеры, они были соответственно, одеты в форму, вооружены касками, дубинками, дымовыми шашками и прочим. По команде "мотор!" началось драматическое действо, причем скинхеды так вошли в роль, что начисто забыли, что перед ними — не ненавистные им полисмены, а невинные труженики сценических подмостков: на крики режиссера "стоп!" никакого внимания они не обращали. Зато уж эпизод удался на славу.

Были у картины еще и финансовые трудности, поскольку без киносценария ни одна кинокомпания бюджета на него не давала. Действительно, публика теперь избалована, в кино ходит не часто и немалые средства вкладывать есть смысл только в то, на что публика пойдет — а как это определить, когда даже и сценария нет? Короче, деньги на создание фильма ребятам из «Пинк Флойд» пришлось собирать самим — двенадцать миллионов, копеечку к копеечке.