Хироюки Агава - Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921-1943 гг. Страница 13

Ямамото не проявил особого энтузиазма в ответ на это предложение. Как и Йонаи Мицумаса, он, видимо, относился с глубоким подозрением к Германии, по крайней мере к той, что находилась под властью нацистов, — почти наверняка по этой причине Риббентроп так хотел завлечь его в Берлин. Помимо его прямого контакта,немцы обратились в японское посольство с просьбой организовать встречу. Несколько раз Мусанокодзи обсуждал этот вопрос с немцами; наконец, за день до отъезда Ямамото и его группы, позвонил в японское посольство в Лондоне. Вначале говорил с Мацудайрой, затем пригласил к телефону Ямамото:

— Думаю, вам неплохо бы встретиться с Риббентропом и морским министром. Что касается Гитлера, знаю ваше к нему отношение и сам считаю, что встречаться вам — не лучшая идея, поэтому предлагаю просто нанести этим двоим визит вежливости.

Ямамото согласился с рекомендациями и на следующий день поездом через Голландию приехал на берлинский вокзал Фридрихштрассе. «Когда он приехал на вокзал, — пишет в последствии Мусанокодзи, — он улыбался, но не произнес ни слова. Я представил его Риббентропу, а потом морскому министру; ответы его, четкие, чеканные, производили на собеседников хорошее впечатление, но он не предпринимал абсолютно никаких усилий, чтобы добровольно задерживаться на затрагивавшихся темах разговора. В этом отношении он походил на Йонаи. Но у меня сложилось впечатление, что Ямамото значительно остроумнее». Несомненно, Ямамото настроился держать язык за зубами и не произнести ничего, что немцы бы могли воспринять как обещание. Как мы увидим позднее, несмотря на вежливые беседы между японскими и германскими моряками в этом случае, Ямамото, став заместителем министра, энергично противостоял Трехстороннему пакту между Японией, Германией и Италией.

В тот вечер в японском посольстве дали частный ужин в честь Ямамото и его группы. И опять Ямамото замкнут и молчалив. Но когда разговор каким-то образом перешел на бридж, покер и азартные игры, он вдруг преобразился и стал вовсю разглагольствовать.

После одной ночи, проведенной в Берлине, делегация пересекла Польшу и очутилась на территории России; в Москве сели на поезд, следовавший по Транссибирской магистрали.

Во время этой бесконечной поездки Ямамото проводил дни и ночи за покером и бриджем с партнерами Эномото, Мицунобу и Мизотой. В это очень холодное время года поезд подолгу стоял на каждой станции для осмотра подвижного состава и очистки льда, накопившегося на днище вагонов. В Новосибирске ожидал японский консул с большой порцией суши, приготовленного его женой. Когда поезд наконец прибыл, он вместе с женой поспешил в купе Ямамото, где обнаружил гостя в разгаре карточной игры с коллегами — повсюду вокруг разбросаны карты. Ямамото сердечно поблагодарил за посещение и насладился типично японским деликатесом, возникшим посреди сибирской зимы.

11

Как только пересекли границу с Маньчжурией, проходящий поезд стали встречать и выражать свои добрые чувства группы людей. 7 февраля Ямамото с коллегами отбыл из Маньчжурии в Харбин, проехав через Корею, а в полдень 12 февраля 1935 года вернулся после пятимесячного отсутствия в Токио — там шел легкий снег. Большая группа официальных лиц, включая морского министра Осуми и министра иностранных дел, приехала на Токийский вокзал, чтобы приветствовать его возвращение; однако Ямамото и Осуми, должно быть, говорили друг другу необходимые слова с неоднозначными чувствами. На платформе стояли и женщины из квартала Симбаси, и друзья, с которыми Ямамото учился в Гарварде, — идя мимо, он, пока никто не видел, показал им язык.

Начальник вокзала провел его через подземный путь к главному входу в вокзал, где Ямамото ожидала машина, чтобы отвезти во дворец, — там ему долженствовало оставить свое имя в книге посетителей. Но когда он увидел, что жители Токио выстроились вдоль дороги от вокзала, возле Маринучи и ворот Вадакура, он вышел из машины и направился пешком к входу во дворец. Это можно интерпретировать двояко: либо он отзывчивый человек, всегда готовый ответить на добрые чувства к нему; либо подлаживался под вкусы толпы. А возможно, и того и другого понемногу.

