Бернард Корнуэлл - Боевое Знамя Страница 14

В глубине леса, откуда доносился злобный треск винтовок, мерцал пожар, начавшийся от разорвавшихся снарядов.

- Так я передам генералу Джексону, что вы выступили, сэр? - спросил всадник почти отчаянным тоном. Он не назвал ни своего имени, ни звания, но нетерпение в его голосе и обнаженная сабля в руке были достаточным признаком властных полномочий.

Фалконер вытащил саблю. Он не хотел выступать, но знал, что другого выбора теперь не осталось. Его честь и репутация зависели от того, войдет ли он в этот ужасный лес.

- Полковник Свинерд! - позвал он, и слова раздались словно карканье. - Полковник! - снова крикнул он, на сей раз громче.

- Сэр? - Свинерд опустил фляжку с виски обратно в подсумок.

- Ведите бригаду вперед! - приказал Фалконер.

Свинерд вытащил собственную саблю, клинок сверкнул в последних лучах солнца. Перед ним в черноте леса ярко горел пожар, а солдаты сражались и умирали.

- Вперед! - крикнул Свинерд.

Вперед, в водоворот, в горящий лес.

В сражение.

Глава третья

- Это божья воля, Бэнкс! Божья воля! - преподобный Старбак был вне себя от радости. Запах битвы щекотал ему ноздри и вдохнул в него пламя подобно дыханию Святого Духа. Священнику было пятьдесят два, но ему было незнакомо ощущение, сравнимое с этим ликованием от победы. Он лицезрел проявление перста Божьего и был свидетелем торжества справедливости над царствием рабовладельцев. 
- Вперед, вперед! - кричал он, подгоняя свежую батарею артиллерии северян, спешившую к окутавшей поле битвы дымовой завесе. Преподобный Старбак приехал в Калпепер, чтобы проповедовать войскам, но вместо этого неожиданно для себя подгонял солдат вперед, к славе. 
Ликованию преподобного Старбака не уступало и возбуждение генерала Бэнкса. Ставший генералом политик понимал, что выиграл! Он разгромил гнусного и бесчестного Джексона, принесшего ему столько бед в начале года. Бостонские колокола своим звоном оповестят об успехе своего уроженца, и осуществление самых дерзких амбиций губернатора теперь казалось таким ослепительно близким. 
Натаниэль Прентис Бэнкс, семнадцатый президент Соединенных Штатов Америки. Он, смакуя, мысленно произнес эту фразу, но чувство торжества вызвало у него легкое головокружение, и чтобы унять волнение, он повернулся к преподобному Старбаку. 
- Как ваш сын, Старбак? - спросил Бэнкс, надеясь произвести впечатление человека скромного и спокойного, способного вести светский разговор даже в момент триумфа. 
- Джеймс в порядке, спасибо, губернатор, - ответил священник. - Он с армией Макклелана под Ричмондом. Он перенес жестокий приступ лихорадки, но пишет, что уже совсем поправился. 
- Я имел ввиду молодого человека, носящего мое имя, - уточнил Бэнкс. - Как он?
- С Натаниэлем тоже все в порядке, насколько я знаю, - лаконично произнес преподобный Старбак, от дальнейших расспросов о сыне-предателе священника спасло прибытие адъютанта верхом на лошади с белой от пыли гривой и взмыленными боками. Адъютант споро козырнул Бэнксу и передал записку от бригадного генерала Кроуфорда. Записка была второпях нацарапана в седле, и Бэнкс не смог разобрать начертанные карандашом слова.
- Надеюсь, тут известие о победе? - спросил Бэнкс у новоприбывшего адъютанта. 
- Генерал просит подкреплений, сэр, - почтительно ответил адъютант. Его лошадь задрожала от пролетевшего над головой снаряда мятежников. 
- Подкреплений? - переспросил Бэнкс. Во время последовавшей за его вопросом паузы за спиной разорвался снаряд, не причинив никому вреда и взметнув вдоль дороги комки грязи. - Подкреплений? - повторил Бэнкс, нахмурившись, словно находил это слово не поддающимся объяснению. Он оправил и без того безупречный мундир. - Подкреплений? - сказал он в третий раз. - Но я полагал, что он гонит врага с поля битвы. 
- Нам необходимо разбить их, сэр. - речь адъютанта звучала обнадеживающе. - Еще одна бригада обратит их в беспорядочное бегство. 
- Я надеялся, с мятежниками уже покончено, - бросил Бэнкс, комкая в руке донесение Кроуфорда. 
- Они засели в небольшом лесу, сэр. Наши ребята теснят их, но им необходима подмога. 
- Нет никакой подмоги! - с негодованием выпалил Бэнкс, словно адъютант отнимал у него момент славы. - Я послал им в помощь бригаду Гордона, разве этого недостаточно?
