Александр Одинцов - Огненная вьюга Страница 11

Раздался стук в дверь.

— Войдите.

Появился майор Геккер. Вытянулся в нацистском приветствии, звонко щелкнул каблуками. Его выправка, безукоризненная аккуратность, всегда импонировавшая Иоффе, сейчас вызвала у подполковника раздражение. Хотелось резко оборвать этого лощеного манекена, накричать на него. Сдерживая себя, Иоффе буркнул:

— Докладывайте.

— Особых новостей нет, господин подполковник. Но одно сообщение — обнадеживающее.

— И какое же? Не тяните, черт побери! — сорвался все же подполковник.

— Позавчера в компании наших офицеров, — заторопился майор, — после изрядной порции спиртного, Шмитке говорил о своем намерении съездить в военный госпиталь в Волоколамск, где якобы находится его тяжело раненный двоюродный брат. Но, мне кажется, что это лишь повод для поездки. В самом деле там его любовница — медицинская сестра. Может, он застрял у нее?

— Логично. Вполне возможно, — облегченно вздохнул Иоффе и легкая улыбка появилась на его губах. — Поезжайте немедленно в Волоколамск, найдите и привезите его немедленно. Об этом чрезвычайном происшествии я должен доложить шефу.

— Будет исполнено, господин подполковник!

Но Иоффе вновь охватили сомнения. «Можно допустить, что Шмитке уехал к любовнице в Волоколамск, — думалось начальнику склада. — Но куда же девался писарь склада? Почему лошадь пришла на хозяйственный двор без седоков? Почему в соломе осталась недопитая бутылка водки, валялись объедки? И наконец, как они могли остаться незамеченными в Румянцеве?..»

Кажется, последнюю мысль подполковник высказал вслух и Геккер заторопился успокоить шефа:

— Причин может быть много, возможны какие-то случайности. Главное же сейчас — найти Шмитке. А лошадь, ефрейтор… Это мелочи…

Начальник склада в прошлую ночь не сомкнул глаз. Он принял несколько таблеток снотворного, но заснуть так и не смог. Голова налилась чугуном, в висках стучало. И лишь сейчас, после доклада майора Геккера, у него несколько отлегло от сердца и он заснул на диване в своем кабинете. Ему снился сон: к нему под конвоем вводят Шмитке, он распекает его, майора, не стесняясь самых резких выражений, докладывает о случившемся по телефону шефу и материал на своего заместителя с мстительной радостью передает в военный трибунал. Но, увы, это был лишь сон, пробуждение от которого было тягостным и унылым.

В дверь постучали и в кабинет вошел взволнованный майор Геккер.

— Что удалось выяснить? — с надеждой спросил начальник склада.

— Господин подполковник, никаких следов посещения майором Шмитке военного госпиталя в Волоколамске не обнаружено.

— А может, что-нибудь известно о нем в военной комендатуре?

— Встречался я и с военным комендантом. Он категорически заявил, что в городе майор Шмитке не появлялся. Волоколамск — небольшой городишко и его приезд не остался бы незамеченным.

Начальник склада отпустил Геккера, бросился в мягкое кресло. Он пришел в ужас. Тяжелые мысли лезли ему в голову. Исчезновение майора, ефрейтора и слишком запоздалый доклад об этом погубят его. Прощай честолюбивые мечты о повышении по службе, новых наградах, наконец, об обещанном русском имении…

Его дальнейшие мысли на некоторое время были прерваны воспоминаниями о красивой и сытной жизни в отцовском имении в Баварии. Как-никак, он является отпрыском известных баронов с богатой родословной. Его отец, отставной полковник Гюнтер фон Иоффе, был видным членом национал-социалистической партии, обладателем солидного состояния. Молодой Иоффе получил прекрасное инженерное образование и при помощи отца был устроен на хорошую работу в ведомстве Лееба. Женился на красивой и богатой девушке — дочери отставного прусского генерала, растил трех сыновей. Жизнь его была безоблачной и счастливой. Ее прервала проклятая война с Россией, которая выбросила его из уютного особняка под Мюнхеном в этот мерзкий домишко в богом забытой дыре, сделала начальником артиллерийского склада — лакомого куска для партизан и особенно для десантников. Об опасности их появления предупреждали в штабе. Да, кажется, они сами о себе дали знать, похитив Шмитке. Этот ублюдок, конечно же, все им расскажет, спасая свою шкуру. Надо будет усилить охрану, хотя, возможно, диверсанты лишь мерещатся штабным хлыщам.

