Николай Томан - Разведчики Страница 14

— Прежде чем доложить Военному совету предложенный вами план действий, мы с товарищем Муратовым постарались уточнить кое-что и посоветоваться кое с кем. Начальник дороги, например, с которым мы консультировались по этому поводу, специально запрашивал кодированной телеграммой и начальника депо и начальника станции Воеводино. После разговора с ними он пришел к заключению, что машинисты депо Воеводино в состоянии вдвое увеличить перевозки, не увеличивая количества паровозов. Не возражал против реализации вашей идеи и начальник военных сообщений фронта. Он предложил только держать на всякий случай дополнительные паровозы на узловой станции Низовье, откуда легко будет перебросить их в Воеводино в случае надобности. Таким образом, будет совершенно исключен элемент риска. Только после этого нашли мы возможным доложить ваш план Военному совету, и Военный совет одобрил его.

Заметив, как вдруг потеплели настороженные глаза майора Булавина, генерал подумал невольно: «Видимо, очень волновался этот человек за свою идею. Значит, не только холодным рассудком дошел до нее…»

С удовлетворением отметив это, Привалов продолжал:

— На следующей неделе начнется интенсивная переброска грузов по железной дороге в район нанесения главного удара. Если в первые два-три дня этого периода Воеводино сможет обойтись своим паровозным парком, считайте, что ваш план окончательно принят.

Агент номер тринадцать дает указания Гаевому

Булавин вернулся от Привалова только на следующий день утром и тотчас же вызвал к себе капитана Варгина. Майора очень беспокоил вопрос с расшифровкой тайного текста в письме Глафиры Добряковой. Удалось ли капитану найти шифр на конверте? Направляясь в Управление по вызову полковника Муратова, Булавин оставил Варгину записку — просил протелеграфировать ему в Управление, если в шифровке шпионов окажутся важные сведения. Но телеграммы не последовало.

Ожидая теперь Варгина, майор подошел к окну и стал рассеянно постукивать пальцами по запотевшему стеклу. За окном в густом тумане бесформенным чудовищем медленно проплыл локомотив, протрубил где-то духовой рожок стрелочника, и тотчас же срывающимся фальцетом отозвался ему маневровый паровоз. Вскоре показался и он сам. Небольшой и кажущийся каким-то куцым без тендера, он будто пятился задом, подпираемый громадой большегрузных вагонов, на лесенке одного из которых висел сцепщик с развернутым флажком в руках. Словно израсходовав все силы, паровоз начал замедлять движения, пока совсем не остановился. Но магический взмах флажка сцепщика снова вернул его к жизни. Суетливо вращая колесами, паровозик рванулся вперед, и по составу побежал лязг буферных тарелок и замков автосцепки. Прислушиваясь к этим звукам, Булавин по длительности их пытался определить количество вагонов в составе.

Майор вообще любил прислушиваться к разноголосым звукам железнодорожной станции, угадывая их источник по характеру звучания. Он без труда отличал гудки поездных паро-возов от маневровых, пассажирских — от товарных. Различал даже некоторые отдельные локомотивы: машину Доронина или Рощина, например.

Булавин стоял, прислушиваясь к бегущему от вагона к вагону лязгу металла, но чуть только скрипнула дв^рь за его спиной, он поспешно обернулся.

В кабинет входил Варгин. Едва взглянув на него, майор облегченно вздохнул, догадавшись по выражению лица капитана, что ему удалось обнаружить, а может быть, и разгадать шифр на конверте Глафиры Добряко-вой.

— Вас можно поздравить, кажется? — улыбаясь, спросил Булавин капитана.

— Можно, товарищ майор, — весело ответил Варгин, подавая Булавину папку с документами.

— Любопытно, где же был шифр запрятан?

— На оборотной стороне почтовой марки, и притом довольно остроумно.

— Положим, трюк с почтовой маркой не нов.

— В принципе не нов, — согласился Варгин, — а в деталях весьма хитроумен.

— Интересно, что же за хитрость они применили?

— Да, в общем, ничего особенного. Просто шифр на обратную сторону марки был нанесен фотографическим методом.

— То-есть?

— Оказалось, что марка была покрыта эмульсией, чувствительной к свету, и на нее засняли микросъемкой цифровые знаки шифра. Однако снимок этот был лишь экспонирован, но не проявлен и не закреплен.

— Значит, при отклеивании марки все должно было погибнуть, так как свет уничтожил бы непроявленный снимок? — спросил Булавин, поняв теперь, в чем дело.