Адъютант бросил взгляд на живописно одетых Пенсильванских зуавов, составляющих личную охрану генерала Бэнкса. 
- Может, нам следует послать всех имеющихся в наличии людей, чтобы уничтожить их, прежде чем их спасет наступление темноты? - он предложил это весьма почтительно, как и подобает капитану, дающему совет генерал-майору относительно боевой тактики.
- У нас нет резервов, капитан, - упрямо повторил Бэнкс. - Все силы втянуты в сражение! Так что поднажмите. Поднажмите посильнее. Скажите Кроуфорду, теперь он за это в ответе. Я не потерплю людей, требующих подкрепления у самых ворот победы. Вернитесь и передайте, чтобы поднажал, ясно? Чтоб поднажал и не останавливался до наступления темноты. 
Этот длинный монолог вернул Бэнксу уверенность. Он побеждал, и такова Божья воля, что хвастун Джексон должен быть разгромлен. 
- Это волнение, обычное волнение, - так объяснил Бэнкс требование Кроуфорда своей свите. - Парень неожиданно для себя обнаруживает, что побеждает, и не может поверить своей удаче, требуя подкреплений в самый последний момент. 
- Надеюсь, вы будете добры к Кроуфорду в своих мемуарах, сэр, - заметил командир зуавов.
- Без сомнения, без сомнения, - сказал Бэнкс, до этой минуты и не думавший о мемуарах, но теперь пустившийся в мечты о трехтомной работе, предположительно под названием "Война Бэнкса". Он решил, что представит свои ранние поражения как необходимые уловки, приведшие к разгрому любителя капусты Джексона у Кедровой горы. Возможно, меня и поносили, размышлял генерал, но я разыгрывал партию длиннее, чем могли себе представить мои критики, особенно эти дворняги-журналисты, которые осмеливались предлагать мне советы, хотя сами не могли бы отличить ствол орудия Паррота от птичьего клюва. 
Преподобный Элиял Старбак положил конец его грезам, попросив у Бэнкса разрешения выехать на передовую, дабы он мог стать свидетелем преследования и полного уничтожения врага. 
- Ваша победа - ответ на мои молитвы, губернатор, - сказал священник, - и мне бы очень хотелось узреть ее во всей красе. 
- Мой дорогой Старбак, конечно же вы должны выехать на передовую. Капитан Этерингтон? - Бэнкс приказал одному из своих младших адъютантов сопровождать священника и велел не подвергать преподобного Старбака опасности, чтобы убедиться, что тот останется в живых, дабы смог восславить победу Бэнкса со своей влиятельной кафедры. - Раненый зверь может кусаться, - предупредил Бэнкс священника, - и вам следует находиться подальше от челюстей умирающего зверя. 
- Господь защитит меня, губернатор, - заявил преподобный. - Он мой щит и покровитель. 
Снабженный охраной, преподобный Старбак отправился с Этерингтоном в путь через поля. Проехав между рядами армейских фургонов с белыми парусиновыми крышами, они выбрались к полевому госпиталю, где преподобный Старбак остановился, чтобы понаблюдать за лицами попавших в плен раненых южан, лежавших после операции на траве возле палаток. 
Некоторые еще находились в бессознательном состоянии под воздействием хлороформа, некоторые заснули от полного изнеможения, но большинство лежали, испуганные и бледные. Несколько наспех перевязанных раненых лежало в ожидании ножей хирургов, и для непривычных к сражениям вид столь жестоко раненных солдат мог оказаться чрезмерным для желудка, но преподобный Старбак определенно оживился при виде этого ужасного зрелища. И в самом деле, он свесился с седла, чтобы получше разглядеть раненые конечности и окровавленный череп одного из солдат. 
- Вы замечаете, как узок его лоб и выдается вперед челюсть? - поделился он своими наблюдениями с Этерингтоном.
- Сэр? - удивился Этерингтон.
- Взгляните на его лицо! Взгляните на любое из этих лиц! Разве вы не видите отчетливую разницу между ними и лицами северян?
Капитан Этерингтон подумал, что южане не слишком отличаются от северян, разве что выглядят изможденней и одеты в потрепанные мундиры, но ему не хотелось противоречить известному священнику, так что он согласился с тем, что лица пленных южан и в самом деле обладают узкими лбами и челюстями как у диких животных. 
- Подобные черты являются классическими симптомами умственной неполноценности и моральной деградации, - счастливо провозгласил преподобный Старбак, но затем вспомнил о христианском долге даже к таким падшим душам, как эти пленные южане. - Если будут грехи ваши, как багряное, - обратился он к ним - как снег убелю [5]. Так покайтесь же! Покайтесь! 
Он прихватил с собой несколько экземпляров своего трактата "Освобождение угнетенных", в котором разъяснялось, почему христиане должны быть готовы отдать жизнь за священное дело упразднения рабства, и теперь преподобный Старбак бросил пару буклетов раненым. 
