Одна маленькая правда - Кирилл Александрович Гончуков Страница 13

Главный двор был не просто шансом, а прямой дорогой к той жизни, о которой мечтало большинство воспитанников – он не огораживался забором, никто не следил за ним, и окна на него выходили только из ее, Галины Константиновны, кабинета.

Она уселась за письменный стол и продолжила свою работу, уже собрав и скомкав все документы Дубая. Надо было навсегда вычеркнуть его из истории ее образцового детского дома. Она была почти в панике, но теперь паника сменялась внутренним ликованием, уголки губ в первый раз в жизни приподнялись, на несколько мгновений сделав ее похожей на настоящего живого человека, она как будто просияла, совершив одновременно и подлость, и благоволение.

Все во благо… конечно, не себя, а во благо воспитанников, маленьких детей, на которых Дубай оказывает дурное влияние, рассуждая о невидимых окнах, вслушиваясь в несуществующие шорохи, думая о том, о чем не думают нормальные дети – о чем-то высоком, о человеческой душе и морали. Конечно, она совершает великое благо.

Во всяком случае, она старается уговорить себя думать именно так.

Изгнанная звезда

Звезды не изгнать из Вселенной – это знает каждый. Звезда осталась, вцепившись руками и зубами в плотную ткань черного пространства. Тогда Солнце сожгло ее, и звезда, наверное, первая и последняя из всех звезд, ступила за предел Мира. Но там, где нет звезд, они никому не нужны, и она скиталась, пока ее не заметил высокий человек, нашедший применение ее таланту… В прочем, это нам уже известно.

Немного об образовании низших форм жизни

Помимо всего, было еще одно существо, избежавшее этой нервотрепки. Оно замкнулось в себе и даже не пожелало выходить из воды. Существо отказалось развиваться, но разгневанное море выкинуло его на берег первым же приливом. Существо скорчило недовольную гримасу и лениво поплелось обратно. Тогда прилив выкинул его еще раз, воды решили навсегда его отторгнуть – наверное, из вредности. Но существо умело настоять на своем – оно заползало в воду всякий раз, когда та отвергала его и становилось все больше с каждым новым разом. Наконец, существо раздулось и отяжелело настолько, что море отказалось от этой глупой затеи выселить его из зоны комфорта.

Такие упрямые существа впоследствии стали называться китами, а меньшие их последователи – рыбами.

Другое создание, все же проследовавшее на сушу, обожало свой хвост и не хотело отказываться от вредных привычек. В грязи и песке для него было все самое интересное, и создание наложило вето на идею встать на задние лапы, так как, разумно, водить носом по земле было куда удобнее, стоя сразу на четырех конечностях. Оно любило своих собратьев и готово было путешествовать с ними, не меняя своих привычек. Шерсть – тоже хорошая штука, в ней теплей, а благодаря ей нет нужды в одежде. А блохи… тоже какая-то ерунда.

Это были кошки.

Это были собаки.

И, наконец, третье существо, не посчитавшее ни воду, ни сушу своим домом, просто взмыло в воздух и напрочь отказалось спускаться. Спускалось оно, правда, только по очень весомым причинам – в дни праздников или для поиска пищи. Иногда оно нападало на мельчайших представителей первой группы, иногда – второй. Существо было свободолюбиво и гордо. Оно отрастило большой нос, чтобы выделяться, а вместо лап или плавников избрало своим кредо крылья – символ свободы.

Эти существа окрестили птицами.

Детский дом. Продолжение

Галина Константиновна Нетопырь была в исступленном шоке и стояла, открыв рот, с четверть часа. Хотя, никто не удивился бы такому зрелищу. Застыв, словно каменное изваяние, она до такой степени походила на него, что ее лишь с трудом можно было принять за нормальгого живого человека. Немой крик – то, чего она всегда боялась в самой себе – признак беспомощности, признак поражения, упущенной возможности.

Воспитатели и разнорабочие столпились вокруг, так же застыв в немом изумлении, совершенно сраженные такой необычной реакцией заведующей. Они тоже не шевелились, но уже из солидарности, а не от бури эмоций, иногда позволяя себе тихо перешептываться.

– У нее не случится ли сердечный приступ?

– Нет сердечных приступов у того, у кого нет сердца.

– А что случилось, товарищи?

– В след за Львом Дубаем сбежало еще несколько детей.

– Какой позор!

– Крах для нашей репутации!

– Я увольняюсь, друзья.

– Поддерживаю.

– Я тоже.

Дверь тихонько скрипнула, и все взоры и фразы мигом обратились к вошедшему. Сказать, что он тоже был ошарашен – ничего не сказать.

– Борис Прокофьевич, сделайте что-нибудь, Вы же зам.

– Борис Прокофьевич, правда что, посодействуйте.

– Товарищи, дорогие, я же, – сбивчиво начал оправдываться тот, кого называли Борисом Прокофьевичем, – пускай Павел Семенович, у него лучше выйдет, ей-богу.

– Павел Семенович?

– Выручайте, Павел Семенович!

– Хорошо.

Вперед выступил маленький тучный человечек с пушистыми бакенбардами. Настороженно, как вползает дрессировщик в клетку тигра, он приблизился к Нетопырь. Ее остекленевшие глаза сконцентрировались на одной точке, как бы глядя сквозь нее, и ничто не могло пробудить Галину Константиновну от этой истерийной комы.

– Ну? – Подталкивали одни.

– Чего там? Что? – Не унимались другие.

Павел Семенович неловко повернулся к собравшейся публике и растерянно всплеснул толстыми ручонками. Голос его был тихим, неуверенным и полным какого-то скрытого негодования.

– Ничего. – Только и произнес он.

А когда Галина Константиновна упала, не нашлось никого, кто бы успел ее подхватить.

Конец Вселенной

Рано или поздно Солнце перестанет светить. Рано или поздно звезды сойдут со своих мест, а метеориты изменят направление. Светила и блуждающие в безвоздушном пространстве планеты устроят бунт против своего огромного черного прародителя. Они не будут покорно ждать, пока весь мировой механизм заглохнет сам собой, они будут действовать, строить козни и коварные планы, шептаться между собой, обсуждая грядущий переворот, и кто-нибудь из них самоотверженно начнет эту вездесущую революцию.

Бунт – смысл жизни любого живущего существа, любой вещи, любой, даже самой маленькой, частицы мировой природы. Повиновение – признак слабаков, все лучшее совершается после переворота.

Спокойствия не существует, бывает лишь временное затишье.

Любой свет когда-нибудь гаснет, а любая темнота с треском прорывается под натиском световых лучей. Любая пустота заполняется, хоть и спустя тысячелетия, пылью, а плотно набитая в помещении мебель когда-нибудь сгниет. Паук постареет и нет-нет, да замотается в свою же паутину. Слабых львов загрызут шакалы, умнейших личностей обойдут