Александр Косарев - Картонные звезды Страница 14

«Американцы организовали воздушный мост и потихонечку перебрасывают в Токийский военный округ какие-то необычные самолеты, — медленно ворочаются в моей голове тяжелые мысли. — Это кажется довольно ясным. Но в связи с этим фактом возникают совсем иные вопросики. Первый вопрос, и он же самый главный, — какие именно самолеты перегоняют американцы? И вопрос второй, который органически из первого вытекает, — для каких дел эти самолеты предназначены. Если, допустим, перегоняются истребители или штурмовики, то это вполне понятно и объяснимо. Вьетнамская война день ото дня все веселее разгорается и для более надежного прикрытия не слишком надежных южновьетнамских войск требуется все больше и больше самолетов тактической авиации. Но стандартный заправщик способен в несколько приемов перетащить через океан не больше четырех самолетов. Но четыре борта взлетают и выстраиваются несколько дольше, так что скорее всего их было всего два… Ага. Значит, получается по два тяжелых самолета на заправщик… Может быть, американское командование военные транспорты перегоняет, с подкреплениями? Дубина, — тут же выругал я сам себя, — надо было просмотреть, кто прибывал в Лос-Анджелес и Сан-Франциско в конце февраля и начале марта. Там-то, на своей территории, они не стесняются регистрировать перелеты всех типов самолетов». Но я еще колеблюсь.

В принципе, отслеживанием перелетов на внутриамериканских линиях мы не занимаемся. Иногда во время поиска и идентификации новых радиостанций нам случается перехватить несколько радиограмм с западного побережья Америки, но так бывает достаточно редко — расстояния слишком велики. Да и операторам, стоящим на заданных командованием направлениях, заниматься поиском совсем не с руки. В основном, так сказать по-настоящему, развернутыми поисками в эфире новых станций и редко используемых частот занимаются только в ТРГ — технической разведгруппе. Как же должны быть счастливы те, кто туда попал! Заниматься поисками это уже одно удовольствие, а с теми техническими возможностями, которые есть у них, это удовольствие вдвойне. Вы только представьте себе: у группы имеется отдельная большая комната, четыре свободных от рутинной работы радиоприемника, из которых один самого последнего поколения, поскольку собран исключительно на транзисторах. Две стойки многоканального приема, анализатор радиочастотного спектра, стойка для приема многократных передач и еще много другого, сладостно манящего меня оборудования. Ясно, что душа моя стремится попасть туда, в эту заветную комнату, чтобы всецело отдаться любимой страсти — слушать эфир. Но туда берут далеко не каждого желающего. Во-первых, необходимо быть истинным знатоком эфира и электронной материальной части, находящейся на вооружении ТРГ. Во-вторых, всем кандидатам желательно обладать определенными способностями по адекватному анализу складывающейся в воздухе обстановки. К тому же необходимо иметь недюжинную усидчивость и талант даже в самых неблагоприятных атмосферных условиях выловить скрывающуюся за помехами радиостанцию и непременно обеспечить получение нужной информации. Эх, мечты, мечты.

Поднимаю голову и с тоской смотрю в единственное окошко на противоположной стене. До рассвета еще часа полтора, и все мое разморенное жарой, словно бы набитое ватой тело жаждет только одного — спасительного сна! Но как раз спать здесь и нельзя! Как минимум три наряда можно схлопотать за сон на посту, да и издевательскую статейку тут же напишут в Боевом листке. Листки те с удовольствием строгает мой сосед по второму ярусу коек — Семен Ерастов (давно подбивающий клинья иод нашего замполита). И ради того, чтобы накропать очередной сатирический материалец, он не пожалеет и родного отца, не то что нас грешных. У него тоже есть мечта, которую он, собственно, особо и не скрывает — мечтает устроиться писарем при так называемой Ленинской комнате. Планов у него на этот счет просто громадье, и ими-то он и обхаживает капитана Крамаренко. Впрочем, некогда об этом думать, работать надо.

— Рота, подъем! Тревога!

От выдавленной в подушке ямки моя голова самостоятельно никак не отрывается, и я, зажмурив глаза от режущего электрического света, помогаю ей обеими руками. Разлепляю веки, верчу шеей. Прямо у дверей рядом с дежурным по роте вижу две офицерские фуражки и постепенно соображаю, что заваруха, затеянная нашими славными «сапогами», совсем и не шуточная. Со всех сторон несутся погоняющие крики взводных, грохот солдатских пяток по дощатому полу, звон запоров в оружейной комнате. Охваченный общим порывом, я тоже кувыркаюсь вниз, стараясь не попасть на чью-нибудь голову. Бриджи, портянки, сапоги, все остальное с собой подмышку. Оттираю плечом более щуплого собрата и скорее вперед, в бушующую толчею у оружейки.

