Фейри-таун (СИ) - "Deus Rex" Страница 12

— Ничего не знаю, — пробубнил Муртас, едва заметив подошедших. — С утра до ночи тут, никуда не хожу, ни с кем не общаюсь, кошка у меня и собака, и все.

— Я вас еще ни о чем не спрашивал, — проговорил Арман, и Муртас забубнил снова:

— Ничего не знаю, ни с кем не общаюсь, никого не видел!

Перехватил инструменты поудобнее и собирался уйти, но Вивьен остановил его вопросом:

— С Глором ты тоже не разговаривал?

Муртас прижал ящик к животу.

— О чем вы, мистер? Не знаю никакого Глора. И вас я впервые вижу, не знаю, чего вам надо от меня! У меня много работы, некогда мне с вами, до свидания.

Муртас закосолапил по дорожке прочь, и Арман сказал:

— Этого тоже предупредили, что с нами общаться не следует.

— Только кто? — усмехнулся Вивьен, задумчиво поглаживая нижнюю губу пальцем. — Этот нам точно ничего не расскажет, гроганы упрямые, как ослы, и под пытками не расколются. Остался Финн, но он трус, с ним будет проще. Если и он не в курсе происходящего, я не знаю, куда идти дальше.

Арман молчал, и Вивьен оглянулся, натыкаясь на его осмысленный, но ледяной взгляд. Серость глаз помутилась до чернильной темноты.

— Так ты не заехал в Чайна-тайун, — произнес Вивьен и зачем-то — наверное, чтобы прощупать границы его выдержки, — прикусил палец.

Быстрее Армана среагировала бы только акула, перед носом которой плюхнулся кусок говяжьей вырезки. Вивьен и вдохнуть не успел, как с губ слизнули крошечную каплю и в рот протолкнулся язык. Его так же быстро и отпустили, и он наконец сделал один судорожный глубокий вдох.

— Доставлю тебя в пентхаус и двинусь дальше, — произнес Арман, возвращаясь к своему прежнему выражению лица. — К Финну я загляну сам, ты распугиваешь всех свидетелей.

========== Бес ==========

Комментарий к Бес

Свою работу он любил — всегда на свежем воздухе и с людьми. Правда, люди были не первой свежести, но кому, собственно говоря, какое дело?

Бес всегда приходил вечером, перед похоронами, смотрел на предназначенный для могильной ямы участок, курил, слушал карканье ворон в глубине леса. Затем окурок летел в траву, отброшенный щелчком пальцев, отросшие до плеч волосы запихивались под бейсболку, куртка скидывалась на соседнее надгробие и в землю втыкалась лопата. В первую же неделю Бес понял, что, когда роешь, на нее лучше не наступать — получается медленнее. Хотя спешить ему было некуда, дома, в каморке-сторожке за оградой кладбища, ждал только чайник и старый телевизор. Буба, верный друг и спутник всех его походов, крутился рядом, фыркал на ежей и лягушек, но чаще просто лежал, уложив голову на лапы и щуря алые, светящиеся в темноте глаза. Для каждого, кто видел их со стороны за работой, они были обычными — могильщик и собака, неотделимые элементы этого места. Кто-то приглядывался и замечал, что парень довольно молод, совсем мальчишка, но описать потом никто не мог, как ни пытался — образ исчезал из памяти, стоило выйти за ограду. Потому что Бес не любил, когда его запоминают без его ведома и уж тем более никому не рассказывал, что принадлежит он древнему народу, который был известен как народ сидов и поныне жил в мире-перевертыше, населенном фоморами — детьми хаоса.

Фоморы, не менее прекрасные, чем сиды, проникая в человеческое измерение, никогда не могли воплотиться полностью, часть их оставалась в родном мире, и тут они были уродливыми одноглазыми, однорукими и одноногими великанами или карликами. Бес, как и все высшие фейри, тоже обладал врожденным уродством, самым удачным из возможных — глаза его были разных цветов, зеленый и голубой.

Очутившись однажды в мире людей, Бес предпочел остаться. Тут было спокойно и никто не тыкал в него обязательствами и «твой отец стыдился бы тебя». А Бес был не самым сдержанным и тактичным из своей семьи — стоило также учитывать, что он унаследовал не самые благородные черты характера покойного родителя, который однажды, напившись, пришиб кулаком Бесову мачеху.