Угасал вьюжный зимний день. Начальник склада нервно прохаживался по кабинету, вытирая со лба холодный пот. Он несколько раз подходил к столику, где стояли телефонные аппараты, чтобы доложить о случившемся своему начальству, но все откладывал. Но рано или поздно он должен это сделать. Иначе хуже будет, хотя, кажется, хуже и некуда.

Доклад о случившемся в штабе 4-й танковой группы был воспринят весьма нервозно. Начальник службы артиллерийского вооружения был крайне возмущен не только отсутствием элементарного порядка на складе, но и личной недисциплинированностью самого Иоффе, который вовремя не доложил о случившемся, пытался скрыть это тяжелое происшествие, имеющее чрезвычайный характер.

Подполковник Иоффе попытался хоть что-то сказать начальнику в свое оправдание, но тот не дал ему вымолвить и слова. Металлическим голосом, чеканя слова, полковник заявил Иоффе, что он будет ходатайствовать перед генералом Хюпнером о его отстранении от занимаемой должности и строжайшем наказании. Трубка была зло брошена.

Иоффе закрыл глаза. Все кончено. Позор, который падет не только на него, но и на детей. О нем станет известно всем близким и дальним родственникам, сослуживцам. Его, по всей вероятности, снимут с должности, понизят в воинском звании и пошлют на передовую. Это в лучшем случае. А в худшем… в такое напряженное для рейха время можно ожидать всего, вплоть до разжалования в рядовые и направления в штрафную роту.

В самом скверном расположении духа начальник склада готовился ко сну. Но какой там к черту сон, когда в душе творится такое… Снова глотать таблетки, принимать микстуру. Но в последние дни они ему уже не помогали. А так хочется забыться и заснуть крепким сном! И фон Иоффе вытащил из чемодана тщательно упакованную заветную бутылку французского коньяка, которую решил распить с коллегами в Москве. «Надеюсь, это поможет», — размышлял он. И действительно, оглушив себя большой дозой спиртного, Иоффе заснул, но ненадолго. Проснулся с больной головой после тягостного сновидения. Разбудил его какой-то скрип и треск. Это ураганный ветер сорвал с одной из петель ставню и она с размаху била по стене комнаты, где спал подполковник, издавала режущий душу скрип сухого дерева, от которого бросило в холодный пот. Он вспомнил, что почти так же скрипел гроб с телом прежнего военного коменданта Волоколамска, погибшего при бомбежке, когда его опускали в могилу…

Иоффе вскочил с постели и по телефону приказал прибить ставню к раме окна. Скрип вскоре прекратился, но он в эту ночь больше не смог сомкнуть глаз.

…А жизнь на артиллерийском складе шла своим чередом. Несмотря на плохую погоду, к складу то и дело со свирепым ревом, торопясь, фыркая выхлопными трубами, подкатывали порожние лобастые грузовики. Водители делали вид, что они спешат поскорее загрузиться и уехать. В самом же деле возвращаться туда, где грохотал и клокотал бой, ой как не хотелось. Любая возможность задержаться тут, в тихом, пахнущем хвоей лесу, дымком топящихся вагончиков и землянок, использовалась ими в полной мере. Одни копались в моторах, словно устраняя какие-то неисправности, другие умышленно затягивали оформление документов на получение боеприпасов, пока гневные оклики офицеров склада не заставляли их нехотя выводить загруженные автомобили.

— Привет, Карл! — встретил окриком очередную машину ефрейтор у первого шлагбаума.

— Привет, Отто! — высунул голову из кабины водитель и остановил машину. — Ты не замерз тут?

— О, что ты? Сегодня мне тепло, как у Эльзы под периной!

— Кто же тебя утеплил?

— Русская старуха, которая любезно «подарила» мне свою шубу. А ты как? Нос не отморозил?

— Береги свой, а то Эльза разлюбит. Впрочем, она тебя и так за три года войны разлюбила. На что ей ты, провонявший бензином. Она сейчас с тыловым шуцманом развлекается…

— Катись к дьяволу! — выкрикнул ефрейтор. — Проезжай, живо!

Грузовик рванул с места и, пробежав метров двести, остановился у другого навеса. Теперь уже водитель приветствовал артснабженцев:

— Хайль Гитлер, доблестные тыловые крысы!

— Хайль, хайль, окопная вошь, — отвечали ему солдаты, работающие на складе, поеживаясь и пританцовывая от мороза. — Ты не из Москвы, счастливчик?

— Прямо из Кремля, — ответил водитель. — Там уже идет дележка, как это у них называется? — алмазного фонда. Загружайте меня быстрее, а то упущу свою долю.

— Не болтай. Лучше расскажи, как там в самом деле? Далеко еще до Москвы? — спросил пожилой солдат, обвязанный женским шерстяным платком.