Адельша Кутуев - Приключения Рустема Страница 14

На операцию вышли втроем: «Непоседа», еще один партизан — Тимофей Николаевич и Рустем. Вышли ночью по ярким звездам.

Сливаясь с деревьями, шагали осторожно невидимой тропой. К рассвету за придорожными кустами засеребрились пути. Партизаны залегли за бугорком и стали наблюдать.

С ближнего болота безмятежно квакали лягушки. Им наплевать было, что идет война. Они квакали каждое утро.

Полчаса наблюдал за станцией «Непоседа». Полчаса — Тимофей Николаевич. «Непоседа» ворочался с боку на бок, покусывая травинку.

— Два года назад, Тимоша, здесь наши уезжали в Москву учиться. Весело было. Цветов нанесли. Смех! — шептал он.

— Ты, случаем, тоже не уезжал?

— Нет.

— С цветами, стало быть, стоял?

— Ну, и стоял... А вот фриц пришел — и нету цветов. Танки, танки... не могу я спать, Тимоша. Всех бы их взорвал.

— Все-таки поспи малость.

«Непоседа» не ответил. Помолчал с минуту.

— Сейчас бы и я уже в институт уехал. На инженера учился бы. Или на учителя можно. Детишек люблю.

— Ты что, в разведку вышел или фантазиями голову мне морочишь? — рассердился Тимофей Николаевич. — Спи давай.

— Спи, спи... Заладил. Человек и так полжизни спит. А что бы ты сделал, Тимоша, если бы сказали тебе: «Война кончилась». Ты, наверно, целую неделю спал бы.

— Ты перестанешь или нет? — Но Тимофей Николаевич не удержался и тут же спросил сам:

— А ты чего бы делал?

— Я бы целую неделю не спал бы. И дома всем бы не давал спать. Все говорил бы да говорил. Сначала с отцом, потом с матерью, с сестренкой. Со всеми...

— Какой шустрый.

— Эх, и сестренка у меня, Эсенька. Шесть лет ей было, когда в лес ушел. Нынче в школу ей идти, а какая теперь школа. Немец в школе. Эх, Тимоша, как она, Эсенька-то, узнала, что война началась, заревела, в голос: «Не надо!» Как сейчас вижу. Слово, что ли, показалось ей страшным?

— Да-ааа... — вздохнул Тимофей Николаевич.

— Была бы жива.

— Перестань сердце надрывать... или у меня детей нет? Припоминай молча.

— Молчу.

Рустем тоже вспомнил дом. Вот к нему подходит мать: «Ты не устал, сынок?» Ее теплая рука касается лба. Он закрывает глаза. Что сейчас делают дома? Отец читает газеты, мать смотрит в окно. И каждый думает о нем. И каждый будто спрашивает: «Где ты сейчас?»

Поднявшись с земли, Рустем тихо пошел к железнодорожному полотну. Оттого ли, что вспоминая о доме, он так ясно увидел себя посредине комнаты, среди знакомых вещей, ему стало грустно, и он шел, будто слепой, заложив по-взрослому руку за спину. Тропа кончилась, осыпалась хрупким шлаком.

— Один... два... три... — считал Рустем шпалы.

Незаметно он дошел до будки стрелочника. Возле нее стоял немецкий солдат с автоматом.

Обгоревшая и разрушенная станция имела плачевный вид. Можно было подумать, что она и существовать-то перестала, если бы не часовые, расхаживающие вдоль составов, и танки, танки, уставившие ввысь свои пушки. Рустем пересчитал танки и отправился к коменданту станции. Тот разговаривал по телефону, кричал:

— Когда пройдет тысяча четыреста тридцать первый?

В тетради, лежащей перед комендантом, точной колонкой были выписаны проходящие через станцию поезда. Рустем переписал их номера и, резко вырвав из руки коменданта телефонную трубку, опустил ее на телефон, потом он зашел к телеграфисту, написал ему записку.

«Готовься к смерти. Это говорю тебе я — партизан Расад».

Телеграфист, втянув голову в плечи, прочитал написанное и что-то стал лопотать, закрыв глаза.

— Молится! — решил Рустем.

Перрон был изрыт воронками. На стене, оставшейся от вокзала, висела газета. «Фашисты все врут» — написал Рустем крупно. Полюбовался, отойдя на несколько шагов. Увидел колокол — и тут же все часовые обернулись на тревожный сигнал. А Рустем забрался в паровозную будку, он точно снова вернулся к детским играм. Ему стало весело и интересно — он ни разу в жизни не залезал на паровоз. Машинист глядел в окно. Рустем дернул за рычаг. Паровоз вздохнул и послушно тронулся. Машинист было оглянулся, но в это время Рустем подтолкнул его к двери.

— Прыгай!

— Куда? — оторопел машинист.

— Прыгай!

Рустем спрыгнул следом.

— Стой! Сейчас срочный пройдет, — охрипшим голосом вопил бросившийся к паровозу комендант станции.

Пора назад к «Непоседе». Еще ночь впереди. Ох, и покажут они фрицам!

Часовой все стоял у будки стрелочника. Из-за дальнего поворота с грохотом выходил поезд. Рустем остановился. Что в этом составе? Опять танки...

Он выстрелил часовому в грудь и перевел стрелку.

А потом на станции грянул взрыв. Танки доехали до своего кладбища.

Вот теперь бегом к своим.

...«Непоседа», вернувшись в лес, принес «Бате» письмо, которое обнаружил в своем кармане. Письмо кончалось словами: «Сегодня я устроил небольшое крушение. «Непоседа» видел. Расад».

Как ни старался «Батя» разыскать неуловимого Расада, чтоб обнять его, ничего не получалось.

— Слыхали, но никогда не видели, — отвечали все, кого расспрашивали о Расаде.

А на прошлой неделе, когда немцы особенно хвастались, передавая сводку, кто-то крикнул несколько раз: «Не верьте, это ложь!»

Уж не Расад ли это?

Примечания

1

Зитцен зи зих! — Садитесь!