Михаил Авдеев - У самого Черного моря. Книга II Страница 13

— Есть! Только зря ты… «Если что» быть не должно.

— Посмотрим… Борисенко! Идешь ведомым. Справа.

Долго еще сидели они под плоскостью штурмовика, укрывшись от мелкого, нудного дождя, затянувшего весь горизонт.

— Погодка, хоть святых выноси.

— Как знать. Возможно, в этом дождичке есть и определенный смысл. Более скрытно выйдем на цель…

Над северным краем аэродрома, недалеко от командного пункта, взвилась зеленая ракета. Летное поле ожило. Только что пустынное, оно наполнилось грохотом моторов. Из капониров и укрытий медленно выползали «летающие танки», так прозвали в народе грозные «илы».

— Пойдем на бреющем, — передал по рации Косторный.

Прижимаясь к земле, крались машины к цели. Сверху их прикрывали низко плывущие тучи. Определенный риск в таком полете, конечно, был. Но на него идти было нужно.

Вот уже почти и конец пути. Но здесь Косторный обнаруживает: облачность в районе цели приподнялась до 200–300 метров.

— Пойдем в облаках. Затем на цель со стороны моря, — передал ведущий.

Так и сделали. В нужный момент вышли из облаков. Цель — как на ладони. Уткнувшись носом в песок, стояли десантные баржи. Вокруг каждой из них — стайки катеров.

По трапам поднимались черные фигурки: шла погрузка десанта. Никому и в голову не пришло о возможности налета в такую сумасшедшую погоду. Наоборот, используя ее, немцы форсировали посадку людей на корабли. Штурмовики были замечены слишком поздно, когда, собственно, звено Косторного, поливая огнем, прошло над судами.

Свечой полыхнул катер. За ним — баржа… Фигурки людей мечутся по палубам, прыгают в море…

Второй заход — три баржи и два катера охвачены пламенем. Но немцы уже оправились от неожиданного удара. Берег начал отвечать огнем, все более плотным и ожесточенным.

Третья атака — уходят из-под плоскостей «эрэсы». И тут задымил самолет Борисенко.

— Срочно уходи домой! Приказываю! — хрипло кричал Косторный. — Уходи, пока нет «мессеров».

«Ильюшин» нырнул в облака.

— Мы вам сейчас покажем! — Косторный даже взмок от напряжения.

В грозном сверкании вспышек огня штурмовики прошли над врагом. Всего каких-нибудь десять-пятнадцать метров отделяли их от мечущихся по берегу фашистов.

Горохом — пули по фюзеляжам. Молодцы конструкторы. Надежно прикрыли броней летчиков.

Десятки трупов устилают прибрежный песок.

— Георгий! Уходим в облака. Справа — «мессеры».

Тройка фашистских истребителей показалась со стороны моря, пошла в атаку и тут же потеряла штурмовиков из виду.

Опыт истребителя сослужил Косторному добрую службу. Сложным маневром он уклонился от встречи с противником.

— Повторим?

— Надо бы…

«Мессеры» вроде бы тоже ушли в облака.

— Рискнем!

И снова по баржам и катерам ударяет шквал огня. На этот раз от «мессеров» уйти не удалось. Две очереди прошили машину Косторного. Самолет задрожал, почти перестал подчиняться рулям. Новый залп — зачихал мотор и смолк. Потом снова забрал.

Попандопуло ударил из пушки, отсек «мессеров» от ведущего.

Но «Илу» трудно сравниться с «Ме-109» и по маневренности, и по скорости. Не достают пушки Попандопуло до цели, «мессеры» вновь выходят в атаку.

И снова бьют пулеметы Попандопуло. Попадет — не попадет — не беда. Главное, не дать свалить Косторного.

Он, что называется, молил всех святых, чтобы гитлеровцы зашли в лобовую атаку. Тогда еще посмотрели бы кто кого? Но зачем было немцам идти на риск? Они отлично знали, чем кончаются для них атаки в лоб. И они предпочитали клевать Косторного в хвост. Все равно, полагали они, этому русскому от них уже не уйти.

Иначе размышлял Попандопуло. Вернее, он не размышлял — на это у него попросту не было времени. Потемневшими глазами следил он за каждым маневром врага, и едва «мессеры» выходили в атаку, снова огрызался огнем из пушек и пулеметов.

«Пожалуй, так долго не протянешь, — с грустью подумал Попандопуло, взглянув на часы. — Боезапас скоро кончится».

Но что это? «Мессеры», послав наугад в его сторону несколько очередей, повернули к облакам.

— Уходят! Держись, друг! Уходят! У них на исходе горючее! Держись!

