Альберт Зарипов - Дембельский аккорд Страница 10

Таким образом путь оказался перегороженным… Дальнейшее происходило очень стремительно… Буквально за секунды.

С головной БееМПешки моментально ударила короткая автоматная очередь. Пули прошли поверх преградившего нам путь "москвичонка", но отчаянный водитель уже сообразил весьма правильно и грамотно, что вторая очередь будет уже лично по нему… Да и боевая машина не думала снижать скорость или же объехать столь неожиданное препятствие… Поэтому смельчак мгновенно дал полный газ, устремляя свой автомобиль на обочину… и уже там храбрец тоже не растерялся - он предусмотрительно залёг на соседнее переднее сиденье. После чего быстро замер.

Но стрелять по нему никто и не собирался… А на его суматошные попытки спасти свою драгоценную жизнь смотрели сбоку и свысока… В этот момент мы как раз проезжали мимо.

- А какой он был смелый! - После этого возгласа послышался и громкий смех.

- Кто-то из местных начальничков решил затормозить нашу колонну!… Для полного разбора дорожно-транспортного происшествия, - рассмеялся кто-то из офицеров, показывая пальцем на лежавшего ничком борца за автодорожную правду.

- В следующий раз будет поосмотрительнее, - пошутил в ответ Пуданов. - Тоже мне ГАИшник выискался… Хоть бы машину нашел поприличнее… Даже стыдно врезаться в нее… А голову-то как спрятал!.

- Да они вообще уже оборзели, - сказал кто-то из контрактников второй роты. - В январе мы бы просто через него переехали… А сейчас еще и предупредительную очередь нужно давать!

- Жизнь возвращается в мирное русло. Теперь даже автобусы на городские маршруты вышли… Война окончилась… - прокричали ему сзади.

Наша колонна ехала уже по одноэтажному предместью Грозного. В разгар дня улица была заполнена потоком легковых автомобилей, из которых выглядывали хмурые и равнодушные лица мужчин и женщин, любопытные детские мордашки и откровенно недружелюбные личины рано повзрослевших подростков и парней. Изредка встречались небольшие группы одетых во все черное чеченок, устало идущих по дорожной обочине с тяжело загруженными тележками и баулами. Пропуская наши бронемашины, путницы останавливались, провожали нас долгими равнодушными взглядами, а затем вновь отправлялись дальше.

К полудню стало известно, что при взрыве фугаса получил тяжелое ранение один из наших бойцов, который находился за рулем головной "Волги". Взрывное устройство было заложено на левой стороне дороги и поэтому сильнее всех пострадал именно водитель. Сидящему справа от него лейтенанту в этот день повезло больше и его не задел ни один осколок, а посеченное мелкой стеклянной крошкой лицо в рассчет не бралось. Если бы взрыв произошел на секунду позже, когда движущийся первым автомобиль поравнялся с местом закладки, то последствия оказались бы гораздо печальнее.

Но, слава Богу, взрывчатка сработала в тот самый момент, когда бронетранспортер уже миновал опасную зону, а идущая следом "Волга" не доехала до нее каких-то три-четыре метра.

В час дня в батальон вернулся начальник медчасти, который отвез в госпиталь какие-то документы, оформленные на раненого солдата, и заодно проведал его, если это можно так назвать. Сопровождавший батальонного доктора армянский прапорщик, с соответствующей фамилией Мурадян, ну никак не мог не захватить с собой видеокамеру, чтобы не запечатлеть трогательные минуты встречи и одновременно прощания тяжелораненого бойца со своим уже бывшим начальством.

Только что отснятую видеокассету принесли в командирскую палатку роты минирования, чтобы тут же посмотреть её всю… На экране телевизора была видна забинтованная по самые брови голова с закрытыми глазами и пластиковой трубкой, торчащей из уголка рта. Дыхания почти не чувствовалось и он не подавал никаких признаков жизни.

В маленькой палатке минеров сидело и стояло около полутора десятков офицеров и прапорщиков. Мы напряженно всматривались в эти кадры, искренне сочувствуя и переживая за пострадавшего.

- Сейчас камера ниже пойдет, а там… вся грудь бинтами перевязана, - комментировал происходящее сидящий рядом видеооператор. - А это он на каталке лежит.

Действительно… Видеоизображение начало смещаться… Теперь уже была видна вся фигура солдата, вытянувшаяся на высокой каталке. Не только голова, но и шея, плечи, руки и грудь были обмотаны белыми повязками, сквозь которые темнели редкие пятна крови.

- Дима! Саклаков! Дима! Ты меня слышишь?

Не отрываясь от камеры прапорщик настойчиво звал раненого, но тот никак не отзывался на свои имя и фамилию. Создавалось такое впечатление, что на длинной железной тележке находится бесчувственный манекен, зачем-то перевязанный белыми повязками и запачканный красной краской.

