Георгий Косарев - Сердце прощает

Георгий Иванович КОСАРЕВ

СЕРДЦЕ ПРОЩАЕТ

Роман

Роман Георгия Косарева «Сердце прощает» посвящен героизму советских людей во время Великой Отечественной войны, мужественной борьбе нашего народа против гитлеровских захватчиков.

Глава первая

По дороге на станцию Зерновых застала гроза. Внезапный ветер вихремпробежал по проселку, взъерошил придорожную полынь. Когда издали донессяглухой рокот грома, а в дорожную пыль сорвались первые капли, Игнат сдосадой сказал:

— И откуда только надвинулось?

Марфа лишь ступила на шаг поближе к мужу. Шестилетний Колька, плотносжав губы и крепко вцепившись в рукав отца, семенил рядом. И только Люба,пятнадцатилетняя дочь, невозмутимо шагала, будто ничего не замечая вокругсебя.

Игнат спешил на сборный пункт. Накануне он получил повестку, и еще свечера было решено, что провожать его на станцию отправятся всей семьей.

— Делать-то что будем? — спросила Марфа. — Может, в лесу переждем?

— Дойдем, — успокаивающе ответил Игнат. — Недолго уж.

И они шли дальше мимо сочно заблестевших луговин, полями, средизреющих хлебов, минуя перелески и рощи. Не в силах уберечь Колю от дождя,Игнат то и дело зачем-то оправлял на нем промокшую кепку. А гроза всебушевала. Вспыхивала молния, раскатисто и резко трещал гром, по проселкупод уклон побежали кривые ручьи.

Марфа поминутно бросала взгляд на мужа, тяжело вздыхала, а сказать —что еще могла сказать ему? За ночь вроде бы все было переговорено, и лишьпросьбу беречь себя готова была повторять бесконечно.

На станцию пришли промокшие до нитки. Дождь утих, из-за порыхлевшихтуч проглянуло горячее солнце. Возле вагонов в людской суете голосили бабыда лихо, под переборы гармони, с частушками отплясывали парни. Игнатотметился в вокзальной комнате и вышел на платформу.

В мокром, потемневшем от воды платье, со слипшимися прядями волос,Марфа выглядела утомленной. Лицо ее осунулось, под глазами обозначиласьсиняя кайма. Видно было — крепилась изо всех сил. Но вот прошла минута,другая и, будто очнувшись от оцепенения, она крепко обвила руками мужа.

— Игнатушка...

— Ну что ты, что ты, — зашептал Игнат, — людей постесняйся.

Люба подошла к отцу и, прижавшись к нему, поцеловала в чистовыбритую, еще влажную после дождя щеку. Потом, не отрывая взгляда от отца,сказала:

— Без тебя будет плохо, папа.

— Знаю, — ответил Игнат и ласково коснулся пышных волос дочери. — Ябуду вам писать.

— Хорошо, папа, пиши нам чаще, — сказала Люба.

— Игнатушка, да как же я останусь одна с ребятами?..

— Ну, хватит об этом, хватит, дети-то не грудные.

Марфа снова всхлипнула, прижала платок к дрожащим губам. Игнат поднялна руки сына.

— Ну, Коленька, ты-то у меня настоящий мужик, следи теперь запорядком.

— А ты, папа, кем будешь? Командиром?

— Там видно будет, сынка.

— А тебе дадут винтовку?

— И винтовку, и пушку, все дадут.

Игнат улыбнулся и хотел еще что-то сказать, но в этот моментраздались удары станционного колокола, просвистел резкий паровозный гудок,и перрон забурлил с новой силой.

— Береги, Марфа, ребят, — крикнул Игнат в толпу, вскочив на подножкувагона.

Стуча на стыках рельсов, поезд набирал скорость. А толпа двигаласьследом, не хотела отставать от него. Но вот мелькнула будка стрелочника, ачерез две-три минуты исчез, скрылся за поворотом перрон с дорогими Игнатулицами.

* * *

С уходом мужа на фронт, надорвалось что-то в сердце Марфы, и в душепоселилась холодная ноющая тревога. Поздними вечерами зашелестит ли заокном листва, тронутая ветром, скрипнет ли наличник, а она ужеприслушивается, и, бывает, чудится ей, что вот-вот стукнет калитка и какпрежде войдет в дом ее Игнат. Усталая, далеко за полночь забудетсякоротким неспокойным сном. А утром — те же мысли. Смотрит на детей, а вглазах все он, Игнат. Кажется: куда она, туда и он, всюду сопровождает ее,советуется с ней, наставляет.

На память пришел совсем недавний случай. Явился Игнат домой с двумяполно набитыми сумками и с восторгом вздохнул:

— Ну вот, я и добрался!

— Ты что это приволок? — поинтересовалась Марфа.