— Так точно, товарищ майор, — подтвердил Варгин. — Все непременно должно было бы погибнуть.

Майор весело посмотрел на Варгина и, смеясь, заметил:

Докладывайте, товарищ капитан, как вышли из положения?

— Из положения вышел я довольно просто, — широко улыбнулся Варгин. — Прежде чем отклеивать марку, подумал: раз Гаевой свою шифровку писал фотографическим методом, нет ли и здесь фототрюка? Посмотрел неотклеенную марку на свет вместе с конвертом и вижу, что она не просвечивается, будто специально зачернена с обратной стороны. Да и конверт показался мне довольно плотным, плохо пропускающим свет. Это окончательно убедило меня, что и тут, видимо, не обошлось дело без фотоаппарата. Отклеить марку от конверта решился я только при красном свете. Правда, и в этом случае был риск засветить снимок, если бы эмульсия его оказалась панхроматической или изохроматической, но иного выхода я не видел. Ведь нужно было взглянуть, нет ли на марке каких-нибудь видимых знаков, которые химикалии проявителя могли уничтожить.

Порывшись в карманах, Варгин достал папиросы и попросил разрешения закурить.

— Закуривайте уж, — улыбаясь, махнул на него рукой Булавин. — Хотя вам нужно было бы запретить это, чтобы не вводить меня в соблазн.

Капитан торопливо закурил и продолжал:

— Отклеив марку, я ничего на ней не обнаружил и решил опустить ее в проявитель. Ждать пришлось довольно долго, так как эмульсия марки была, видимо, какого-то особого состава, малочувствительного к свету, но наконец стали проявляться на ней какие-то цифры. Как только они обозначились достаточно ясно, я тотчас же закрепил снимок. Вот, можете сами на него взглянуть.

С этими словами Варгин протянул Булавину почтовую марку с тусклыми знаками цифр на обратной ее стороне.

— А вот и расшифрованный текст, — добавил он, подавая майору листок исписанной бумаги.

Булавин повернул листок к свету и прочел:

«С получением этого письма под благовидным предлогом побуждайте Марию Марковну писать возможно чаще. Кстати, есть повод: заболела внучка Глафиры Марковны, Наточка. Доносите шифром лишь в самых важных случаях. Если не имеете что донести, ставьте на письмах только свой номер. Нам важно знать, что вы живы и здоровы. Старым шифром больше не пользуйтесь. Для секретных донесений применяйте в дальнейшем шифр номер семь. Будьте предельно осторожны. Тринадцатый».

— Вы имели время подумать об этой директиве Гаевому, — сказал майор Булавин, возвращая Варгину страничку с текстом. — Какие соображения у вас возникли?

Задумавшись, капитан короткими затяжками посасывал папиросу.

— Я полагаю, — медленно произнес он, — что шпион, получающий информацию от Гаевого и скрывающийся под номером тринадцать, пожалуй, догадывается, что со дня на день должны пооизойти важные события на фронте. Он, видимо, хочет быть наготове, чтобы в случае ареста Гаевого немедленно направить к нам нового агента.

— Это, во-первых, — заметил Булавин, одобрительно кивнув капитану.

— Да, это во-первых, — повторил Варгин, — а во-вторых, нам нужно тщательнее просматривать письма тети Маши, так как Гаевой все секретные донесения будет шифровать теперь новым, неизвестным нам способом.

Майору Булавину нечего было прибавить к соображениям капитана Варгина, и он ограничился лишь тем, что спросил:

— А как же вы вышли из положения с отправкой директивы тринадцатого Гаевому? Марка-то осталась у нас.

— Ну да, эта осталась, — ответил Варгин, — а другую, точно такую же, мы изготовили по их же методу и наклеили на письмо Глафиры Марковны.

— Решение правильное, — одобрил действия капитана Булавин, но, прежде чем отпустить его, задал еще один вопрос: — Ну, а что поделывает Гаевой? Как ведет себя этот мерзавец?

— Все так же, — ответил капитан. — Попрежнему ничем, кроме нарядов на ремонт паровозов да номерами локомотивов, не интересуется.

— И попрежнему не ходит никуда?

— Попрежнему, товарищ майор. Из конторы Гаевой направляется прямо домой. Даже в столовую не заглядывает. Берет с собой из дому бутерброды. У меня такое впечатление, что Гаевой не столько осторожен, сколько труслив и всячески старается избежать малейшего риска.

— Может быть, все это и так, — согласился Булавин, — однако нам следует ориентироваться не на трусость его, а на осторожность и хитрость.