Два дня спустя, 14 февраля, он прибыл в морское министерство, чтобы представить Осуми официальный отчет в присутствии принца Фусими, начальника штаба флота. После обеда он зачитал подобный отчет на заседании военных советников. Его официальный рапорт императору датирован 19 февраля. Долгое время нельзя было найти ни оригинала, ни копии этого документа и считалось, что он уничтожен, случайно либо намеренно, во дворце или в морском министерстве сразу после окончания войны, в неразберихе; но в конце концов одна копия обнаружилась — в кипе документов в прежнем генеральном штабе сухопутных войск. Документ очень длинный; опуская целиком разделы, где идет речь о прогрессе в предварительных переговорах, процитирую заключительную часть:

«На предварительных переговорах представители всех заинтересованных сторон занимались откровенным и честным обменом мнениями в неизменно дружественной атмосфере, искренне стараясь определить какой-то базис для нового договора; не возникало и намека со стороны двух стран, работающих вместе, на то, чтобы оказать давление на третью страну или лишить ее голоса.

Британия в особенности — частично, может быть, из-за своей позиции спонсора переговоров — проявляла искреннюю готовность достигнуть соглашения о разоружении и употребляла неизменные усилия обеспечить в этом бесперебойный прогресс.

Таким образом, и Британия, и Америка слушали с величайшим интересом то, что мы имели им сказать, и мы имели возможность в полной мере изложить основы политики императорского правительства. Тем не менее различия в позициях трех стран пока не позволили достичь какого-либо соглашения.

Глубоко сожалею, что не удалось убедить Британию и Америку согласиться с взглядами императорского правительства, и убежден в необходимости дальнейших усилий в этом направлении.

В заключение своего отчета заверяю, что я — самый послушный слуга Вашего Императорского Величества.

Наиболее вероятно, сущность того, что хотел сказать Ямамото, содержится в этом последнем разделе. В прошлом морской офицер, ныне занятый изучением этого вопроса, придерживается мнения, что доклад императору заключал в себе значительно больше, чем это выглядело внешне. Твердое отрицание, что наличествует какой-либо сговор между Британией и США оказать давление на Японию или лишить ее голоса, представляло собой сильный протест (как он считал) против основных настроений дома в то время и против безответственных домыслов.

В результате своей пятимесячной поездки в Лондон Ямамото вдруг стал знаменит, но после возвращения домой отношение к нему лидеров морского флота явно недружественное. Морской министр Осуми, например, не сделал даже серьезной попытки выслушать то, что мог бы ему сообщить Ямамото.

Что касается инструкций, данных Ямамото при отплытии в Лондон, говорят, император заявил премьер-министру, что с учетом требований армии не должно быть альтернативы согласию с тем решением, которое она предусматривает. Однако он надеялся, что разрыв Вашингтонского морского договора будет произведен таким образом, чтобы не раздражать без нужды великие державы. Вероятно, в своем докладе императору Ямамото старался по крайней мере заставить Хирохито понять, что необходимо избежать ситуации без договора, что в этом направлении требуются терпеливые усилия и ошибочно позволить увлечь себя болтовней уволивших Хори больших чинов, намеренных любой ценой покончить с договором об ограничении вооружений.

ГЛАВА 3

1

Младший офицер Йококава, бывший в Лондоне с Ямамото и его группой, вернулся в Иокогаму 12 марта, как раз на месяц позже делегации. В одиночку отправился он из Лондона в Париж, где по заданию Ямамото и других лиц сделал различные покупки, а затем в Марсель и на борту «Катори-мару» отплыл через Суэц в Японию. Перечень предметов, которые он заказал через японского агента в Париже, включал три дюжины тюбиков с губной помадой — для капитана второго ранга Мицунобу (симпатичного молодого человека; Йококава признается, что задавал себе вопрос, кто же счастливые получатели подарков), десять больших и тридцать маленьких флаконов одеколона — для Ямамото и Мицунобу вместе — и тридцать три коробочки пудры фирмы «Коти». И все же, несмотря на впечатляющую щедрость Ямамото в приобретении интимных подарков для женщин — и несмотря на его увлечение азартными играми, — у Йококавы осталось в Лондоне впечатление о Ямамото как о вечно печальном, одиноком человеке. Оно не изменилось и после того, как Ямамото вернулся к прежней работе в бюро по морским делам в Токио.