Игнат не ответил и тотчас принялся выкладывать содержимое сумок настол. Марфа смотрит и глазам своим не верит. Перед ней — отрезыразноцветного ситца, голубая косыночка, темно-вишневый полушалок,коричневые женские туфли, черные полусапожки с белыми ушками. Глядит наних Марфа, а у самой сердце так и замирает: «Неужто это мне?» А Игнатберет их в руки, хлопает подметкой о подметку и приговаривает:

— Смотри, какие добротные, износу не будет!

— А это мне? — указывая на ситец брусничного цвета с белым мелкимгорошком, спросила Люба, и ее карие глаза так и засветились.

— И это тебе, и это тоже, носи да новые проси, — передавая дочериподарки, говорит Игнат.

— А этот костюмчик неужто Коленьке? — удивляется Марфа.

— Конечно. Кому же еще?

— Да он же утонет в нем!

— Ничего, подрастет — износит, — смеется Игнат и вытряхивает извторой сумки длинные связки подрумяненных баранок и сушек.

— А ну, сынок, грызи да сил набирайся.

Коленька в одно мгновение хватает связку сушек, накидывает на шею иначинает весело кружиться по избе.

— А на какие же денежки ты все это купил? — спрашивает Марфа.

— На самые обыкновенные, трудовые.

— Да откуда их столько у тебя взялось? — допытывается Марфа.

— Откуда! — улыбается Игнат. — Я же горы кирпичные переворочал. Вот итряхнул малость. Заработаю еще, не тужи. Заказов на кирпич у нас много.Только работай!..

— Спасибо, Игнат, — благодарит Марфа и, накинув на голову полушалок,проходит к зеркалу. И в профиль, и прямо рассматривает себя Марфа,любуется собой: то улыбнется, то подожмет губы. И кажется ей, будтопомолодела она от мужниного подарка.

Люба с чуть приметной улыбкой со стороны посматривает на мать. Марфазамечает это и сконфуженно опускает глаза. Потом бережно беретполусапожки, заворачивает их в старый лоскут материи и прячет в сундук.

— Это куда же ты их убираешь? — протестует Игнат. — Надевай и носи.

— Успею, сношу...

...Вот и теперь нет-нет да и достанет она полусапожки с белыми ушкамии опять вспомнит тот счастливый вечер.

Так шли дни за днями. Уже две недели минуло, как уехал Игнат, авесточки от него все нет.

В один из томительно жарких дней из района в колхоз «Заря» поступилораспоряжение эвакуировать колхозный скот, сельхозмашины, хлеб. По дорогамтем временем уже мчались грузовики, тянулись подводы, шли усталые беженцы.

В полдень Марфа забежала к Василисе Хромовой. Сын ее, Виктор, училсявместе с Любой и дружил с ней. Подошла к Василисе и соседка НатальяБоброва, смуглолицая и бойкая на язык молодая вдовушка. Заговорили овойне, о своих надеждах и тревогах. Василиса пригорюнилась.

— Бабоньки, куда же я отсюда-то поеду? Мой-то тут похоронен. Будуздесь век свой доживать. А умру — рядом с ним пусть и положат.

— Говорят, уж больно лютуют фашисты, — сказала Марфа. — Давеча Витятвой был с Любой, и ужас что рассказывали. Неужто все правда?

— Кто знает, может, и правда, — ответила Василиса. — Я поэтому-тоВитьку и не держу. Пусть едет к своим сестрам. Они выпорхнули из родногогнезда, пусть и этот летит. Он не маленький уж.

— Не знаю, как и поступить, голова кругом идет, — призналась Марфа. —За Любку боюсь, надо бы куда-то ее отправить, да тоже страшно. Лучшедержаться вместе.

— Может, и страшно, только молодежи здесь делать нечего, а там, втылу, им работа найдется, — сказала Василиса.

Наталья махнула рукой:

— А я решила все-таки не уходить. Будь что будет. Разве угадаешь своюсудьбу?.. Вон Сидор Еремин остается, Ефросинья его заартачилась. Еслипридут немцы, говорит, ну что ты для них? Мужик и мужик...

Дома Марфу ждало письмо. О себе Игнат писал скупо. Можно было понятьтолько то, что он пока не воюет, а где-то в тылу проходит подготовку иждет отправки на фронт. Главная забота его была о семье. «Забирай детей,Марфушка, и немедленно уезжай, куда хочешь, но только дальше, — писалон. — Не смотри на хозяйство, наживется еще. Детей вот увези».

— Что же делать-то? — посуровела Марфа, подала письмо дочери и вышлаиз избы. В сенях на глаза попалась провалившаяся половица. Разыскавобрезок доски и ржавый гвоздь, она обломком кирпича заделала дыру. Потомво двор отнесла охапку побуревшей прошлогодней соломы, давно ужевалявшейся возле забора. «Сколько лет работали, сколачивали хозяйство, атеперь возьми и брось все, — с болью на сердце думала она. — Одних вон курполтора десятка, корова, огород, каково оставить все это!»

Наутро, когда с запада донеслись частые взрывы, упорство Марфынадломилось. Она отвела корову соседке и скоро собрала самое необходимое вузлы.