Э. Гейзевей - Серые волки, серое море. Боевой путь немецкой подводной лодки «U-124». 1941-1943 Страница 13

В течение последующих дней «U-124» преследовала несколько одиночных судов противника, однако из-за сильного тумана, темноты и недостаточной собственной скорости она оказалась не в состоянии их атаковать.

Поскольку теперь основной задачей лодки стало наблюдение за погодой, Шульц стремился поддерживать на должном уровне моральный дух и боевую выучку экипажа, муштруя его с присущей немцам педантичностью. Хотя и раздавались жалобы на переутомление, команда, тем не менее, все больше гордилась своей выучкой, поскольку каждый член команды так же хорошо, как и сам командир, понимал, что в любой момент может случиться такое, что драгоценными станут даже доли секунды при совершении какого-либо маневра, от которого будет зависеть жизнь экипажа.

Шульц пользовался большим уважением своей команды, доходящим до обожания, и не только как командир, но и как человек. Он был приверженцем простоты в общении с экипажем, сочетаемой с высокой самодисциплиной, вообще присущей подводникам, однако бесконечно более важным для них личным качеством Шульца являлось то, что он был отважным и агрессивным бойцом. Он подбирался к конвоям как ястреб к стае цыплят, и мог схватить сразу четырех из них в течение всего лишь нескольких минут. На германских подводных лодках считалось аксиомой, что наиболее популярным командиром становился тот, за кем числилось больше боевых успехов, и наоборот. Из всех тех качеств, которые хотели видеть в своем командире команды подлодок, наиболее важным считалась способность топить вражеские суда. Экипаж «U-124» высоко ценил своего командира именно за профессионализм, находчивость и опытность. Он был по-настоящему мужественным человеком с сильным характером.

Как офицеры, так и старшинский и рядовой состав экипажа лодки быстро осознали, что Шульц требует от каждого наилучшего исполнения своих служебных обязанностей. И в то же время это был легкодоступный, остроумный и культурный человек, а самое главное — настоящий моряк, чей командирский дар ярко раскрывался в моменты проведения атак на суда противника. Личный состав лодки был хорошо осведомлен о правах командиров других подлодок флотилии, которые при подготовке к атакам гоняли членов экипажа в хвост и в гриву, требуя все новых данных для торпедной стрельбы при изменении пеленга на цель. Часто им не хватало и нескольких вариантов таких данных, и они буквально изводили личный состав центральных постов, прежде чем решались наконец подать команду на выстреливание торпед.

В отличие от таких командиров Шульц мог ждать как угодно долго составления данных для стрельбы, после чего проводил соответствующую их доработку уже в своей голове. Результатом такого метода являлась спокойная, упорядоченная и эффективная атака, которую можно было проводить даже на большой скорости собственного хода. Стрельба под его руководством осуществлялась исключительно аккуратно.

В одну из ночей «U-124», тяжело переваливаясь на крупной зыби, бесцельно пенила воды Северной Атлантики на расстоянии примерно 500 миль к западу от Гебридских островов. Она только что отправила свое самое последнее метеосообщение в штаб флотилии, перехватив такие же, переданные Прином с «U-47», и не имела никакой иной задачи, кроме как передать еще одно метеосообщение через два часа. Половина экипажа, включая командира лодки, спала, а остальные несли свою вахту. У Карла Роде выдалась «собачья» вахта в отсеке электродвижения.

Старшина вахты в центральном посту внезапно вспомнил, что к нему поступила жалоба на какие-то неисправности в трубе торпедного аппарата помер семь.

— Эй, Григоляйт! — позвал он машиниста. — Сходи-ка в корму и посмотри, что там такое с трубой. А после этого хорошенько смажь механизм.

Проворный юный выходец из Восточной Пруссии по прозвищу Григоляйт тут же поспешил в корму разбираться с жалобой.

Прошло несколько минут, и вдруг дверь рубки с треском открылась и на пороге появился Григоляйт с белым, как у мертвеца, лицом и вытаращенными глазами.

Он с ног до головы был облит содержимым «трубы номер семь», в которую поступала забортная вода, причем в больших количествах. Он подскочил к Роде и, размахивая руками, выкрикнул:

— Лодку затопляет!

Роде не нужно было объяснять, что означало поступление в отсек забортной воды.

«Труба номер семь» находилась на несколько метров ниже уровня моря, и шум воды, вливающейся в отсек из-за борта, напомнил ему с таким кошмарным правдоподобием тот день под Нарвиком, что он непроизвольно содрогнулся всем телом.