- Это вам для чтения, пока будете в плену, - сказал он, - кое-что объясняющее совершенные вами ошибки. 
Он поспешил дальше, обрадованный тем, что ему выпал случай распространить сии достойные слова. 
- Это наше упущение, капитан, - обратился к Этерингтону священник, когда они оставили позади полевой госпиталь, - мы ограничивали деятельность наших миссионеров в этой стране язычников и рабов. Нам следовало отправлять больше праведных людей в мятежные штаты, дабы боролись они с демонами, поселившимися в душе белого человека. 
- Разве в отделившихся штатах не предостаточно церквей? - почтительно спросил капитан Этерингтон, проведя священника мимо мотка телеграфного провода, брошенного возле канавы. 
- Действительно, церквей на Юге достаточно, - неприязненно ответил преподобный, - пожалуй, и пасторов хватает, но их присутствие не должно вводить нас в заблуждение. Писание предупреждает о лжепророках, которые появятся в последние дни перед концом света. И подобным пророкам не составляет труда убедить слабоумных ступить на стезю дьявола. Но второе послание апостола Петра обещает нам, что лжепророки сами же и уничтожат себя. Думаю, мы являемся свидетелями наступления этого пророчества. 
- Все это дело рук Господа - радостно воскликнул преподобный Старбак, указав на двух собак, грызшихся из-за внутренностей мертвеца возле дымящейся воронки, - и мы должны славить и быть благодарны ему за это. 
Менее возвышенный порыв заставил священника задуматься, не выбросил ли он на ветер деньги, отданные им полку Гэллоуэя. Может, война завершится и без его участия? Но он отбросил эту неприятную мысль, всецело отдавшись восторженным чувствам, вызванным радостными новостями этого дня.
Капитан Этерингтон намеревался отогнать собак от мертвеца, но преподобный Старбак уже умчался вперед, а в обязанности адъютанта входило оставаться со священником, поэтому он поскакал догонять преподобного. 
- Вы хотите сказать, сэр, - почтительно спросил Этерингтон, - что среди мятежников нет христиан? 
- Как они могут быть христианами? - отозвался бостонский проповедник. - Наша вера никогда не учила неповиновению законной и богоугодной власти государства, так что в лучшем случае Юг находится в прискорбном заблуждении, и таким образом отчаянно нуждается в раскаянии и прощении. А в худшем? - преподобный покачал головой, не в силах разъяснить этот вопрос, но сама мысль об этом заставила преподобного задуматься о втором его сыне, о том, что даже сейчас Нат шел по пути к адскому пламени. Гореть ему в вечном пламени, вечность корчиться в страшных муках . - И он заслуживает этого! - вслух вынес приговор сыну священник.
- Прошу прощения, сэр? - спросил Этерингтон, подумав, что не расслышал обращенное к нему замечание.
- Пустяки, капитан, не обращайте внимания. Вы посещаете причастие?
- Да, сэр. Вот уже три года, как я обрел Христа, и не перестаю славить Господа за благодать его. 
- Воистину славен Господь, - подхватил преподобный Старбак, хотя на самом деле он втайне был разочарован, что его спутник - праведный христианин, так как немного было на свете вещей, от которых Элиял Старбак получал такое же удовольствие, как от того, что он называл схваткой с грешником. Он мог похвастаться, что оставил немало сильных духом мужчин в слезах после часа беседы с вескими доводами. 
Наконец, всадники прибыли на батарею двенадцатифунтовых орудий Наполеона. Все четыре пушки безмолвствовали, канониры с засученными рукавами, опершись на колеса пушек, смотрели через долину по направлению к отбрасывающей длинную тень группе деревьев, над которыми вился пороховой дым. 
- Нет целей, сэр, - ответил командир батареи на вопрос преподобного Старбака о причине бездействия. 
- Наши ребята находятся в том лесу, сэр, или, может, в полумиле за лесом, и для нас работа на сегодняшний день завершена, - он хлебнул бренди из фляги. - Это разрывы снарядов от стрельбы мятежников, сэр, - добавил он, указывая на белые облачка, периодически поднимавшиеся над дальним холмом. Звук взрыва следовал секундой позже, словно небольшой раскат грома. - Всего лишь их арьергард, сэр, - уверенно продолжал артиллерист, - а мы умываем руки, пусть ими займется всякая деревенщина.
- Деревенщина? - удивился преподобный Старбак.
- Пехота, сэр. Низшие из низших, если вы поняли о чем я.
Преподобный Старбак ни бельмеса не понял, но решил не заострять внимания на своей озадаченности. 
- А мятежники? - спросил он вместо этого. - Где они?
Майор артиллерии заметил на старике белый воротничок протестантского священника и почтительно вытянулся. 
