СЁХЭЙ ООКА - ОГНИ НА РАВНИНЕ Страница 14

Скрепя сердце я двинулся дальше. В мягком млечном свете деревья вырисовывались необычайно четко. Я видел каждое пятнышко, каждую морщинку на коре. Неужели у меня от страха обострилось зрение, раз я сумел ночью разглядеть такие мелкие детали?

Передо мной открылась равнина. Луна стала огромной, шафраново-красной. Серебристое сияние померкло, в небе разлилось мутное алое зарево.

И тут я все понял. Брезжил рассвет! Именно поэтому ворковали голуби и я умудрился разглядеть пятнышки на коре деревьев.

Я нервозно поежился и с тревогой огляделся по сторонам. Видимо, в моих предварительных расчетах была ошибка. Покидая горный приют, я предполагал добраться до деревни задолго до рассвета. В данный момент я находился на опушке молодой рощи. По моим прикидкам, я шагал примерно час и прошел всего половину пути. Но факт оставался фактом: уже светало.

Я заблуждался с самого начала. Видимо, ночной кошмар выбил меня из колеи, и я, потеряв все представления о времени, решил, что на дворе стоит глубокая ночь…

Я замер на кромке пролеска. Землю по-прежнему окутывал туман, но бледно-сизая пелена начинала понемногу таять, распадаться на куски. Справа от меня над равниной завис огромный рваный клок пара: там просыпалась река.

Вскоре туман над лесом поредел, из мутной дымки проступили деревья. Я по-прежнему не видел ни домов, ни построек, но всем своим существом ощущал близкое присутствие людей.

В тропиках утро занимается как-то быстро и сразу, словно с земли слетает плотное покрывало. Очень скоро моя тощая темная фигура будет бросаться всем в глаза. Я проклял тот миг, когда отважился на столь рискованное предприятие. Однако вернуться назад я уже не мог, как не мог прятаться в лесу и ждать ночи – нетерпение гнало меня вперед. Я жадно всматривался в небо над лесом. Крест… Где же он? Где символ, толкнувший меня на дерзкую, опасную авантюру? Я находился в низине, креста не было видно.

Впереди простирались поля. Темнота поднималась вверх, таяла, исчезала. Огромный мир замер: ни звука, ни шороха… Лишь я один двигался под светлеющим небом. Башмаки мои намокли от росы и при каждом шаге издавали тихое хлюпанье. Больше ничто не нарушало тишины.

Я шел и шел, подгоняемый необъяснимой силой. Неожиданно у меня возникло мучительное чувство, что все это, абсолютно все уже когда-то происходило со мной. Умом, конечно, я понимал, что впервые блуждаю по неведомым мне холмам и перелескам в чужой стране, однако память моя хранила какой-то схожий опыт, и я никак не мог его вычленить из вихря других воспоминаний. Иногда мне казалось, что я вот-вот смогу вспомнить подробности прошлого, восстановить целостную картину прожитых моментов… Увы, меня постигла неудача. Единственное, что мне удалось извлечь из закоулков сознания, так это описанные в популярной литературе случаи некоего транса, смещения и расслоения памяти, называемого в психологии парамнезией, «ложным воспоминанием», дежавю. Людям нередко чудится, будто происходящее в данный момент уже было когда-то пережито ими. Последующие попытки вспомнить эти мгновения и эпизоды прошлого обычно ни к чему не приводят. Почему? Потому что ничего этого никогда не было! По мнению Бергсона [4], такое психическое состояние возникает в минуты умственного перенапряжения, прострации. Психика индивида эволюционирует как единая цикличная система, беспрерывно обогащая память полученным опытом и впечатлениями. Но в моменты «ложных воспоминаний» четко отлаженный механизм психической деятельности дает сбой, прекращает свое развертывание, и память, не получив свежего материала, начинает плести собственную ткань бытия, опережая сознание.

Теория Бергсона, казавшаяся мне прежде такой ясной и понятной, вдруг потеряла убедительность. В частности, его гипотезу о постоянной личностной эволюции индивида я счел несостоятельной. Ведь я порой не только не эволюционировал, но, по-моему, даже деградировал. Правда, подобные научные утверждения вполне соответствовали духу современного рационально мыслящего человека. Но я не искал удобных аналогий, я жаждал познать истину.

Если мы готовы принять тезис о непрерывном развитии жизни, то, наверное, было бы логично поверить в направляющую и созидающую силу, которая существует реально и объективно, независимо от нашего сознания, то есть поверить в Бога.

