Фриц Вёсс - Вечно жить захотели, собаки? Страница 14

А бабушка, мать и ребята останутся в деревянном доме с крошечными окошками и большой кирпичной печью посреди хаты. Уйдет человек — и не вернется. Может, когда-нибудь хоть письмецо пришлет из Архангельска или Уральска. Велика Россия.

Петр доволен. Обер-лейтенант добился, чтобы украинец помогал ему теперь по кухне. У здания штаба собрались несколько офицеров, чтобы попрощаться с командиром.

Носбергер на короткое время отпросился с дежурства. Он не отпускает руку Виссе. За два месяца, что пробыли вместе, они хорошо сдружились, и каждый знал о другом все. Носбергер тоже рад. Нежданно-негаданно он получил новое назначение — командиром противотанковой роты 71-й пехотной дивизии в Сталинграде.

— Будь спок, мы наверняка еще увидимся, — говорит он с надеждой.

Все шло хорошо, как вдруг — уши, спина и хвост — одна мчащаяся стрела — летит Харро. Виссе ведь запер собаку. Он смотрит на Носбергера. Конечно, это Носбергер выпустил пса.

— Возьми Харро с собой — ты же не можешь без него! — умоляет он за собаку.

— Может, мне удастся сделать так, чтобы его привезли мне потом!

Все, надо уезжать!

Петр держит собаку, и она смотрит вслед хозяину — неподвижно, не издавая ни единого звука. Ладно, если б она хоть завыла или завизжала, бедная псина. Пес вдруг прыгает сбоку на отъезжающую машину. Петр падает на землю.

— Харро, назад!

Собака вот-вот попадет под колеса. Водитель прибавляет газу. Высунув длинный язык, собака совершает последний отчаянный прыжок, цепляется на мгновение за открытое ветровое стекло — хочет всунуть морду в кабину, но бессильно соскальзывает.

Виссе быстрым движением еле успевает схватить Харро за ошейник и втягивает его в окно. Сеттер, совершенно выдохшийся, лежит, тяжело дыша, на сиденье возле Виссе; слишком слабый, чтобы радоваться, пес лижет хозяину руку и преданно смотрит в глаза.

На вокзале — страшная суета.

Отсюда отправляется пополнение на Кавказский и Сталинградский фронты. Точно по расписанию, как в рейхе, прибывает идущий из Киева в Ростов поезд с отпускниками с фронта.

В купе сидят три офицера и один нацистский чиновник. Харро сразу же обеспечивает контакт. Обнюхав подполковника, майора и худощавого лейтенанта, Харро уделяет особое внимание карману чиновника, куда бы ему очень хотелось сунуться носом.

— Пес сразу определил, где можно еще хоть что-то раздобыть! — иронизирует подполковник.

Солнце пробивается сквозь осенний туман. Поезд идет на юг, и вдали еще раз всплывает, окутанная туманом, как фата моргана, с освещенными высокими домами украинская столица.

Как мечтал Виссе поскорее уехать из Харькова, а сейчас у него кольнуло сердце, словно невидимая нить связала его душу с этим городом.

— Нессельбарт, — бормочет, представляясь, подполковник.

Он возвращается из отпуска, проведенного на родине. Будучи командиром дивизиона самоходных орудий, он участвовал в летнем наступлении через Дон к Волге и почти без потерь довел свои самоходки до окраин Сталинграда.

— Ну и идиотская же идея использовать мои орудия в городе! Через пару дней две трети моих машин были уничтожены. Еще бы два дивизиона таких, как мой, и мы взяли бы Сталинград за несколько часов и сегодня маршировали бы за Волгой дальше на Восток.

И все эти болваны из службы материально-технического обеспечения! Посреди степи ни капли горючего — вот мы и сидим тут и даем русскому Ивану время, чтобы он приготовил нам горячий прием и имел возможность закрепиться на позициях.

У этих проклятых идиотов любой школьник мог бы на клочке бумаги высчитать, сколько горючего требуется, если столько-то машин должны пройти столько-то километров!..

— А если необходимого количества горючего нет в наличии? — спрашивает чиновник. — Или не хватает транспортных средств?

— Если подвоз провианта и соответствующего количества горючего не обеспечен заранее для столь точно спланированной операции, каковой является наступление на Сталинград, начинать такую операцию — просто преступление!

Лицо подполковника — угловатое, каждый мускул напряжен, и он и не думает брать свои слова обратно. Офицеры смотрят на него озадаченно, партийный деятель — испуганно.

— Вы забыли дать нам новоиспеченные таблетки, чтобы мы их глотали и писали бензином! — с ожесточением продолжает подполковник. — А теперь в Сталинграде мы имеем Верден этой войны!