Обхватив Григоляйта, все еще сжимавшего в руке какой-то предмет, Роде тотчас распознал в нем запорный кран торпедного аппарата номер семь, который должен был быть ввинчен в надлежащее место трубы, а не валяться рядом с ней.

Роде вырвал кран из рук Григоляйта и помчался в торпедный отсек. Ему понадобилось всего лишь несколько минут, чтобы установить кран на место и прекратить поступление воды, а затем откачать помпой поступившую в отсек воду.[6]

И еще не раз в течение месяцев раздавался добродушный смех команды, вспоминавшей дурацкое выражение лица Григоляйта и переполох, который он по своему невежеству вызвал на борту лодки. Однако за этим смехом скрывалась жестокая правда о том, что, если бы это произошло в подводном положении, не помогли бы никакие усилия, чтобы установить на место этот запорный кран, преодолевая давление забортной воды.

Однако командир лодки не нашел в этом эпизоде ничего забавного. Его разбудил леденящий кровь крик: «В лодку поступает вода. Аварийная тревога!» Он мгновенно сбросил с себя одеяло, не зная, что за катастрофа разразилась на борту, и метнулся в ту сторону, откуда слышалось журчание воды. Но к моменту его прибытия в отсек быстрые и умелые действия Роде приостановили развитие неприятного события.

Потрясенный и разъяренный, он в пух и прах разругал старшину центрального поста, которому было разъяснено, какие ремонтные работы должны проводиться в торпедном аппарате помер семь, и вернулся к себе в каюту с чашечкой кофе, бормоча сквозь зубы проклятия в адрес олуха.

Старшина покорно выслушал обрушившиеся на него ругательства, а затем и сам проделал такую же процедуру с Григоляйтом.

После израсходования почти всех запасов топлива и продовольствия лодка получила приказ возвратиться на базу. Ее команда закалилась в этом походе, и все ее члены теперь были просоленными ветеранами подводного плавания. Они знали свою лодку до последнего винтика и относились к ней как к живому существу. Казалось, субмарине доставило большое удовольствие то, что во время похода ей удавалось время от времени попугивать экипаж, но в то же время он вполне мог рассчитывать на нее. На то, что она обеспечит скорость и маневренность чуть побольше той, что вложили в нее создатели. К концу этого похода каждый член экипажа был совершенно уверен в том, что их «маленький пароход» был самым лучшим из всех в океане.

Новое указание, поступившее из штаба флотилии, сопровождалось хорошей новостью: Франция пала. Поэтому вместо возвращения в Киль лодке предстояло прибыть к новому месту базирования в Лорьяне, где теперь должен был располагаться штаб 2-й флотилии.

Глава 4

Увольнение на берег во Франции! Французская кухня, французские вина, французские девушки. Жизнь внезапно и совершенно невероятным образом стала прекрасной!

Не нужно больше нести никаких вахт, не нужно было больше вдыхать отравленный лодочный воздух. Бурное море и опасные сражения остались в прошлом, на какое-то время по крайней мере.

Воспоминания об эсминцах и их глубинных бомбах остались в прошлом, хотя надежно засели в памяти и продолжали преследовать подводников в снах.

Для большинства членов команды лодки это было их первое путешествие во Францию, и они вряд ли могли представить себе, что у них появится такая прекрасная возможность забыть о перипетиях войны. Неплохие французские вина стоили здесь не дороже немецкого пива, а шампанское и коньяк стали повседневностью.

Французы, казалось, были довольны оккупацией и проявляли радушие по отношению к немцам, а языковый барьер оказался не такой уж непреодолимой преградой. Его преодолению сначала служили улыбки и приветственное помахивание руками, и через несколько месяцев как французы, так и немцы в достаточной степени овладели языком друг друга для повседневного общения.

Экипажи германских подлодок были просто опьянены возможностью находиться в полной безопасности на суше, попивать вино и распевать свои песни в кафе. В то же время владельцы этих заведений были более заинтересованы в немецких деньгах, чем в немецком смехе и песенках, о чем эти счастливые морячки, конечно, и не догадывались.

Однако главное, о чем мечтал каждый подводник, вернувшийся с патрульной службы, была настоящая баня с потопом горячей воды, пенящейся от мыла и смывающей с тела пот, глубоко въевшуюся грязь и усталость от пребывания в бурных водах Северной Атлантики. При ограниченном запасе пресной воды на подлодке не могло быть и речи о какой-либо бане. Поэтому после нескольких недель пребывания в тесноте на борту лодки моряки по праву считали самым желанным для себя помыться в бане.