- Можете увидеть нескольких мертвецов, простите мою грубость, сэр, а остальные, вероятно, уже на полпути к Ричмонду. Я больше года ждал, пока мерзавцы начнут драпать, сэр, до чего ж приятное зрелище. Наши дамочки дали им от ворот поворот в прекрасном стиле, сэр, - майор похлопал по еще теплому стволу ближнего орудия, на котором, как и на всех пушках батареи, краской были намалеваны женские имена. Это орудие оказалось дамой по имени Мод, а ее подруг звали Элиза, Луиза и Анна. 
- Все это дело рук Господа, творение Господа! - радостно забормотал преподобный Старбак. 
- Отступники еще засели там, - капитан Этерингтон указал на видневшуюся вдали Кедровую гору, где пушки мятежников продолжали извергать пороховой дым. 
- Ненадолго. - заверил майор. - Мы зайдем им в тыл и возьмем в плен всех до единого. Если раньше не наступит темнота, - добавил он. Солнце стояло совсем низко, окрасив всё в багряные тона. 
Преподобный достал из кармана маленький бинокль и навел его на лес перед собой. Он почти ничего не смог разобрать кроме дыма, листвы и горящих воронок, но взяв ближе, на открытой поляне он увидел застывших в неестественных позах мертвецов в остатках пшеничного поля. 
- Мы пойдем в лес, - объявил он своему спутнику.
- Не уверен, что нам стоит это делать, сэр, - вежливо возразил капитан Этерингтон. - Там продолжают рваться снаряды. 
- Мы останемся невредимы, капитан. Если мы пойдем и долиною смертной тени, не убоимся зла [6]. Вперед! 
На самом деле преподобному хотелось подойти поближе к рвущимся снарядам. Он решил, что его оживление было признаком врожденной склонности к сражениям, что, может, он открывает в себе Богом ниспосланное военное дарование, и внезапно для него уже не было загадкой, почему столь часто всевышний призывал сынов Израиля к войне.
Кровопролитие и резня - путь к познанию свершений Господа! Проповедовать и вести миссионерскую деятельность - это хорошо, и несомненно, Господь прислушивается к молитвам всех этих стареющих женщин с их выцветшими шелковыми закладками в потертых библиях, но молот войны - намного более действенный способ восстановить царствие небесное. Грешники будут наказаны божественным бичом сабель, стали и пороха, и преподобный Старбак торжествовал. 
- Вперед, капитан, - подбодрил он Этерингтона. - Враг разбит, нам нечего бояться!
Этерингтон колебался, но майор-артиллерист был полностью солидарен со священником. 
- Их здорово потрепали, сэр, клянусь вам, - заявил майор, и поддержки с его стороны оказалось достаточно, чтобы преподобный вручил уставшим канонирам пару экземпляров "Освобождения угнетенных". После чего в приподнятом настроении он проехал мимо четырех веерообразных выжженных на поле проплешин, отмечавших места, с которых на врагов обрушивали дым и пламя Элиза, Луиза, Мод и Анна.
Капитан Этерингтон с несчастным видом последовал за ним. 
- Но, сэр, мы не знаем, отступили ли из леса мятежники.
- Тогда выясним это, капитан! - весело ответил преподобный Старбак. Он проехал мимо останков северянина, разорванного в клочья прямым попаданием снаряда мятежников, и от которого теперь остались только облепленные мухами осколки костей, синеватые кишки, клочья плоти и обрывки мундира. Преподобный не почувствовал душевных страданий при виде мертвеца, а лишь удовлетворение, потому что мертвец был героем, отправившимся к творцу за свое проявление доблести, ведь умер он за самое благородное дело, когда-либо призывавшее человека на поле битвы. 
В нескольких шагах позади мертвого федерала лежал труп южанина, тому до самой кости разрезал горло осколок снаряда. Мерзавец был одет в дырявые ботинки, драные штаны и потертый китель в заплатках орехового цвета, но самой отвратительной деталью было злобное выражение его лица. Священник отметил, что повсюду наблюдал подобные гнусные черты у большинства мертвых и раненых южан, отчаянно звавших на помощь, когда мимо проезжали два всадника. 
Эти мятежники, решил для себя преподобный Старбак, выказывали все черты умственной неполноценности и бесспорно были инфантильны в нравственном отношении. Доктора в Бостоне были убеждены, что подобные ментальные слабости передавались по наследству, и чем больше наблюдал за южанами преподобный Элиял Старбак, тем больше убеждался в этой врачебной истине. 
Было ли причиной тому смешение рас? Не разложила ли сама себя белая раса, смешивая кровь со своими рабами, и теперь потомкам приходится за это расплачиваться? Эта мысль вызвала такое отвращение у преподобного, что он вздрогнул, но за ней пришла мысль еще более ужасная. Что если и нравственное вырождение его сына, Натаниэля, тоже наследственное? Преподобный Старбак отогнал от себя подобное подозрение. Натаниэль - вероотступник, и это усугубляет его вину. Не следует искать причину грехов Натаниэля за дверями родительского дома, он сам оступился.
