Юань Цзин - Особое задание Страница 12

— Это наш политрук товарищ Чэнь, — сказал сопровождавший его боец, — вот с ним тебе нужно говорить.

У Чжи подошел вплотную к политруку и шепотом сказал:

— Я прислан к вам из гоминдановского района, меня зовут У Чжи. Я коммунист.

Политрук крепко пожал руку У Чжи и с волнением сказал:

— Товарищ У Чжи, я понимаю, нелегко к нам добираться. Где это ты голову разбил? Пойдем со мной — переоденешься и перевяжешь рану.

В пещере было полутемно, и политрук, поддерживая У Чжи за локоть, повел его внутрь. За большой пещерой была еще одна, поменьше. Там стояли сколоченные из грубых досок скамейки, в углу горела сосновая лучина. Политрук помог У Чжи снять с плеча корзину и развесил у огня его мокрую одежду. Промыв рану на голове, он смазал ее какой-то черной мазью.

Измученный длительными переходами и постоянным напряжением, У Чжи был, наконец, среди своих. Тронутый теплым приемом, он отдыхал душой и телом. Хотя рана на голове не болела, он счел неудобным отказываться от искренней заботы и терпеливо ждал, пока политрук смажет рану. Он сидел у огня и наслаждался теплом.

— Политрук Чэнь, я прибыл сюда со специальным заданием. Помоги мне, пожалуйста, встретиться с командованием 4-й армии.

— Здесь сейчас никого нет, — после минутного молчания ответил политрук.

— А разве я не в советском районе?

— Нет, вокруг нас враги, это скорее партизанский район.

— Далеко отсюда до советского района?

— Далеко, до Лоуфанпина еще двести ли, не меньше.

У Чжи как будто окатили холодной водой. От изумления он не знал, что сказать. Подумать только: он так радовался, что достиг цели, а, оказывается, до нее еще целых двести ли! Он тяжело вздохнул и сказал:

— Ну что ж, двести так двести! Пусть мне для этого нужно будет забираться на небо, я все равно не отступлю и дойду до цели! Товарищ Чэнь, я этих мест не знаю. Может быть, вы дадите мне проводника?

Видимо, просьба У Чжи поставила политрука в затруднительное положение, он нахмурился и долго молчал, прежде чем ответить.

— Товарищ У Чжи, мне очень хотелось бы помочь тебе, и мы даже обязаны сделать это. Но дело в том, что сейчас здесь очень сложная обстановка: в этих местах орудует крупный отряд бандитов некоего Цинь Бяо, они базируются в Луцзяндуне. У нас уже были с ними стычки: они охотятся за разрозненными группами наших бойцов и доставляют нам много неприятностей. У нас здесь каждый боец на счету… Но дело даже не в этом. Допустим, мы пошлем с тобой нескольких бойцов… Но есть ли смысл? Тебе это в конечном счете все равно не поможет — нужно очень много людей, чтобы сделать путь безопасным. А у нас есть своя боевая задача, которую мы должны выполнить во что бы то ни стало…

— Ну, раз такое дело, — У Чжи поднялся со скамьи, — то вы просто покажите мне дорогу, и я пойду один.

— Нет, товарищ У Чжи, не торопись, мы что-нибудь придумаем, — тоном убедительной просьбы сказал политрук. — Ты ведь в крестьянской одежде, мы можем послать кого-нибудь вниз, в деревню, и попросить надежного человека немного проводить тебя. Ты пока отдохни, а завтра отправишься дальше, так будет надежнее!

«Вряд ли они быстро найдут подходящего человека, — размышлял У Чжи, — а если и найдут, то все равно на какой-то отрезок пути. Это дела не решит. Конечно, двести ли — путь немалый. Но я должен дойти!»

У Чжи сердечно поблагодарил политрука за заботу и заявил, что сейчас же отправляется в дальнейший путь. Политрук Чэнь уговаривал его остаться отдохнуть, но понимая, что уговоры не помогут, предложил хотя бы поесть перед дорогой. У Чжи торопливо съел две миски рису, надел свою полувысохшую одежду и распрощался.

Политрук пошел немного проводить У Чжи. Когда они дошли до перевала, он сказал:

— Видишь вот ту большую полузасохшую сосну внизу?

— Вижу! — ответил У Чжи, твердо решивший на этот раз не сбиваться с пути.

— От этой сосны идут две дороги: одна — на юг, другая — на юго-восток. Пойдешь по южной дороге и свернешь на первую же тропу направо. Все время будешь идти по ней, она выведет тебя прямо к Лоуфанпину.

— Запомнил. Спасибо тебе!

Они пожали друг другу руки и разошлись.