— Подвоз горючего здесь, в России, — это самая трудная часть всего похода! — горячится чиновник. — Гигантские расстояния, нехватка и непригодность дорог, слишком плохо развитая сеть железных дорог, где, ко всему прочему, необходимо вначале перешить колею да плюс ее расширять, удлинять, усовершенствовать!..

— Так-так, и обо всем это вы узнали только теперь? А нас посылают и про себя думают, как-нибудь да поломают себе ноги!..

— Может быть, вы задумаетесь над тем, что кажется вам совершенно естественным, а именно: что вы этим лейпцигским вагоном доезжаете почти до Волги? Это означает — все время переставлять вагоны на ходовые части другой колеи, и так почти до самого фронта!

Нессельбарт чуть улыбается и молча смотрит в окно, за которым бесконечно и однообразно тянутся поля и фруктовые сады. Украинские мазанки, русский крестьянин с тележкой, русские женщины и дети — широта, бескрайнее небо над ней.

Пока другие, прикрывшись шинелями, дремлют, Виссе листает газету Геббельса «Рейх».

Он узнает, к примеру, что Севастополь был городом готов, пополняя тем самым свои знания, потом переходит к последним сводкам вермахта, которые он, будучи достаточно опытным, умеет истолковывать.

Наступление на Кавказе остановлено и вылилось в бои местного значения. Рука Гитлера, протянутая за бакинской нефтью, так и повисла в воздухе — и эту руку придется убрать. Немцы стоят под Алагиром, где русские окружили их танковое соединение.

Английское наступление под Эль-Аламейном против ослабевающей и отступающей армии Роммеля. Высадка американцев в Северной Африке — они пришли, чтобы очистить эту лавочку.

Единственное утешение: чрезвычайные, потрясающие успехи подводных лодок! Неудачи и провалы, как они пошли зимой прошлого года в России, перед началом этой второй зимы обозначаются снова. Все фронты и защитные валы от Африки до Ленинграда — под угрозой.

В прошлом году, в сочельник, Виссе был в госпита* ле. Однако на сей раз он отправляется прямиком на русские зимние развлечения.

Целую ночь мчался поезд под русским небом, а под утро, разбуженный, заспанный Виссе оттирает покрывшееся инеем стекло.

Встает, осторожно приоткрывает окно, чтобы набрать в легкие свежего воздуха. Холодным ноябрьским утром мимо проплывают бесконечные поля — уже без урожая, обширные фруктовые сады, объехать которые невозможно, кажется, и за сутки, и вдруг возникает уходящая за горизонт равнина, Таганрог и Азовское море, гладкое, как зеркало, сливающееся с зеленоватым отблеском побережья. Словно гигантский деревенский пруд это мелководное море сопровождает поезд на многие и многие километры.

Вагон принадлежит дирекции имперских железных дорог в Ганновере; в купе — Германия, а повсюду вокруг — Россия, через которую серым червем ползет этот немецкий поезд.

Впереди — Дон, справа — Азовское море.

«Мы — оккупанты», — неожиданно приходит Виссе на ум, и его бы не удивило, если б поднялся вдруг этакий гигантский сапог и растоптал этого червя, этот немецкий поезд, заползший в центр России. Как мал и слаб человек, но как самонадеян и дерзок, если отваживается пуститься в бесконечности непостижимых измерений, чтобы их завоевать.

И обер-лейтенанту вдруг кажется, что он понимает, почему немцев занесло сюда.

Они пришли, чтобы неразветвленную, угрожающую, расползающуюся массу этого колосса прорезать шоссейными дорогами и железнодорожными путями, вместить в границы, поделить на логичные части, втиснуть в оковы западной цивилизации, обуздать, обустроить и сорганизовать — наполнить активной жизнью и через все реки перебросить мосты в Европу.

В сумерках наступающего вечера поезд прибывает в Ростов-на-Дону. Подполковник стоит у открытого окна и обозревает местность. Год назад он здесь со своими танками под командованием Клейста стремительным рывком через Сокол, Дубно, Кировоград и Днепропетровск, атакуя, с ходу, ворвался в Ростов.

Если бы так пошло и дальше, немцы сегодня стояли бы на Урале и война, возможно, уже закончилась бы, Нессельбарт стал бы комендантом занятого немцами Уральска, а восковая фигура Сталина была бы установлена в Паноптикуме. А всего-то и нужно было иметь на несколько тысяч легковых автомобилей меньше и на несколько тысяч танков и самолетов больше…

Но силы у немцев были слишком слабы, чтобы догнать и уничтожить отступающего через Дон противника.