Таким вот образом преподобный Элиял Старбак размышлял о наследстве, рабстве и умственной неполноценности, но всё же не оставался безучастен к крикам страдавших от жажды раненых солдат, которых сражение оставило беспомощно лежать. Раненые мятежники просили глоток воды, доктора, или отнести их в полевой госпиталь, а преподобный Старбак давал им единственное утешение, что был в силах предложить, заверяя, что в истинном раскаянии лежит спасение души. 
Один лежавший под изрешеченном пулями деревом чернобородый солдат с наполовину оторванной ногой, затянутой вместо жгута чуть выше бедра ремнем от винтовки, проклинал священника, требуя бренди вместо проповеди, но преподобный Старбак просто кинул к ногам солдата экземпляр своего трактата и печально поскакал дальше. 
- Как только закончится мятеж, капитан, на Юге перед нами будет стоять тяжелая задача, - заметил он. - Нам нужно будет обратить в истинную веру всех введенных в заблуждение лжепророками людей. 
Этерингтон уже был готов согласиться с этими благочестивыми намерениями, но его прервал внезапно донесшийся до них с запада звук. Непривычному к шуму сражения преподобному Старбаку он напомнил хлопок разорвавшегося гигантского куска парусины или звук, издаваемый негодными беспризорными мальчишками, любившими сбегать по Бикон-Хилл, колотя палками по железным прутьям ограды. 
Звук раздался так неожиданно, что он инстинктивно придержал лошадь, но затем, предположив, что, по-видимому, странный шум означал конец мятежа, припустил вперед, пробормотав благодарственную молитву божественному провидению, даровавшему северянам победу. Капитан Этерингтон, настроенный менее оптимистично, схватил лошадь священника под уздцы. 
- Не думал, что мятежники так далеко продвинулись на запад, - произнес он, словно обращаясь к самому себе.
- На запад? - в замешательстве спросил священник.
- Винтовочные залпы, сэр, - объяснил природу странных звуков Этегингтон. Капитан всматривался в сторону заходящего солнца, где над деревьями показалась дрожащая завеса дыма. 
- Этот шум! - воскликнул преподобный Старбак. - Прислушайтесь! Вы слышите этот шум? Что это? - его волнение было вызвано новым звуком, примешавшимся к треску винтовочных залпов. Он был пронзительным и сопровождался ликующими криками и веселым улюлюканьем, наводившим на мысль, что создания, издававшие этот звук, с охоткой и даже радостью шли на эту бойню. - Вы знаете, что вы сейчас слышите? - возбужденно задал вопрос преподобный. - Это пеан[7]. Никогда не думал, что мне доведется при жизни услышать его! 
Этерингтон взглянул на священника. 
- Пеон [8], сэр? - в недоумении спросил он. 
- Вы, конечно же, читали Аристофана [9]? - нетерпеливо поинтересовался священник. - Помните, как он описывает боевой клич греческих пехотинцев? Пеан? 
Может быть, подумал священник, какому-то офицеру, выпускнику Йеля или Гарварда, сведущему в истории Древней Греции, пришла в голову блажь обучить солдат северян этому античному кличу войны. 
- Послушайте, молодой человек, - взволновано продолжил священник, - это же боевой клич фаланг! Клич спартанцев! Песнь войны героев Гомера! 
Капитан Этерингтон наконец смог отчетливо расслышать звук. 
- Это не пеан, сэр. Это боевой клич мятежников. 
- Вы хотите сказать, что... - начал было преподобный Старбак, но потом умолк. Он читал про вопль мятежников в бостонских газетах, а теперь слышал его собственными ушами, и внезапно он показался ему совершенно не похожим на античный. Теперь он был полон истинного зла и леденил кровь подобно завываниям скребущих диких зверей или воплям демонов, молящих выпустить их из огненных врат ада. - Почему они вопят? - спросил священник. 
- Просто они не разбиты, сэр, вот почему, - ответил Этерингтон и, схватив поводья, развернул лошадь священника. Преподобный Старбак противился возвращению, потому что находился в непосредственной близости от леса и хотел узнать, что происходило за ним, но не смог убедить капитана продолжить путь. - Сражение не выиграно, сэр, - спокойно заметил тот, - возможно, даже проиграно. 
Потому что вопли мятежников значили лишь одно - они атакуют.
Мерзавцы не были полностью разбиты. 
Капитан Натаниэль Старбак, засевший в лесу неподалеку от дороги, услышал выкрики перешедших в контратаку мятежников. 
- Чертовски вовремя, - пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретно. В последние несколько минут ружейная стрельба в лесу стала обрывочной, и Старбак начал побаиваться, что оказавшиеся в затруднительном положении застрельщики будут отрезаны победоносной армией северян. 