Я брел по равнине и надеялся, что самоанализ, зондирование внутреннего «я», даст мне приемлемое объяснение феномена «ложной памяти». Меня больше не устраивал примитивный тезис о предшествовании памяти сознанию в моменты истощения и прострации.

Я припомнил странные ощущения, периодически возникавшие у меня после того, как я покинул свою часть. Меня тогда до глубины души потрясло одно открытие. Я внезапно осознал, что никогда, никогда больше не окажусь в том месте, где находился в текущий момент. И теперь я понял, почему меня так потрясло это открытие. Я предчувствовал, ждал собственную смерть! Рушились основополагающие принципы моего мировоззрения. Интуитивное представление о том, что я смогу многократно повторить то, что делаю в данный момент, не могло быть реализовано в действительности. Так что же скрывалось за моей парамнезией, за «ложными воспоминаниями», за странными предчувствиями? Возможно, все это было обусловлено скрытым желанием повторить в будущем моменты настоящего, то есть продлить жизнь. А если сознание, обнаружив, что не существует возможности повторения настоящего момента, проецирует поступающую информацию в прошлое? В этом случае сам факт «ложного воспоминания», которое появляется у человека в периоды физического и психического истощения, не следует объяснять перерывами в жизненной эволюции. Все указывает на то, что именно в те мгновения, когда нарушается повседневный ход жизни индивида, у него и возникает неосознанная мечта о возможности повторения сиюминутного опыта в будущем. И тогда опыт настоящего автоматически проецируется в прошлое как попытка закрепить механизм многократного повторения прошлого в будущем…

Я устремился вперед, отбросив все сомнения. Меня больше не страшил рассвет. Все в этом мире, в том числе и я, пребывали в постоянной иллюзии возможности бесконечных повторений. Но теперь, двигаясь навстречу смерти, я наконец прозрел, потерял веру в то, что смогу когда-либо повторить настоящее. Открытие это наполнило меня дерзкой отвагой.

Глава 15 СИГНАЛЬНЫЕ КОСТРЫ

Уже совсем рассвело, когда я добрался до очередной лесной чащи. Я оглянулся: за моей спиной тянулись поля, пустоши. Мареновая краснота неба насыщалась лазурной синевой. Пики горных кряжей скрывались в пене облаков, из тумана медленно появлялись зеленые бугры предгорий. Где-то в призрачной дымке коричневыми крапинками темнел маленький земной рай, покинутый мною ночью. Я взирал на горы с холодным безразличием – так мужчина, охладев, смотрит на свою бывшую любовницу.

Лучи солнца лились на землю сквозь плотное плетение листвы, трава вспыхивала изумрудным блеском, сверкали капельки росы. В кронах деревьев радостно щебетали тропические птицы.

Когда я разглядывал эту местность со своего холма, мне казалось, что лес ведет прямо к деревне. Но зеленая полоса внезапно оборвалась, и я оказался на равнине. Она лежала в подкове волнистых холмов, стекавших в морской залив. По низменности струилась река, над ней горбатился полуразрушенный мост.

Я осмотрелся: ни людей, ни костров. Развалины моста, правда, говорили о близости поселения.

В заболоченных тростниковых зарослях у лесной опушки паслись два буйвола. Вокруг них медленно кружила стая белоснежных цапель. Порой несколько птиц взлетали и плавно опускались на широкие спины буйволов, а чуть погодя уступали место своим товаркам. Они склевывали что-то со шкур животных. Я догадался, что цапли исполняют роль санитаров, избавляя буйволов от мелких кровососов и других паразитов. Буйволы с благодарностью принимали помощь пернатых лекарей.

Чистое, прозрачное утро, мирные картины природы… А я ощущал в воздухе веяние опасности.

С профессиональной дотошностью настоящего солдата я обшарил взглядом каждое дерево на опушке, каждую травинку и сучок. В голове стучала одна мысль: под сенью деревьев может скрываться мой палач.

Слева, в зарослях у предгорья, белел ствол упавшего дерева. Сухой остов причудливо вырисовывался на фоне голубого неба. Воздух был так чист и прозрачен, что я сумел разглядеть изогнутые корни, торчавшие над землей.

Я взял винтовку на изготовку и зашагал дальше. Меня охватило возбуждение, так не похожее на безмятежное созерцательное спокойствие, в котором я находился до этого. Взглядом разведчика я цеплялся за каждую точку лежавшей передо мной местности, чтобы обнаружить врага раньше, чем он заметит меня.

Я подошел к мосту. Река, мутная от земли, глины и водорослей, бурлила вокруг мостовой фермы. Мое напряжение нарастало: враг мог наброситься на меня в любую минуту.