У Чжи уверенно спускался по склону. Солнце уже клонилось к западу. Он забеспокоился. До полной темноты ему никак не пройти больше тридцати ли. Он и не предполагал, что снова заблудится в лесной чаще и потеряет направление. После долгих поисков он отыскал большую полузасохшую сосну, расщепленную молнией, но за этой сосной не было никакой дороги. Неподалеку от сосны У Чжи натолкнулся на каменную кумирню, на стенах которой виднелись лозунги:

«Сорвем наступление белой армии!»[20], «Молодежь, активно вступайте в Красную армию!..»

Лозунги повешены были недавно, так как клей, которым они были приклеены к стене, еще не успел засохнуть. Похоже, что здесь проводилось какое-то собрание.

«Это хорошо, внутри должны быть люди — спрошу у них дорогу», — решил У Чжи и вошел в кумирню. Посреди главного зала стояли статуя Будды с отбитым носом и маленькими глазами, рядом с ней — безобразная фигура дьявола с голыми ногами и длинными клыками, застывшего с вытаращенными глазами в позе лютой ярости и готового броситься на каждого вошедшего. На балках и стенах образовался толстый слой пыли, в углу посреди паутины сидел черный паук величиной с добрый грецкий орех. Затхлый, холодный воздух прохватил У Чжи до мозга костей, и он, человек, не пугавшийся пуль и грома, вздрогнул, и по его телу побежали мурашки. Он прошел в придел, но и там не было ни души. Из плиты были выломаны оба котла, и от очага остались только две кучки потухшей золы. У Чжи выбежал наружу: «Почему эта кумирня построена с северным входом? Ведь двери кумирни должны смотреть на юг! Может быть, здесь, в провинции Сычуань, строят и так и этак?»

Он двинулся наугад сквозь лес, и вскоре деревья скрыли от него кумирню. Лес стал реже, и он неожиданно вышел к заброшенному рисовому полю. И здесь не было ни души. Пройдя поле, он снова попал в лесную чащу и, куда ни поворачивал, не мог из нее выбраться.

Хотя стояла середина пятого месяца по лунному календарю[21], к вечеру в лесу стало холодно. Неумолимо надвигалась темнота, а У Чжи все еще бродил по лесу.

«Где же провести ночь?» — думал он. Чтобы уберечься от диких зверей, следовало забраться на высокое дерево. Вокруг стояли огромные сосны и кипарисы, но ветки на них росли слишком высоко от земли, и по гладкому стволу невозможно было добраться до них. Наконец У Чжи заметил подходящий ясень.

«Он-то и послужит мне для ночлега!» — И, обхватив ствол руками, он стал ловко взбираться на дерево. Лазанью по деревьям он научился еще в первый год своей армейской службы.

Устроившись на толстой ветке, У Чжи снял корзину и повесил ее на соседнюю ветвь. Обхватив ветку ногами, пожалуй, можно было спать или же хотя бы вздремнуть, но не без риска свалиться вниз. Подумав, У Чжи достал веревку, которую всегда носил с собой, и крепко привязал себя к стволу дерева. Теперь-то он не свалится. Устроившись поудобнее, он прижал руки к груди, чтобы было теплее, и закрыл глаза.

«Политрук Чэнь говорил, что это партизанский район. Действительно, местность здесь подходящая. Сколько я сегодня прошел, а не встретил ни души. Даже в хижинах людей нет. А звери есть? Хотя тут, по-видимому, надо остерегаться не столько четвероногих, сколько двуногих зверей! С рассветом я дорогу найду…»

Внезапно налетел сильный ветер. От его порыва зашумели деревья, и У Чжи пробрала холодная дрожь. Сверкнула молния, на секунду осветив темный лес: сильные удары грома, казалось, хотели расколоть деревья и заставляли человека еще больше чувствовать свое одиночество. Полил сильный дождь, и одежда его снова промокла. Он набросил на голову кусок клеенки, в который был завернут сверток с документами, а документы сунул за пазуху. Но и клеенка не спасала от дождя. Начало ломить ноги. Он задвигался и заснуть уже не смог.

К полуночи дождь усилился. Со всех сторон раздавались крики обезьян, и такая в них звучала тоска, что У Чжи улыбнулся про себя: «Я и сам примостился на дереве, словно мартышка! Меня бы сейчас сфотографировать… Обезьянам дождь также, наверное, не нравится, поэтому они и закатили концерт».

От неудобного положения у него затекло тело. Мысли в голове мешались, он с трудом боролся с охватывающей его дремотой:

«Спать ни за что… нельзя… Здесь опасно… Коммунист должен… должен суметь… пройти через все испытания… должен… что должен? Иметь железную волю… быть смелым… и еще… еще…» Тут голова его склонилась на грудь, и он забылся в тревожном сне. Тело его никак не могло сохранить равновесие и клонилось то в одну, то в другую сторону. Сердце гулко колотилось в груди. Он вздрагивал и оторопело открывал глаза.