Олдржих Шулерж - Всегда настороже. Партизанская хроника Страница 12

Это было первое, что тогда не понравилось Янеку. Когда он увидел в зале большое скопление народу, ему стало совсем не по себе.

Созвал их вахмистр Павлиштик с липтальского жандармского поста. Человек он был неплохой, но больно уж болтливый. Главным оратором выступал какой-то кудрявый брюнет. Сказали, что это инженер Горак со всетинского оружейного завода. Был тут деревенский священник. И этот чужой пан, который объявился в деревне в войну и теперь ведал продовольственными карточками в общинном управлении. Павлиштик без всяких околичностей представил его как поручика Хмеларжа. Тут же сидели Эстержак и две девушки. Павлиштик сказал, что это Иржинка и Ольга из селения Убел. Вахмистр был с ними очень обходителен, предупредил, чтобы присутствующие не удивлялись тому, что среди них есть женщины, они-де настоящие патриотки. Но Янек поглядывал на них с недоверием — это были еще совсем девчонки, трещотки. Удивило его и то, что здесь сидит Ягода. Но он не подал вида, потому что Ягода усмехался: дескать, не удивляйся, что было, то прошло, и по-приятельски, как ни в чем не бывало протянул ему руку. Впрочем, больше всего не понравился Янеку некий Вавржик. Это было не настоящее его имя. Павлиштик добродушно объяснил, что он учитель из Моравской Словакии и по мобилизации прислан на всетинский оружейный завод. Говорил этот Вавржик с улыбочкой, но Янек не чувствовал себя с ним как со своим. От таких типов всего можно ждать. Не понравилось ему и то, что Вавржика поджидала какая-то городская красотка.

Павлиштик призвал всех сохранять встречу в тайне, но сказал это как-то между прочим. Он, конечно, мог говорить об этом в спокойном тоне, чтобы не запугать людей, придать им смелости. Кудрявый инженер Горак с оружейного завода говорил очень серьезно, вид у него был озабоченный. Лишь под конец, приглядевшись к нему, Горнянчин понял, что он не вертопрах и вовсе не так уж молод, как казалось из-за пышной шевелюры. Без лишних слов он заговорил о том, что всетинцы подготавливают восстание. Он не мог рассказывать подробно, но всем стало ясно, что очагом восстания будет оружейный завод. Сигналом к восстанию во Всетине послужит объявление ложной воздушной тревоги. Как только повстанцы захватят дороги и средства связи, о восстании узнает весь край. Поэтому необходимо все подготовить и тут, в Липтальской округе, и дальше, в Визогшцах.

Инженер не называл имен, но несколько раз в связи с восстанием был упомянут небольшой всетинский завод электромоторов, и все поняли, что во главе организации стоит его владелец Страдей. Он уже дважды сидел в тюрьме, но каким-то образом ему оба раза удавалось выйти на свободу. И все же, видно, он не угомонился.

После сообщения Горака наступила тишина.

— Ну, братья, смелее! Задавайте вопросы, — подбадривал собравшихся Павлиштик.

— А как с оружием? — спросил Эстержак.

— Оружие обещал Лондон, — ответил Вавржик. — Одну партию сбросят за Всацким Цабом, в лесных угодьях Бати, вторую — в Новых Дворах у Слушовиц, а третью — в долине «На луках».

Говорил он долго, с апломбом, словно все уже было на мази. Одним словом, его бы устами да мед пить. Янек Горнянчин успел рассмотреть его: худощавое лицо, черты правильные. Янек не любил краснобаев. Гораздо надежнее люди неразговорчивые, пусть и угрюмые, но уравновешенные. «Сомнительный тип, — решил он, — если еще и не шпик к тому же».

Когда Вавржик кончил, инженер Горак добавил с деловым видом, что на оружейном заводе тоже думают об оружии, не надеются только на помощь Лондона. Горнянчин счел это разумным, и инженер понравился ему еще больше.

Все немного оживились, но воодушевления, которого ждал Павлиштик, не было. Священник, опершись подбородком о свой посох, рассуждал так: прежде всего надо очистить свою совесть, потому что речь пойдет о жизни и смерти. Хмеларж, болезненный человек в очках с толстыми стеклами, одобрительно отозвался о проведенной подготовительной работе и сказал, что, по-видимому, опасений ни у кого не должно быть.

Ягода не вмешивался в разговор. Он лишь время от времени поддакивал — ведь это его ни к чему не обязывало. Иржинка и Ольга держались так, словно давно уже знали обо всем.

— Я бы… хотел… — откашлявшись, сказал Янек, — план вещь хорошая… пулемет и боеприпасы еще лучше… Ну а как с людьми? Есть они у нас?