Но Косторный уже не мог держаться: мотор работал с перебоями, едва тянул. Почти задевая землю, израненная машина тяжело шла к плавням Кубани.

«Нет, не дойти! — Косторный безуспешно поработал сектором газа. — Все! Скорости нет. Самолет проваливается…»

Штурмовик рухнул на берег, прочертив по песку длинную полосу. И сразу стало тихо. Только пронесся над головой верный Попандопуло. В который раз за эти мгновения у него похолодело сердце: к самолету Косторного бежали немцы.

Летчик бросил «Ильюшин» к земле, ударил из пулеметов. На минуту фашисты залегли. Потом перебежками двинулись к подбитой машине. Автоматчики не торопились: уйти русский летчик не мог. Укрыться ему тоже было негде: кругом степь, ни кустика, ни балки.

Косторный решил дорого продать свою жизнь.

— Рус, сдавайся! — крики неслись к нему уже и слева и справа.

— Подходите поближе, гады! — выругался летчик. — Сейчас я вам, господа хорошие, сдамся!

Попандопуло видел, как вдруг ожили пушки и пулеметы машины командира. Косторный бил по наступающим. Вот один гитлеровец споткнулся на бегу. Второй, третий, пятый…

С ревом носился над немцами штурмовик Попандопуло. Теперь он, экономя боезапас, бил только наверняка. В основном, как говорил он потом, «действовал на психологию». Видя пикирующий на них самолет, фашисты прижимались к земле.

«Нет, так долго ему не продержаться!» — Попандопуло видел это отчетливо: кольцо немцев сжималось. Черные фигурки подползали все ближе и ближе к самолету. И летчик решился. Главное сейчас — прижать их к земле. Атака. Вторая. Черт с ним, с боезапасом, — пулеметы «ила» словно взбесились.

Третья!.. Нет, это была уже не штурмовка. На глазах ошалевших гитлеровцев самолет Попандопуло сел и подрулил прямо к попавшей в беду машине.

И тут немцы все поняли. Поднявшись во весь рост, с криками, стреляя из автоматов, они ринулись к «илам».

— Скорее! Да торопись ты! — кричал Попандопуло Косторному.

— Сейчас. Одну минуту!

Косторный метнулся к бензобакам. Секунда — краны открыты. Еще секунда — выхвачена ракетница.

Уже на бегу к машине Попандопуло Косторный обернулся, прицелился и выстрелил ракетой в кабину своего самолета. Слепящий столб пламени поднялся к небу.

— Вот теперь, кажется, все! — командир уже на плоскости машины друга.

Наверное, в такие мгновения судьба бережет смелых: шквальный автоматный огонь не задел ни того, ни другого.

Попандопуло даже показалось, что на взлете он сбил колесами одного из автоматчиков.

Оба бледные, Косторный и Попандопуло посмотрели друг на друга и нервно рассмеялись.

— Кажется, сегодня у нас некоторая психологическая перегрузка, — Косторный вымученно улыбнулся.

На земле полыхнуло пламя: «Ильюшин» взорвался.

Главка, повествующая о подвиге Денисова и начале одного поэтического пути

Уже в послевоенные годы он напишет чудесные строки:

Нет, мы поблажек не просили,Хоть был и крутоват подъем,Под голубым шатром РоссииМы с полной выкладкой идем.

И пусть в дороге приустали —У сердца еще хватит сил.И я свое плечо подставлю,Чтоб ты свое переменил.

Могу засвидетельствовать: он и тогда готов был в трудную минуту подставить плечо, чтобы разделить тяжесть с товарищами.

Появлялся Василий обычно в полку с неизменной полевой сумкой, набитой газетами и… стихами.

Худой, с ввалившимися щеками, присаживался у капонира и, если находил свободных от дел слушателей, неизменно предлагал:

— Почитаем, а?!

Как правило, внимание ему было обеспечено: в полку Васю любили: наверное, грешен человек — кому было не приятно послать домой фронтовую газету, где о его делах говорилось не только «презренной» прозой, но подчас и стихами.

Наверное, мы не так уже плохо воевали. Открыв как-то краснофлотскую газету «Атака», я прочел лихие частушки:

Вокруг хребта Кавказского,Высокого, высокого,Вырастают асамиМолодые соколы.Кто врагов сбивал в бою,В небе их рассеивал, —Знают все в родном краюГероя Алексеева.Не пройдут фашисты, нет,Возле моря сизого.Их отправит на тот светОчередь Денисова.Среди русских златниковВетерок развеевал…Крепко бьет стервятников«Ястребок» Матвеева…

Кстати, как теперь выяснилось, что автором этих частушек был работавший тогда в газете «Атака» молодой краснофлотец Василий Кулемин.