Николай Стариков - Офицер особого назначения

Николай Стариков

Офицер особого назначения

…А на том берегу незабудки цветут.

I

Армейские объединения, соединения родов войск Донского фронта около месяца отдыхали после окончания боев за Сталинград, приводили себя в порядок. Они свои задачи выполнили. В начале 1943 года в Сухопутных войсках были введены погоны. Теперь уже офицеры, сержанты, солдаты Красной Армии, а не бойцы и командиры, примеряли новое обмундирование, привыкали к знакам различия.

Но не до сна и отдыха было войскам НКВД по охране тыла, их разведывательным отделениям. Подразделения и части, как и в период ликвидации группировки противника в Сталинграде, продолжали нести боевую службу по линии бывшего внешнего кольца окружения. Однако многокилометровая линия войскового заграждения прикрывалась всего лишь несколькими пограничными заставами. Свои контрольно-пропускные пункты они выставляли на важных дорогах, въездах в населенные пункты. Тем не менее оперативная обстановка в прилегающих к Сталинграду районах оставалась крайне сложной. Боевые действия закончились полным крахом немецких, итальянских, румынских войск. Но далеко не все офицеры, да и рядовые союзников и вермахта смирились с поражением. Не владея в полной мере обстановкой, отчаявшиеся люди шли через заснеженные степи на запад в надежде выйти «к своим».

Немецкие офицеры, солдаты, их союзники теперь мало походили на тех бравых воинов, которые победным машем шли к берегам Волги. Это были уже обыкновенные бандитские группы по три-четыре человека в отобранной у местных жителей одежде, вооруженные советскими винтовками или обрезами. Если до капитуляции союзников в Сталинградском котле такие группы сколачивались офицерами по десять-двенадцать человек, сопровождались проводниками из числа местных жителей, то после крушения всей вражеской группировки численность их сократилась, не стало проводников. Им теперь самим приходилось сбиваться в такие же бандитские шайки и идти на запад, надеясь на авось. Верили в нереальное: немцы еще вернутся.

Бандиты, безусловно, знали, где располагаются КПП, легко ночами обходили их стороной. Разведывательные отделения войск НКВД по охране тыла формировали свою агентурную сеть, создавали бригады содействия, с их помощью осуществляли наблюдение в интервалах между контрольно-пропускными пунктами. Но и совместных усилий было недостаточно.

В один из зимних дней в адрес разведывательного отделения 64-й армии поступила информация, что в хуторе Суходол по чьей-то наводке бандгруппой расстрелян как агент НКВД местный житель. Фамилия не указывалась.

Глухая безлунная зимняя ночь, что бывает в конце февраля. Зябко. Подморозило после дневной оттепели. Темно — глаз коли! От безмолвья в ушах звенит.

Лесная полоса, или, как ее называют местные жители, урочище, едва заметно выделяется на фоне серых облаков.

Сергей Бодров с отделением автоматчиков из семи человек вышли к небольшой лощине, молча всматриваются в дворовые постройки Сыча. Командира оперативной группы терзает мысль: какое решение принять? Начальником разведывательного отделения задача поставлена предельно просто: «Сыча взять живым». Сама по себе операция особой сложности не представляет: подъехали, арестовали, увезли. Так бы оно и случилось, будь он простым мужиком.

Сыч числился агентом разведывательного отделения, находился на связи с Сергеем. Встречались они по субботам на Красноармейском железнодорожном вокзале в полдень. Донесения агента неизменно представляли оперативный интерес. Его информация, если и подвергалась оперативной проверке, как правило, подтверждалась. Однако сведения Сыча касались уголовников, пацанов, промышляющих карманными кражами или воровством на барахолке, фактов наличия у населения автоматов, винтовок, гранат.

Хозяйство Сыча — Сергей называл его ПэПэ, то есть Петр Петрович — располагалось на отшибе Суходола, на опушке урочища. Подворье — дом-пятистенок, два сарая; другие постройки размещались на вершине слабо выраженного хребта. Равнинное поле с обеих сторон лесной полосы позволяло хозяину просматривать окружающую местность на многие километры. Столь выгодное положение подворья ПэПэ и послужило в свое время поводом для вербовки его в качестве конфиденциального сотрудника разведывательного отделения войск НКВД по охране тыла. Немаловажную роль в привлечении его к конспиративной работе сыграла прошлая судимость за растрату колхозных денег. Отсидев полтора года в колонии общего режима, Сыч вышел на свободу по инвалидности. Не попал по этой причине в армию в начале войны. В период оккупации открытых контактов с немцами не имел.

