Януш Пшимановский - Четыре тануиста и собака - книга 2 Страница 13

Кос поддел штыком крышку одного из ящиков. Елень вскрыл другой.

— Где взрыватели? — спросил он пленных.

— Не надо. — Кос махнул рукой и показал внутрь ящика, в котором лежали мины разных калибров. — Обойдемся без взрывателей. У них не хватает взрывчатых материалов, берут что под руку попадется.

— Они все лучшее израсходовали в Варшаве. Но что они тут хотели взорвать? — Густлик поплевал на ладонь.

— Потом. Сначала кухня, — оборвал Кос и осторожно взял две мины.

Густлик еще раз проверил, хорошо ли связаны пленные, закрутил конец веревки на вбитый в стену крюк, который служил подпоркой для весел. Большой моток тонкого шнура он засунул в карман. Осторожно, без особых усилий взвалил себе на плечи ящик с минами и вышел вслед за Янеком.

Тем временем Томаш работал у ворот, чтобы не томиться в бездеятельном ожидании: убитого он подтащил к стене и уложил в дровяном сарайчике, где стояли лопаты, вилы, старые цветочные горшки и другой огородный инвентарь. Нашел большую банку с немецкими надписями, открыл ее и, понюхав, спрятал в карман: при прививке фруктовых дичков весьма необходимая вещь. Затем вышел во двор и, ткнув ногой немца, которого оглушил Густлик, решил про себя, что тот очнется не скоро.

Томаш посмотрел через калитку, не идет ли кто, на поле со сваленным стогом, под которым после дождя уже не видно было танка, — везде тихо и пустынно, только рядом неторопливо тарахтит трактор.

Вздохнув, он начал опустошать контейнеры полевой кухни. На вытянутую левую руку одну за другой уложил три буханки, прижав их подбородком.

— Вот так набрал, — неожиданно услышал он за спиной голос Густлика.

— Один черный, белого и в помине нету, — буркнул он, делая вид, что ему все безразлично.

— Неси в дом, а мы здесь сами, — приказал Кос.

— Давай быстрей, — поторапливал его Густлик, видя, что Томаш собирается что-то сказать. — Потом скажешь.

Оставшись вдвоем, они действовали быстро, без лишних слов. Сначала посадили и привязали к рулю трактора убитого на вышке немца, а потом принялись за мины.

Работа была рискованная, требовала выдержки и умения; неразорвавшаяся мина очень опасна: порой едва ее коснешься — и конец. А здесь трактор не только трясется, но то и дело вздрагивает, дергает прицеп и чуть дымящуюся кухню.

— Готово?

— Порядок.

— Иди за стену.

— Я?

— Ты.

— Ты же командир!

— Вот именно. Проваливай.

Недовольный тем, что ему досталось, как минуту назад Черешняку, Елень отступил и смотрел, как, стоя на тракторе, Янек сильно выжимает сцепление, включает передачу и очень осторожно трогается с места, понемногу прибавляя газ. Когда трактор рванулся, Кос перешел на прицеп, соскочил с него и двумя огромными прыжками достиг рва у дороги.

Трактор медленно удалялся на второй скорости. Выждав еще немного, Кос повернулся в канаве, пополз назад в направлении ворот и, будто под сильным огнем, бросился в калитку прямо в объятия ожидавшего там Густлика.

— Я весь взмок, пока тебя ждал.

— Удирай!

— Я еще раз посмотрю, как покойник управляет.

Елень осторожно высунул голову и посмотрел в трофейный бинокль. Стекла приблизили трактор, неторопливо ползший вверх. Под кухней и сзади на прицепе висели мины, взрыватели болтались в нескольких сантиметрах от земли. Один из них коснулся камня, зацепился за него. Елень убрал голову, стер пот со лба.

— А если не взорвется?.

Раздался взрыв. Они увидели над стеной черный дым, бесформенные куски металла в нем. Танкисты с удовлетворением посмотрели друг на друга.

— Это было бы... — броеил Густлик и вытянулся, будто докладывая: — Герр оберст, наш бравый повар подорвался на мине.

Кос тщательно запер калитку.

— Сейчас только бы шестого найти и сидеть тихо, пока наши не придут.

— Неплохо было бы что-нибудь перекусить, а?

ОБЕР ЕФРЕЙТОР КУГЕЛЬ

Получив приказ найти пропавшего немца, Саакашвили шаг за шагом обследовал местность, прилегающую к шлюзу. А увидел он не так уж и много: высокую кирпичную стену, окружавшую прямоугольный двор с круглой клумбой в центре, на которой цвели анютины глазки — желтые, голубые, фиолетовые. Вдоль стены тянулась молодая прозрачная изгородь из кустарника и росло несколько молодых тополей.