Не могу со времен службы без горькой усмешки смотреть наши незамысловатые фильмы про армейскую службу. Там почему-то часто любят показывать тот момент, когда из оружейной пирамиды бравые, тщательно одетые в отутюженные гимнастерки солдаты строго по порядку достают из пирамиды боевое оружие. Наверное, режиссеры хотят подчеркнуть этим особую слаженность и продуманность всех поступков советского солдата. Вот только кинооператоры почему-то никогда не показывают того, что происходит после того, как солдаты достали свое оружие. Чтоб вы знали на будущее, там происходит вот что. Как известно, военное руководство Красной Армии испытывало постоянную озабоченность по поводу того, как бы в основной своей массе не желающие служить солдаты не получили слишком легкий доступ к оружию. Поэтому наши командиры придумали массу преград для этого. Самая замечательная их находка заключалась на тот момент в следующем. Вход в оружейную комнату во всех армейских подразделениях делался всего один, и пройти в нее можно было только тогда, когда старшина роты откроет своим ключом обитую железом узкую дверцу. Мало того, сами ружейные пирамиды закрывались здоровенными амбарными засовами и навесными замками, снять которые быстро тоже невозможно. Но и это еще не все. Стальной, сейфоподобный ящик с патронами так же запирается на два замка, висячий и внутренний, и для пущей верности наглухо привинчивался к полу. У-фф, все, министр обороны СССР мог спать спокойно. В случае внезапного нападения на армейскую казарму его приказами было 100-процентно гарантированно, что никто из военнослужащих ни за что не успеет вооружиться и дать отпор нападающим. Даже сейчас, во время явно учебной тревоги, все эти несуразности зримо вылезают наружу. Но «сапоги» их в упор не замечают, поскольку их учили делать не как лучше и быстрее, а как положено. Вот и сейчас, я скромно топчусь в проходе и с тоской смотрю на схватку в дверном проеме оружейной комнаты. Картина разворачивается воистину безрадостная. Те, кто успел заскочить в оружейную комнату раньше, не могут из нее выйти, поскольку снаружи в ту же дверь ломятся припозднившиеся. На данный момент припозднившихся примерно вдвое больше, и они своими телами бодро вдавливают рвущихся наружу шустриков обратно. Однако, просочившись внутрь и похватав свои карабины, противогазы и защитные комплекты от химической напасти, вторая волна тоже не может выйти, поскольку на них снаружи яростно давят самые припозднившиеся и торопящиеся наверстать упущенное время. Конечно, рано или поздно эта безумная пихаловка рассасывается, но времени на нее уходит просто море. Но мало взять оружие и противогазы, требуется надеть после этой схватки и шинели, поскольку на улице все еще стоит зима. С ними тоже полная морока. Дело в том, что в обычной нашей жизни шинелями мы практически не пользуемся. Да и зачем? Утром подъем и бегом по кругу как лошади на ипподроме. Когда бежишь, шинель не нужна даже зимой. Далее по распорядку завтрак. Но поскольку столовая рядом, то тратить время на одевание смысла нет никакого. Потом рысью несемся на КП. Пятьсот метров для молодых парней, разумеется, не расстояние, и шинели на такой дистанции только мешают. Наши бедные шинели пылились на крюках месяцами, и естественно, все мы напрочь позабывали, где чья весит. И теперь среди ночи, в шуме, гаме и бестолковой толчее, нам еще приходилось разбираться и с этим. Наконец, все утрясается, и весь наличный состав нашей роты выстраивается перед казармой. Примерно пять утра. Мороз опять под пятнадцать и легкая снежная пороша. Появляется капитан Рачиков, поднимается на крыльцо, подходит к двери, поближе к лампочке. Торжественно вынимает из-за пазухи бумажку и, подняв ее повыше, зачитывает приказ:

— «Противник, силами до батальона, высадился в районе семнадцатого километра, — негромко вещает он самым благостным голосом. — Имеет целью выйти к городскому аэродрому и блокировать прибытие подкреплении по воздуху. Задачей нашего полка является… — Он глухо прокашливается и продолжает: — Прикрыть поселок Елизово с его западной стороны на участке от шоссе, отметка 21-й километр, до сопки Песчаная, ориентир — ее вершина. На правом фланге соседом мы будем иметь отдельный мотострелковый батальон, слева от нас будет 7-я рота морской пехоты.