До этого момента сопротивление атакам северян было тщетным и носило беспорядочный характер, но теперь ружейный огонь перерос в звуки достигшего апогея сражения, в котором сверхъестественным дискантом выделялись крики атакующих южан. Старбак слышал, но не видел саму битву, потому что не мог ничего разобрать в затянутом дымом густом подлеске, но звуки указывали на то, что наступающих северян сдержали и даже контратаковали. 
- Полагаю, нам следует к ним присоединиться, - обратился Старбак к капитану Медликотту. 
- Нет, - выпалил Медликотт. - Я категорически против! 
Эта горячность выдала страх Медликотта. Ставший капитаном мельник был бледен, словно провел бессонную ночь, ворочая жернова на своей старой мельнице. Капельки пота стекали по его лицу и бисеринками блестели в бороде, взгляд нервно бегал по укрытию, которое случайно нашли среди деревьев его солдаты. 
Укрытием им служил неглубокий овраг, который мог затопить даже небольшой дождь, но так густо заросший растительностью, что целая армия могла пройти по дороге и не заметить людей, спрятавшихся всего лишь в нескольких шагах. 
- Мы просто переждем заварушку здесь, - настаивал на своем Медликотт.
Старбаку совсем не нравилась идея затаиться в лесу. До сего момента обеим ротам посчастливилось избежать столкновения с северянами, но удача не вечна. Однако Медликотт не прислушался к мнению юноши. Медликотт был счастлив передать командование Старбаку, когда рота попала под огонь янки, но теперь, оказавшись в безопасном месте, мельник вновь обрел власть, данную ему полковником Свинеродм. - Мы остаемся здесь, - настоял он на своем, - и это приказ, Старбак. 
Старбак побрел назад к своей роте. Он растянулся на краю пологой долины и всмотрелся сквозь листву в сторону звуков сражения. На фоне вечернего неба, прочерченного багряными полосками порохового дыма, выделялись кружевным узором ветки деревьев.
Крики мятежников то затихали, то звучали с новой силой, и по ним можно было догадаться, когда подразделения продвигались вперед и когда залегали, прежде чем вновь пойти в атаку. В лесу затрещали винтовочные залпы, а потом где-то совсем рядом в подлеске послышались шаги, но листва была такой густой, что Старбак никого не мог разглядеть. Все-таки он побаивался неожиданного вторжения роты нервных янки, и потому обернулся и прошипел своим солдатам, чтобы примкнули штыки. Если янки заявятся, Старбак будет к этому готов.
Он вытащил свой штык и вставил на место. В ветвях над головой недовольно шумели белки, промелькнули красной вспышкой перья пролетевшего между деревьев кардинала. За пустынной дорогой позади Старбака подобно струйкам тумана над пестрой мозаикой пшеничных и кукурузных полей стелился пороховой дым. Пехоты там видно не было, словно дорога разделила поле битвы на две отдельные половинки, одну наполненную пороховым дымом, а другую - попавшими в беду людьми.
Траслоу с увенчанной сталью винтовкой плюхнулся рядом со Старбаком. 
- Какая муха укусила Медликотта? 
- В штаны наложил. 
- От него никогда не было проку. Как и от его папаши, - Траслоу пустил густую струю табачной слюны на опавшие листья. - Видал я однажды, как старик Джон Медликотт улепетывал всего от пары конокрадов, которым и пятнадцати-то не было. 
- И одним из них были вы, да? - проницательно предположил Старбак. Траслоу ухмыльнулся, но прежде чем он смог ответить, послышался торопливый шелест шагов, и один единственный солдат-северянин выскочил перед ними из кустарника. Янки не замечал двух рот мятежников, пока не оказался в нескольких шагах от них. Его глаза расширились от удивления, и он в панике застыл.
Он обернулся, очевидно собираясь предупредить своих товарищей, но Старбак вскочил на ноги, ударив янки в ухо латунным прикладом винтовки за долю секунды до того, как Траслоу сшиб северянина с ног. Янки упал, как подрубленный. Траслоу со Старбаком оттащили его к роте и обезоружили.
- Заткни свою чёртову пасть, - зашипел на него Старбак, когда янки начал дергаться. 
- Я не...
- Офицер приказал тебе заткнуться к чертовой матери, сучье отродье, так что замолкни, или я вырежу тебе твой паршивый язык, - рявкнул на него Траслоу, и северянин мгновенно затих. Судя по пряжке на ремне, он был пенсильванцем. Над ухом в его светлых волосах заструилась кровь. - У тебя там приличный синяк будет, засранец, - обрадовал его Траслоу. Он обыскивал его карманы и патронташ. Винтовочные патроны он раздал роте, вдобавок обнаружив светло-коричневый сверток с торговой маркой "Мелконарезанный табак со вкусом меда от Джона Андерсона из Нью-Йорка". - Не Виргиния, но всё же кто-нибудь да выкурит, - сказал Траслоу, закинув его в свою сумку. 
- Оставь мне немного, - взмолился пенсильванец. - Я уже несколько часов как не курил. 
