Анатолий Белинский - Дорогами войны. 1941-1945 Страница 13

В армии действует закон – военная тайна при передвижении. Чем меньше будут все знать, тем целее будут. Батарею ведет комбат, комбатам приказы отдают командиры дивизионов, дивизионы направляет командир полка, полки двигает командир дивизии и так далее. Каждый знает то, что ему положено. Солдаты уже привыкли к этому, меня не спрашивают, я тоже.

Придем – узнаем.

Шли по бездорожью, по глухим лесным просекам. Дни и ночи шли под пронизывающим ледяным ветром, в пургу и метели. Шли, утопая в снегу, по непролазной чаще леса, по заснеженным склонам небольших возвышенностей, где уже после прохождения трех батарей вместо колеи дороги оставалась раскатанная до самого подножия катушка. Продвижение по такому склону последней шестой батареи, вооруженной тяжелыми гаубицами, требовало нечеловеческих усилий. Каждое из препятствий, которые приходилось преодолевать, навечно осталось в памяти фронтовиков.

Дорога войны – это не просто движение по пересеченной местности, не только пробки и бомбежки – это многократное, замысловатое испытание физических сил каждого на грани возможного и невозможного. В привычных условиях эти перегрузки кому-то могут показаться нереальными, фантастическими.

В одном месте пришлось особенно тяжело. Мы двигались по склону небольшой высотки, подножие которой оканчивалось обрывистым берегом замерзшей речушки. Проходящие впереди орудия, поддерживаемые десятками солдат из всех батарей, одно за другим преодолевали опасное место, и каждое из них, сползая немного боком в сторону обрыва, полировало коварный склон. Последней батарее помогать было некому. Едва первая гаубица ступила на склон, как сразу же многие лошади, словно подкошенные, попадали на брюхо. Отчаянными усилиями орудие, сползшее боком к обрыву, удалось задержать. Ездовые с трудом поднимали лошадей, рубили на склонах ямки, в которые лошади могли бы опереться копытами, орудийные номера долбили в склоне канавки для колес орудий, опасливо поглядывая на обрыв, находившийся в нескольких метрах. Каждый метр пути на этом склоне приходилось брать приступом. Все измотались, и у меня возникло опасение, что при движении других орудий может произойти катастрофа. Орудие может рухнуть с обрыва, увлечь за собой людей и лошадей, будут человеческие жертвы.

Какие только проекты не придумывались, какие только мыслимые и немыслимые способы дальнейшего продвижения не предлагались, чтобы избежать грозящей опасности. Все сошлись на одном: способ передвижения прежний, орудия не отпускать ни в коем случае, а если придется погибать, так погибать всем вместе.

Наше продвижение походило на работу альпинистов с ледорубами, идущих в обход ледяного купола, с той только разницей, что мы шли не с рюкзаками за спиной и специальными инструментами, а с упряжками лошадей, тащивших гаубицы весом в две с половиной тонны каждая. И мы выбивали ступеньки не специальными ледорубами, а первыми попавшимися под руку железными предметами.

Кто-то вспомнил, что так ходили солдаты Суворова в Альпах во время его знаменитого перехода и штурма Чертова моста. Этого человека тут же поправили:

– Тоже мне, сравнил! У Суворова таких гаубиц не было!

– Здесь сам Суворов отказался бы идти!

Шаг за шагом, выбиваясь из сил, продвигалась наша батарея вокруг обледеневшей высоты, и, когда коварный склон остался позади, все пришли к выводу, что ничего труднее на дорогах до самого окончания войны нам уже встретить не придется. Мы не знали, что главная трудность нас поджидала совсем недалеко.

Колонна вышла на хорошо накатанную дорогу и, делая небольшие остановки, уже много часов двигалась вперед, спеша выйти к намеченному сроку на заданные рубежи. Жестокий мороз, пронизывающий до костей ветер заставляли людей идти боком. Подшлемники солдат обросли налетом изморози, в маленьких незащищенных овалах лиц у многих просматривались белые, без единой кровинки пятна – первые признаки обморожения. Командиры знаками показывали эти места, и солдаты начинали их ожесточенно тереть. Вдруг колонна надолго остановилась. Я пошел взглянуть на причину длительной задержки на совершенно ровной дороге. Впереди оказалось огромное прикрытое снегом болото, через которое пролегала высокая насыпь дороги. Середина шоссе была разрушена огромным зарядом тола. Отступающие гитлеровцы заложили заряд под самое основание насыпи, в отверстие для стока воды, и разрушили дорожное полотно на протяжении более полусотни метров. В образовавшейся воронке мог свободно уместиться большой трехэтажный дом. Столпившиеся солдаты и командиры мрачно оглядывали окрестности. Было ясно, что обойти поврежденный участок дороги можно только по болоту справа, и для этого придется строить гать – настил из бревен для проезда по топкому месту. Раздалась команда, и закипела работа. Солдаты валили расположенный неподалеку лес, распиливали стволы на бревна, подвозили и подносили их к месту объезда.