Среди людей было спокойно. Но сегодня, выходя из сторожки, он глянул на луну, желтую и ноздреватую, и понял, что что-то изменилось. Что-то ищет его, ощупывает невидимые нити, перебираясь между ними, как паук, потому Бес не удивился, когда услышал шаги. Буба зарычал.

— Свои, — сказал Бес, и пес замолк, но из охотничьей стойки не вышел. — Недобрый вечер! Это у вас мода такая теперь, в начищенных ботинках по кладбищам таскаться?

Человек в черной шляпе, переступив через свежий холмик земли, покосился на Бубу. Бес, воткнув лопату в землю, оперся на черенок и приподнял козырек бейсболки, рассматривая незнакомца:

— Он не укусит. Пока я не скажу.

— За тобой должок, пора отрабатывать.

— Прямо сейчас отрабатывать? Извини, но ты мне не нравишься. У тебя нос кривой, а я слышал, что какой у парня нос, такой и…

— Меня прислал за тобой Корк.

Бес сплюнул сквозь зубы:

— Фу, чума! Сейчас докопаю и пойдем к твоему Корку.

— Потом докопаешь.

— Я сказал: докопаю и пойдем, — повторил Бес на тон ниже, и незнакомец переступил с ноги на ногу, пытаясь скрыть то, что дернулся от того, как пес резко мотнул башкой в его сторону. — Работа прежде всего.

***

Делать этого определенно не стоило — теперь вкус и запах крови Моро точно долго не забудется. Если забудется вообще. Обычная, человеческая, наполняющая стакан наполовину, теперь не насыщала.

Вот же идиот! Не удержался, а теперь думает об этом. Однако нужно было признаться себе в том, что касаться губ Моро хотелось не только из-за того, что они были в крови.

К Финну он заехал сразу после ресторана, тот рассказал ему все, что знал, но это оказалась чистейшая ерунда: старая интрижка жены с Моро-старшим была благополучно забыта, а после нее Финн с ним не пересекался и ничего нового рассказать не мог.

Когда Арман вернулся в пентхаус, Вивьена не было видно. Закрылся в мастерской. Арман бросил одежду в корзину для стирки, задвинул за собой стеклянную панель душевой кабины и включил воду.

— Ты поужинал? — прозвучало раньше, чем он услышал шаги.

— Да, можешь не беспокоиться.

— Жаль, я надеялся на продолжение.

Арман не ответил, намыливая губку и растирая предплечье и шею. Вивьен постучал по запотевшему стеклу костяшками пальцев, а когда Арман обернулся, вдруг прилип с другой стороны губами. Следом языком и, точно собирая капли, лизнул снизу вверх. Если бы Вивьен как-то прокомментировал это действие, прежде чем уйти, то накал бы спал мгновенно, но Моро явно знал толк в таких вещах, оставив Армана наедине с мелькнувшей фантазией, где они не разделены тонкой стеклянной перегородкой.

Арман уперся лбом в стенку и уставился на отреагировавший на провокацию член. Хотелось снять напряжение, но от этого стало бы только хуже, этого было бы мало. Холодный душ помог относительно, напряжение спало, но эрекция никуда полностью не делась, и в постель он ложился заведенным. Закрыл глаза, вздохнул и медленно выдохнул: один, два, три — снова вдох, один, два, три — выдох.

И щелчок металла.

— Ты делаешь это уже из принципа, — произнес Арман, изучив свою руку, пристегнутую к спинке кровати собственными наручниками.

— Потому что хочу тебя расшевелить. Пожалуйста, не ломай кровать — она коллекционная.

Вивьен сидел на его бедрах, удобно расположившись так, чтобы тереться ложбинкой между ягодицами о член под полотенцем, которое Арман не успел снять.

— Отдай ключ, — проговорил Арман, кивая на сжатую в кулак руку Вивьена. — Или мне придется сломать спинку.

— Предлагаю не ломать, но все равно немного потрудиться, — ответил тот, заводя руку за спину и запихивая ключ за пояс джинсов.

Вивьен лег на него животом, приподнимая задницу, чтоб было удобней, и Арман скользнул ладонью сначала по его бедру, а затем по молнии между его ягодицами — в самом деле очень удачное изобретение современной моды. Потянул вниз язычок замка, убедился, что ничего под джинсами нет, и вздохнул. Пальцы погладили гладкую кожу, Вивьен подался им навстречу, и стало слышно, как стучит его пульс. Горячими яркими импульсами, как короткие сухие вспышки далекой грозы.