- Тогда тебе, засранцу, нужно было оставаться в своей Пенсильвании, а не топтать нашу кукурузу. Тебе здесь не рады. Если б ты получил то, чего на самом деле заслуживал, давно уже дышал бы через дырку в ребрах, - Траслоу вытащил пачку смятых банкнот из нагрудного кармана солдата. - Везет в карты, да? 
- И с женщинами.
У пенсильванца был вздернутый нос и обаяние наглеца.
- Лежи спокойно и держи рот на замке, парень, или на этом твоя удача закончится, - Траслоу открыл флягу солдата и, обнаружив в ней полдюйма воды, предложил ее Старбаку. Тот, несмотря на жажду, отказался, и Траслоу осушил флягу.
Старбак приподнялся, чтобы обозреть близлежащие кусты. Капитан Медликотт шикнул на него, велев пригнуть голову, но Старбак проигнорировал приказ мельника. Очередная волна криков оповестила о возобновившейся атаке мятежников, и на этот раз пара десятков янки появились всего лишь в двадцати шагах от укрытия Старбака. Группа северян встала на колено и дала залп, прежде чем вновь отойти назад.
Двое янки упали при отступлении, сраженные пулями мятежников, оставшиеся несомненно продолжили бы отступление, не появись из леса им на подмогу отряд знаменосцев. Высокий седой офицер взмахнул саблей в сторону мятежников.
- Vorwärts! Vorwärts! [10] - закричал офицер, и отступавшие солдаты, приободрившись, развернулись и дали залп по своим преследователям. Два ярких шелковых квадрата знамён выделялись на фоне затянутого дымом темного пейзажа. Одним был замызганный и потрепанный в боях звездно-полосатый флаг, а вторым - фиолетовое знамя с вышитым на нем орлом и девизом, который Старбак не смог разобрать.
- Vorwärts! - вновь закричал седой офицер. 
- Это что, чертовы немцы? - удивился Траслоу. Сержант безо всякой на то причины ненавидел немецких иммигрантов, виня их за правила и предписания, начавшие наводнять его прежнюю страну. "Американцы были свободным народом, - часто повторял он. - А потом пришли чертовы пруссаки навести в нашей стране порядок".
- Мы пенсильванские немцы, - ответил пленный. 
- Так значит, ты жалкий потомок сучьих ублюдков, - буркнул Траслоу. Старбак наконец смог разобрать надпись, написанную готическими буквами на втором знамени - "Gott und die Vereinigten Staaten [11]", гласилa онa, и Старбака внезапно осенило, что этот флаг будет неплохим трофеем.
- Пли! - отдал команду седовласый офицер, и очередной залп немцев обрушился на атакующих мятежников. Немцы радостно заревели, осознав, что их упорство застало противника врасплох. 
- Мы можем взять этих мерзавцев, - сказал Старбак. 
Сержант бросил взгляд на капитана Медликотта: 
- Но без помощи этого трусливого ублюдка.
- Тогда справимся и без помощи трусливого ублюдка, - согласился Старбак. Он ощутил эйфорию солдата, на чьей стороне был бесценный эффект неожиданности. Эту схватку он бы не проиграл. Он взвел курок и обернулся к своей роте. - Мы дадим один залп по этим немецким сволочам, а потом погоним их с нашей земли. Безжалостно и быстро, ребята, запугаем ублюдков до смерти. Готовы?
Солдаты ухмыльнулись, дав понять, что они в порядке и готовы. Старбак улыбнулся в ответ. Временами он гадал, могло ли что-нибудь в целом свете сравниться с подобными мгновениями сражения. Нервные минуты ожидания прошли, уступив место дикому возбуждению. Он взглянул на пленного. 
- Ты останешься здесь, янки. 
- Ни с места не сдвинусь, - пообещал тот, на самом деле решив бежать, как только его оставят без присмотра.
- Встать! - прокричал Старбак. Его закружил пьянящий порыв страха и возбуждения. Он осознавал искушение следовать приказам Медликотта и оставаться в укрытии целым и невредимым, но ему также хотелось унизить мельника. Старбак хотел доказать всем, что на поле битвы он лучший, а подобную доблесть не выкажешь, отсиживаясь в кустах. - Цельсь! - крикнул он, и большая часть сбившихся в кучу янки расслышала отданный приказ и в страхе принялась оглядываться по сторонам, но они опоздали. Солдаты Старбака были уже на ногах со вскинутыми винтовками. И тут всё пошло не по плану. 
- Остановитесь! - закричал Медликотт. - Ложись! Это приказ! Ложись! - запаниковал мельник. Он бежал по оврагу, вопя на людей Старбака и даже сбив некоторых из них на землю. Остальные пригнулись, но все были сбиты с толку. 
- Пли! - скомандовал Старбак, и вспышка редких винтовочных огоньков прорезала тьму.
- Ложись! - яростно размахивал руками Медликотт. 