А прапорщик был человеком упрямым и продолжал обращаться к бойцу все громче и громче:

- Дима! Саклаков! Ты меня слышишь? Ты меня слышишь? Дима! Если меня слышишь - поморгай ресницами.

Кто-то из телезрителей не выдержал:

- Ну ты и докопался до раненого. Ему же покой нужен.

Но армянский прапорщик был очень невозмутим и ещё более красноречив:

- Да он в сознании был, только говорить не мог. Видите, трубка торчит? А сейчас он поморгает… Вот… уже моргает.

Действительно, на экране раненый буквально на секунду приподнял веки и тут же их опустил. Было видно, что эти небольшие движения дались ему с большим трудом.

Однако… На телевизионной картинке оператор сразу воодушевился от такого контакта:

- Дима! У тебя все нормально? Если все нормально поморгай мне два раза.

От услышенного Пуданов даже фыркнул:

- Ну ты нашел что спросить у раненого!

- Надо же его чем-то подбодрить, - Всё также невозмутимо сказал Мурадян, но затем тяжело вздохнул. - Всё!… больше он моргать мне не будет. Съемка окончена.

Сидевший в первых рядах широкоплечий и краснолицый капитан перекрестил застывшее видеоизображение с очертаниями белой фигуры тяжелораненого и громко вздохнул… Остальные командиры и прапорщики стали молча покидать палатку минеров.

Мы с Пудановым возратились в нашу роту, где он стал заниматься своими делами, а я отправился в ружпарк сверять по номерам оружие, средства связи и наблюдения. Вчера мы имели на руках один список с номерами, а сегодня ротный выдал мне более точную информацию, которая также нуждалась в дополнительном уточнении. При помощи Бычкова эта процедура прошла быстро и успешно. Все номера автоматов, снайперских винтовок и гранатометов совпадали. Не было путаницы и с радиостанциями, прицелами и биноклями.

Во второй половине дня я пошел на склад РАВ,[5] чтобы сдать автомат покойного Олега Кириченко и получить свой родной Винторез, с которым я начинал эту кампанию. Как мне сказали, после моего убытия в отпуск персональной снайперской винтовкой никто не пользовался, что меня весьма порадовало.

- Винтовку, машину, жену - не отдам никому, - пошутил я, когда начальник службы РАВ открывал свой склад.

- Ну-ну, - в тон ответил мне он, отлично зная, что с женой я развелся, а машину продал. - Вон она стоит.

Да я и сам узнал свою снайперку по желто-зеленым пятнам, которые камуфляжными разводами покрывали ее темно-коричневый приклад, черный ствол и ствольную коробку. Я не удержался: передернул затвор, поймал на мушку цель и плавно нажал на курок. Щелчок получился чёткий, а ход курка был плавный.

- Класс! - удовлетворенно хмыкнул я. - Тут где-то еще мой ящик был с магазинами.

- Да вон там он стоит, - буркнул хозяин склада. - Его один раз вскрывали… для проверки. Давай расписывайся в ведомости, а то мне пора уже.

Сопровождавший меня дневальный подхватил деревянный ящик и потащил его в роту. Уже в канцелярии я проверил содержимое и негромко выругался. Машинка Ракова для заряжания пулеметных лент была в наличии. Сохранились и автоматные магазины под патроны калибра 5,45 мм и 7,62 мм. Но среди трофейных АКМовских рожков я не нашел самого ценного.

- Вот суки! Спиздили единственный магазин от РПК… на сорок патронов!

- На сорок пять может, - хотел поправить меня ротный.

Но я отрицательно замотал головой и сразу же возразил:

- Да нет! Ведь это калибр семь шестьдесят два. Тут только сорок патронов влезает. Жалко такой… Надо будет поискать его среди бойцов и даже у начальников.

Майор Пуданов откинулся на стуле и, потягиваясь, развел руками сначала вверх, а затем широко в стороны.

- Тут летом была команда… сдать на склад все "улитки"… Наши и трофейные - без разницы. Мол, они очень капризные… И патроны в них заедают часто. А это опасно в бою.

- Это в мозгах у начальников что-то заедает, - почти по-доброму выругался я. - Им дай волю, так они нас вообще с одними шомполами и штык-ножами оставят.

"Улитками" мы называли округлые магазины от 7,62 мм ручных пулеметов Калашникова, в которые патроны укладывались по закрученной спирали. Всего в нее влезало семьдесят два патрона, что делало такой магазин очень полезным в первые минуты боя, когда требовалось открыть огонь, оценить обстановку, сменить позицию… В такие моменты жизненно важно стрелять из автомата без задержек на замену пустого рожка.