Этим он немного испортил всем настроение. Вавржик разразился тирадой о беззаветном патриотизме народа Валашского края, вспомнил даже традиции благородных разбойников, но больше сказать ему было нечего. Инженер Горак молча смотрел на Горнянчина. Когда же Вавржик выговорился, он произнес:

— Вы правы. Надо организовать людей, без них наш план ничего не стоил бы. Не будем скрывать, что в этом отношении у нас нет большого опыта. И нельзя недооценивать немцев — вы же знаете, сколько операций провалилось, сколько людей они арестовали и казнили…

— Черт возьми, Янко, мы же для того и собрались, чтобы все обсудить! — воскликнул Павлиштик.

И они стали обсуждать, кто подходит для этого дела, кого надо бы привлечь еще. Оружие, которое сбросит самолет, нужно сразу же закопать, землю вспахать — и все это за одну ночь. Для этого тоже понадобятся люди. О чем бы ни шла речь, дело так или иначе упиралось в нехватку людей — без них ничего не сделаешь. Но Вавржику это ничуть не мешало, он горел энтузиазмом. Поручик Хмеларж и Павлиштик не отставали от него.

Собрание, так и не закончившись, перешло в попойку. Павлиштик заявил, что за такое дело надо выпить. Вавржикова красотка тоже оказалась за столом. В зале стало шумно, весело. Болтали сразу обо всем, и понять толком ничего было нельзя.

Янек, видя, что Эстержак не прочь опрокинуть стаканчик-другой да и пан поручик рад выпить на дармовщинку, не стал дожидаться их и ушел. Но его догнал Павлиштик — он выбежал в расстегнутом кителе, рубашка его белела в темноте.

— Янко! Горнянчин! Иди сюда! Чего ты дуришь? Ведь ты уже связан с нами, чего же убегаешь?

— Ладно, ладно, я от дела не отказываюсь. Но пить с вами не обязан.

— Если б я не знал тебя, Янко… Но я знаю, ты правильный человек. Ты же понимаешь — мы рискуем головой!

— Знаю. И не пугай меня, Павлиштик, не запугаешь.

На том они и расстались. Горнянчин вышел на шоссе, а Павлиштик вернулся в ресторан. Янек еще долго слышал его голос и никак не мог понять, что за птица этот вахмистр.

Вот и по сей день, стоит только ему вспомнить это собрание, не может Янек избавиться от странного, тревожного чувства. Он уверен, что к таким вещам надо подходить с большой серьезностью. Но вот перед его мысленным взором встает инженер Горак, и он успокаивается, может быть, действительно все в порядке, все продумано и подготовлено. Люди — это люди, есть и гордецы, и грубияны. Почему это ты решил так строго судить их? Кто знает, что они говорят о тебе? Важно, чтобы от них был прок. А начинать нужно, время давно пришло!

Янек поглаживает чурочку, которую так неловко начал резать.

В сарайчик врывается шум детских голосов. Выйдя в сад, Янек видит своих ребятишек, которые, приложив к глазам ладошки, уставились вверх. По светлому небу плывут самолеты, оставляя за собой серебристые ленточки.

«Все дороги идут через Вартовну», — проносится в голове Горнянчина.

Когда все одевается листвой и расцветают цветы, человек живет словно в каком-то блаженном сне.

Ломигнат стоял на опушке леса, закрыв глаза, и различал запах каждого цветка, слышал щебет каждой птички, шелест каждого деревца. Он чувствовал себя частью этого леса, весны, всего, что его окружает. Открыв глаза, Ломигнат увидел, как лучи солнца просачиваются сквозь кроны дубов, образуя на мху сияющие лужицы света. Обернувшись, он взглянул на делянку озимой ржи, от которой веяло свежестью, и ему стало приятно от сознания, что рожь посеяли на том месте, где он вырубил лес.

На солнце поблескивали топоры лесорубов.

— Если в Йозефов день солнце пригревает, год будет теплым, — сказал один из лесорубов, утирая со лба пот. — А в этом году здорово пригревало!

Но Лом не расслышал этих слов, заглядевшись на рожь, которая так хорошо взошла на его вырубке. Он дал жизнь этому злаку, и теперь чувствовал себя сеятелем.

— Вот, мужики, как много может сделать человек! — заметил он с воодушевлением. — Скажете, нет?

Лесорубы отложили топоры. Старый Трличик, который обдирал кору с поваленных стволов и складывал ее в кучу рулонами, вдруг рассмеялся, сам не зная чему.

Ломигнат стоял рядом, большой, высокий, и любовался весенним солнцем.

Отозвался один Танечек.

— Все это от господа бога нашего, — кратко сказал он.

Лом болезненно поморщился.

— Ты так думаешь? — Покачав головой, Лом присел на поваленное дерево. — Что вы за люди?

— Самые последние из самых первых, — загадочно ответил Танечек.