- Поднимайтесь и стреляйте! - рассвирипел Старбак. - Встать! Пли! 
Солдаты опять поднялись и нажали на спусковые крючки, произведя осветивший сумерки нестройный залп
- В атаку! - прокричал Старбак, словно это был боевой клич. 
Седой офицер развернул пенсильванцев в сторону неожиданной угрозы с фланга. Вмешательство Медликотта подарило янки несколько секунд драгоценного времени, достаточных, чтобы половина роты построилась в неровную стрелковую шеренгу под правым углом к остальному батальону. Теперь эта полурота противостояла беспорядочному наступлению Старбака, и увидев, как янки вскинули винтовки к плечу, он понял, что стоит на грани катастрофы. 
С такого близкого расстояния их сметет даже полурота. Его охватила паника. Он почувствовал искушение ринуться направо и нырнуть под укрытие ближайших кустов, простое желание сбежать, но потом пришло спасение. Атаковавшая пенсильванцев с юга рота мятежников дала сокрушительный залп, и второпях построенная шеренга рассеялась. Залп, который должен был уничтожить Старбака, так и не был произведен. Вместо этого знамена Союза качнулись и упали, когда сломленные янки начали отступать. 
От невероятного чувства облегчения боевой клич Старбака перешел в леденящий кровь и бессвязный вопль, когда он во главе своих солдат вырвался на опушку леса. Янки в синем мундире замахнулся на него прикладом, но Старбак легко отбил удар и в свою очередь ткнул солдата прикладом, сбив того наземь. Ружейный выстрел едва не оглушил его, стрелявший сделал шаг назад и зацепился за лежащую на земле ветку. Роберт Декер одним прыжком подскочил к нему с тем же громким воплем, как и повергнутая в ужас жертва.
Лишь Траслоу двигался вперед молча. Его зоркие глаза высматривали места, где враг мог перехватить инициативу. Он увидел, как одного из новых рекрутов Легиона, Исайю Кларка, свалил наземь здоровый пенсильванец. Траслоу выхватил свой охотничий нож и дважды полоснул им, а потом оттолкнул умиравшего пенсильванца в сторону, чтобы его тело не завалилось на Кларка. 
- Вставай, парень, - велел он Кларку. - Тебя не сильно ранило. Ничего такого, что бы не вылечил глоток виски.
Пенсильванцы бежали. Полосы американского флага исчезли на севере, но синее знамя с орлом и витиеватой немецкой надписью нес прихрамывавший сержант. Старбак побежал за ним, приказывая сдаваться. Капрал-янки заметил Старбака и выхватил револьвер, который снял с мертвого офицера мятежников, но в барабане не оказалось патронов, и револьвер просто щелкнул вхолостую.
Капрал выругался по-немецки и попытался пригнуться, но штык Старбака вспорол ему живот, а приклад Исы Уошбрука размозжил череп, и капрал упал. С юга накатывалась огромная волна вопящих мятежников. Седовласый офицер выхватил знамя с орлом у хромавшего сержанта и размахивал навершием как неуклюжей алебардой. 
Сержант упал ничком и закрыл голову руками. Офицер, яростно вопя, споткнулся о распластанное тело. Растянувшись на земле, он пытался нашарить револьвер в поясной кобуре, но нависший над ним Старбак с силой всадил штык меж ребер. Старбак заорал, и его крик, несущий в себе облегчение, смешанное с каким-то исходящим изнутри животным чувством, потонул в вопле умирающего пенсильванца. Старбак с силой надавил, пока сталь окончательно не остановилась, и оперся о приклад. Траслоу тем временем вырвал знамя с орлом из скрюченных и внезапно ослабевших рук умирающего, чьи длинные седые волосы окрасились в кроваво-красный цвет.
Старбак, которого одолели примитивные инстинкты дикаря, отобрал у Траслоу знамя и потряс им в воздухе, разбрызгивая капли крови с полотнища:
- Мы сделали это! - воскликнул он, обращаясь к Траслоу. - Мы сделали это!
- Именно мы, - многозначительно добавил сержант, покосившись в сторону по-прежнему прячущегося Медликотта.
- Я набью морду этому ублюдку, - ответил Старбак. Он обернул полотнище вокруг лакированного древка. - Коффмэн! - закричал он, ища лейтенанта, чтобы передать ему флаг. - Коффмэн! Чтоб тебя, куда ты делся, Коффмэн?
- Я здесь, сэр, - слабый голос лейтенанта донесся откуда-то из-за поваленного дерева.
- Господи! - выругался Старбак. Немощный тон наводил на мысль о Коффмэне, вот-вот потеряющем сознание. Старбак бегом пересек поляну, перепрыгнул через дерево и обнаружил юного лейтенанта стоящим на коленях с выпученными глазами и побледневшим лицом. Но ранен был не он. Коффмэн был в порядке, просто находился в шоке. Ранен был Таддеус Бёрд, добр