Когда-то здесь, видимо, было очень красиво, но сейчас за клумбой, у самого края шлюза, виднелся бетонный бункер, плоский, как сплющенный гриб, камуфлированный в черно-зеленый и бронзовый маскировочные цвета. «Гриб» исподлобья смотрел на три стороны света темными глазницами бойниц.

Переплетенные спирали колючей проволоки преграждали к нему путь. Нужно было обойти бункер, чтобы по крутой лестнице добраться до стальной двери, на которой кто-то черной краской намалевал кривые буквы.

Дверь была приоткрыта. Саакашвили вошел внутрь, нащупал выключатель и был очень удивлен, когда у потолка под сетчатым колпаком засветилась небольшая лампочка. В бункере имелись два небольших боковых погребка, видимо для боеприпасов, и несколько закрытых металлическими плитами погребков — не настолько больших, чтобы там мог спрятаться человек. Может быть, здесь аккумуляторные батареи для освещения?

Выходя, Саакашвили присмотрелся к надписи на двери. Написано было, конечно, не по-грузински и не по-русски, поэтому, прочитав с большим трудом лишь «Ку-гель» и «Пудель», он оставил это занятие.

Шлюз был глубоким. Потемневшие от сырости, коричневые от мха каменные плиты были уложены вертикально на высоту нескольких этажей. Внизу стояла пустая баржа. У Григория закружилась голова, когда он смотрел на эту баржу, и ему пришлось отступить назад и схватиться за чугунный выступ, отполированный канатами. Гжесь присел на нем отдохнуть.

Закрытые ворота шлюза отделяли его от большого озера. Узкий с перилами деревянный мостик вел на другую сторону, но туда незачем было идти: ровная пашня, разрытая рвами и окопами, переходила дальше в трясину, а надпись «Внимание! Мины!» не манила на прогулку.

«С противоположной стороны никто не придет, можно быть спокойным», — подумал Саакашвили и решил доложить об этом Янеку. Посмотрел еще на север, где ровные, защищенные насыпями поля пересекал канал, и повернул в сторону дома.

Ноги подкашивались, он чувствовал слабость во всем теле. Пока искал шестого немца, пока выполнял приказ, старался ни о чем другом не думать, а теперь снова почувствовал боль в висках — будто сдавили череп — от мысли, что нет «Рыжего». Танк, подбитый на Балтике, сегодня был разоружен, а потом уничтожен, уничтожен, уничтожен...

Григорий обошел заграждения вокруг бункера, машинально миновал клумбу и цветочные грядки. Наученный солдатским опытом, он, вместо того чтобы сразу войти в сени, посмотрел сначала в маленькое окошко в стене, в котором кто-то давно выбил стекло, а паук сплел густую паутину.

С удивлением увидел, что пленные, вместо того чтобы сидеть у стены, лежат на полу, будто разбросанные взрывом. Однако сразу догадался, что не двигался только офицер, которого Елень нокаутировал прикладом. Тот, с шишкой на лбу, скорчившись, старался натянуть канат, конец которого был зацеплен за крючок. Третий, сидевший раньше с краю, вытянулся, поднял руки и пальцами пытался ухватиться за разбросанное на полу оружие.

Вот он что-то сказал своему приятелю, тот еще раз оттянул связанные ноги так далеко, как только мог. Немец, который тянулся за оружием, рванулся, выпрямился, схватился за ремень.

Теперь у него дело пошло быстрее. Он сел, поджал колени и, воткнув между ними приклад, взвел затвор. Теперь он мог стрелять, несмотря на связанные руки.

Но прежде чем он поднял глаза и направил ствол на дверь, Саакашвили подскочил и ударом ноги выбил у него оружие. Тяжело дыша, он стоял над немцем. Из головы не выходила мысль о танке. У него дрожали губы. Сидящий с краю пленный казался ему все более похожим на брига-денфюрера СС, стоило заменить лишь знаки различия на мундире.

Вытащив треть сабли из ножен, Саакашвили отступил назад. Потом, не сводя глаз с пленных, он снова сделал полшага вперед, как бы выбирая дистанцию для удара.

Немец поднял связанные руки, чтобы закрыть голову. При виде связанных рук Григорий опомнился. Оперся о раму и вытер ладонью пот.

В двери появился Томаш. Осмотревшись, он аккуратно сложил хлеб, втащил за ворот все еще не пришедшего в себя немца, которого Елень оглушил у калитки, и молча смотрел то на Григория, то на пленных, ожидая, что будет дальше.

Григорий горячо заговорил:

— Они могут посылать нас на смерть, убивать и расстреливать безоружных, а их нельзя. Понимаешь? Нельзя. Им можно...

— Понимаю, — кивнул головой Черешняк. — Елень объяснял. Но посадить в подвал можно.

— Точно, — начал успокаиваться механик. — Здесь неплохие подвалы.