По оперативным данным, осью движения бандформирований по ночам являлась полоса, на середину которой приходился хутор Суходол и хозяйство Сыча. Однако от него не поступало ни единого сообщения по этому поводу.

Более того, в самом хуторе на связи с разведывательным отделением находился еще один человек — сторож колхозных амбаров Бородач, от которого поступило устное сообщение о наличии важной информации. Однако на встречу в оговоренное время Бородач не прибыл, не объявился он и позже. Никто из соседей и колхозников не мог ответить на вопрос, куда он подевался. Единственным человеком, кто знал в Суходоле о связях Бородача со штабом войск НКВД по охране тыла, был Сыч. Однажды случайно оба агента оказались на встрече с оперативниками в одном месте, в одно и то же время. Сергей и его коллега по оперативной работе, не сговариваясь, выдали друг другу своих агентов. Но тогда особого значения этому факту не придали. Забыли притчу: «Если беду накликали, она обязательно придет».

Теперь Сергей решал, как, под каким предлогом появиться среди ночи в гостях у своего агента, чего нельзя было делать ни при каких обстоятельствах. Можно ворваться неожиданно в дом, но где гарантия, что не напорешься на ответный огонь? И не известно, есть ли там еще люди и сколько их?

Добротный дом Сыча срублен из бревен, оштукатурен и побелен. Крыша покрыта соломой. Рублеными оказались и другие хозяйственные постройки. Крепость! Темно, но светлые стены дома четко просматриваются на фоне урочища. Приблизились к подворью цепью. Глухая ночь, но в закрытых ставнях слева от входа через щели пробивается неяркий свет.

Сергей посмотрел на часы. Ровно два. Он приказал командиру отделения одним нарядом перекрыть выход со стороны темных окон в направлении урочища, вторым контролировать левую часть дома, группу прикрытия расположить у входной двери в готовности оказать ему помощь при обострении обстановки. Решил войти в комнату без сопровождения. Подумалось: «Так безопаснее».

Командир оперативной группы снял с пуговицы электрический фонарь, освещая дорожку, ведущую к калитке, пошел к высокому крыльцу. Калитка удерживалась на столбике металлическим кольцом, открылась с тихим скрипом ржавых петель. Вроде бы негромким показался этот звук, а спина покрылась испариной. Да и не он один услышал скрип. Внутри дома что-то глухо стукнуло или хлопнула дверь. Незаметно подойти к крыльцу не удалось. С фонарем в руках на это трудно было рассчитывать. Сергей прикрыл калитку. Не стараясь двигаться беззвучно, прошел по расчищенной от снега дорожке, поднялся по ступенькам. Успокоил учащенное дыхание, переложил револьвер из кобуры в карман шинели так, чтобы рукоятка оказалась снаружи. Щеколда на двери отсутствовала. Не громко и не тихо постучал в дверь.

Некоторое время внутри дома — ни звука. Затем скрипнула дверь в глубине чулана.

— Кого это черт принес в такое время? — Низкий, грубый, с заметными тревожными нотками голос Сыча Сергей узнал сразу.

— ПэПэ, это я. Извини, разбудил и пришел некстати. Нужна твоя помощь.

Внутри коридора негромко стукнула деревянная задвижка. Приоткрылась массивная дверь. В темном створе коридора не было видно лица Сыча, но учащенное дыхание хозяина выдавало его волнение.

— Товарищ капитан! — как показалось Сергею, нарочито громко воскликнул Петр Петрович. — Мне и в голову не могло прийти, что вы можете пожаловать в гости.

— Не в гости я, ПэПэ, дело есть. — Сергей подался в сторону хозяина, заполнившего весь проем приоткрытой двери.

— Что стряслось-то? — отступил тот на шаг.

— Можно пройти в комнату? Здесь холодно, а я промерз насквозь.

Сыч пропустил вперед себя незваного гостя, оставив незадвинутым засов.

Большая комната освещалась семилинейной керосиновой лампой, на окнах тяжелые темные шторы. Слева у входа — деревянная кровать, в переднем углу больших размеров икона Божьей Матери, справа русская печь, у передней стены длинная деревянная лавка. Возле нее на маленьком стульчике, каким обычно пользуются домашние чеботари, сидел небольшого роста, но широкоплечий мужичок с всклокоченными рыжеватыми волосами. Возле окна слева приставлен к стене стол, покрытый белой клеенчатой скатертью.