Эмпузион - Ольга Токарчук Страница 29

давать по причине его коммунистического прошлого. Ближе к улице стоял крупный Altes Kurhaus (Старый курхаус – нем.), открытый в 1863 году, в котором было сорок номеров. Возведенный позднее Noues Kurhaus (Новый курхаус – нем.) предлагал пациентам со всего света уже целых семьдесят номеров, а в подвале левого крыла размещалось помещение для ингаляций и души для приема лечебных процедур зимой. Оба здания были искусно соединены застекленным пассажем, в котором устроили зимний сад и читальню. Как установил Войнич, в основном, здесь имелись немецкоязычные журналы, из которых более всего его заинтересовал "Kladderadatsch", иллюстрированный сатирический еженедельник, где публиковали множество забавных рисунков, а чтение анекдотов поправляло ему настроение на целый день, хотя и не все из них он смог понять. Журналы же типа "Kölnische Zeitung" или "Frankfurter Zeitung" он вообще не брал в руки – их читали господа среднего возраста, которые затем оговаривали наиболее важные статьи за чашечкой кофе. Войнич был слишком молод, чтобы по-настоящему интересоваться политикой. То, что творилось внутри него, казалось ему значительно более интенсивным, чем самые драматические политические события в мире. Для поляков был журнал "Czas" ("Время"), зачитываемый до дыр, причем, у какого-то из пациентов была ужасная привычка подчеркивать карандашом целые предложения, из-за чего журналом потом вообще нельзя было пользоваться. Из польских авторов Войнич обнаружил несколько книг Крашевского и "Язычницу" некоей Нарцизы Жмиховской – поначалу он схватился за нее, но через пару дней возвратил на полку; романов читать не мог. Вот не мог попросту сконцентрироваться на чем-то столь неестественном. Каждый, кто дарил книги этой санаторной библиотеке, вписывал на титульную страницу свое имя и фамилию. "Язычница" ранее принадлежала какой-то Францишке Уляницкой, а вот Крашевский – Антони Больцевичу

Книжки записывал молодой мужчина, чуть ли не парень, по имени Томашек. Тот самый, который столь интенсивно глядел на Войнича во время заупокойной службы. По причине очков с толстыми стеклами он мог считаться книжной молью и, по-видимому, потому его и назначили в библиотеку. Он был родом из Чехии и, похоже, каким-то родственником Сидонии Патек. По каким-то причинам всякий раз, когда Войнич приходил за книгами, этот рассеянный библиотекарь настойчиво присматривался к нему, а однажды, по причине невнимания и того, что засмотрелся на Мечислава, он даже перевернул стойку с газетами. Войничу все это было крайне неприятно, и он старался избегать этого человека. Он выжидал мгновения, когда Томашеку необходимо было заняться чем-то другим, и он сам себе тогда менял книги и газеты, записывая названия в карточку.

Как-то раз Томашек подошел к нему, когда Войнич приглядывался к портретам писателей, которыми были украшены стены санаторной библиотеки. У большинства из них имелись бороды, все они выглядели весьма достойно. Томашек же встал сбоку и как бы слегка за его спиной. И вот тут случилась странная вещь, которая еще сильнее отвратила Войнича от этого беспокоящего его персонажа. Парень начал говорить шепотом, с чешским акцентом, к тому же вздыхая и растягивая гласные так, что Войнич даже не мог быть толком уверен – а правильно ли он библиотекаря понял.

- Все эти пожилые мужчины всегда устраивают засады на молодых, - заявил Томашек, а Войнич не очень-то понял, то ли парень говорит о достопочтимых авторах, портреты которых висят на стенах, то ли о мужчинах в курхаусе, а может он вообще имеет в виду всех пожилых мужчин в мире. – Они колупаются у нас в головах, заставляют делать нехорошие вещи… Подстрекают против себя…, ввязывают в какие-то неудобные ситуации…, так что потом трудно отступить с честью. Коллега наверняка понимает, о чем я говорю. Заставляют тебя жертвовать, и даже ожидают пожертвования… Вынуждают давать клятвы… Они старые, следовательно, у них было много времени на то, чтобы уложить все у себя в головах, а мы более слабые, нам труднее вести споры, у нас нет столько аргументов, как у них… Вдобавок, у них хватает денег… Мы думаем, что когда-нибудь я стану таким же, как они, при власти и при деньгах. И вот тогда вознагражу себе за все…

Войнич обернулся к нему, подняв брови. Парень был весь красный от страсти, на его совершенно детском еще носу выступили капельки пота.

- И не говори потом, что я тебя не предупреждал, - произнес он и исчез между стеллажей.

Гёрберсдорф, Санаторий д-ра Рёмплера, слева Зимний сад с читальней

В "Вилле "Роза", которая Войничу особенно понравилась в ходе прогулок, были комнаты для менее больных. Это здесь, похоже, проживала женщина в шляпе. Выше виллы находилось святилище в честь Гумбольдта с его бюстом; при жизни Бремера летом в небольшой концертной раковине проходили выступления музыкантов. Войничу нравилось еще и то, что, помимо всех тех красивых и богатых объектов для более богатых лечащихся, в Гёрберсдорфе имелось и Volksheilstätten-Abteilung, то есть лечебное отделение для народа – места для не столь обеспеченных пациентов, подальше от основной территории, они были раскиданы по частным домам. И если бы не то, что он ожидал, когда освободится место в главном курхаусе, его и самого можно было бы причислить к подобным людям.

Все это в чем-то напоминало ему Трускавец, куда он как-то поехал с отцом на воды, только здесь все было крупнее и солиднее. На короткой прогулочной тропе Мечислав приглядывался к лечащимся – светлые шляпы, зонтики от солнца, костюмы, которые можно было бы поместить в категориях между праздничными и обыденными –возможно, именно такой и была санаторная мода.Люди здесь перемещались в санаторном режиме, медленнее, чем самый медленный прогулочный шаг у него во Львове, поскольку, идя быстрее, вы сразу же прошли бы деревню от края до края, вдоль и поперек, так что пришлось бы несколько раз ходить по одним и тем же маршрутам, а так народ останавливался через каждые несколько шагов и начинал беседовать, стреляя глазами в направлении товарищей по лечению; то есть, от женщин и мужчин не могла укрыться ни малейшая деталь костюма, никакое новое лицо не могло быть незамеченным. Любая портняжная новинка, всякий жест, невиданная до сих пор прическа должны быть замечены и соответствующим образом прокомментированы.

Русские явно держались в стороне, выделяясь при этом одеждой, преувеличенно праздничной. Некоторые находились здесь со своими семьями, приехавшими сюда на какой-то срок, но тогда они проживали в виллах на склоне Бухберга, покрытой густым лесом горы, и они вели жизнь здоровых людей. Можно был увидеть высоких, бледных и понурых скандинавов. Несколько раз Войнич слышал польский язык, но не рвался к этим людям, чтобы дать им понять, что они земляки. Поляки ходили