Место стройки походило на муравейник. И вот уже на глазах стала обозначаться дорога. Через несколько часов напряженного труда начали переправлять орудия первой батареи. Десятки рук осторожно спускали на веревках вниз по откосу орудия, лошадей, совершали объезд по болоту, потом помогали упряжками лошадей вытаскивать орудия по крутому откосу на дорогу. Сравнительно легко переправили 76-миллиметровые пушки. Дело дошло до гаубиц. Гаубицы весом в две с половиной тонны продавливали сооруженный на скорую руку настил и по самые ступицы уходили в болото. Снова и снова подбрасывали в разрушенные места бревна, и вереницы попарно запряженных лошадей, неистово подхлестываемые ездовыми, продвигали орудие на пару шагов вперед. Вскоре трудно было уже разглядеть в образовавшемся месиве уложенные бревна. Мы с тревогой смотрели на останки дороги и упрашивали командиров проходивших орудий прийти с людьми на помощь, когда настанет очередь переправляться нашей батарее. Хотя все уже выбились из сил, нам немного помогли. Изрядно попотев, общими силами удалось перетащить по разбитому настилу две гаубицы. Как часто бывает в большом деле, помощники после сделанной основной работы расходятся, и заканчивать работу приходится основным исполнителям. Помогавшие солдаты побежали догонять свои батареи. Одно орудие, которое предстояло тащить через болота, казалось всем сущим пустяком. Но не тут-то было.

Последнее орудие застряло в месиве бревен и стало постепенно уходить в болото. Его колеса до половины уже сидели в грязи. Все наши попытки вытащить эту махину своими силами кончались неудачами. Я догнал уходящую колонну полка, попросил помощи, но командиры отмахнулись.

– Весь полк прошел, одно орудие сами как-нибудь перетащите! У вас людей побольше, чем у нас.

Подавленный несправедливостью, я медленно возвращался назад. Глядя на утопавшее в болоте орудие, я, признаюсь, подумал: «Это, наверное, тот самый раз, когда уже ничего нельзя сделать, чтобы его спасти. Здесь может помочь только мощный трактор или огромный подъемный кран. Что может сделать здесь горстка солдат? Ничего!» Между тем командир батареи старший лейтенант Волошин, человек необычайной энергии и воли, шагнул в болото и принялся тщательно обследовать погребенный под грязью неимоверно искореженный настил дороги. Со свойственными ему шутками и прибаутками он принялся поднимать затем людей, распределять обязанности по ремонту дороги. Вспомнили, что на свете существует способ поднимания тяжестей при помощи рычага. Тут же приволокли к орудию огромное бревно и сумели приподнять немного колесо орудия, подложить под него свежие бревна. Ездовые соединили всех лошадей в одну упряжку и подцепили к орудию. Налегая на постромки, помогая всеми силами, мы с громовыми криками: «Раз-два взяли! Еще раз!» – медленно вытягивали орудие из трясины.

Едва обозначился успех в этом, казалось, безнадежном деле, как все бросились в это месиво грязи и, налегая на спицы колес, старались сделать половину или хотя бы четверть оборота колеса.

Не раз и не два принимались мы за дело, пока наконец вырвали орудие из болотной топи. Пораженные содеянным, мы молча застыли в немом изумлении. Все уже выбились из сил настолько, что не хотелось даже думать о том, что придется его тащить по крутому склону на дорогу. Но последнее как раз и оказалось самым трудным делом. Несмотря на наши отчаянные усилия, орудие, поднятое примерно на середину откоса, всякий раз сползало вниз. Обессиленные, обозленные на бесплодность затраченного нечеловеческого труда, солдаты опускались на землю. И тогда Волошин принял решение:

– Приказываю: сесть или лечь каждому на том месте, кто где находится, и отдыхать. Ездовым укрепить дополнительно постромки, вытряхнуть из переметных сум до последнего зернышка овес и подкормить лошадей. Перекур запрещаю, чтобы дыхание не сбивать, сделаем его на дороге, после того как вытащим орудие. Последний раз пойдем на штурм. Командира орудия ко мне!