Баурджан Момыш-улы - За нами Москва. Записки офицера. Страница 15

А стоит почувствовать себя немного свободным от всего, как отдаешься во власть воспоминаний, размышлений, мечтами и мыслями уносишься далеко от окружающего, в другой мир...

Я очнулся от своих глубоких грез и, окончательно придя в себя, заметил, что Лысанка шла рысью, цокая копытами по неровному, окаменевшему проселку.

— Остановись, подожди! — услышал я знакомый голос и, резко натянув поводья, оглянулся. Придерживая рукой кобуру и неуклюже спотыкаясь о мерзлую колею дороги, ко мне бежал Мухаметкул Исламкулов.

Мухаметкул Исламкулов был красивым джигитом о высоким открытым лбом, с бархатными карими глазами. В Чимкенте, когда я еще только оканчивал среднюю школу, он был одним из ответственных работников губернского аппарата. Последние годы до войны он работал литературным сотрудником газеты «Социалистик Казахстан». Он был старше меня лет на пять, очень выдержанный и уравновешенный, и мы все его чтили, как старшего брата.

Мы не встречались с самого начала боевых действий нашего полка. Я почувствовал, что сильно соскучился по нему. Бросив поводья Николаю, я соскочил с коня и побежал навстречу.

— Родной мой! — воскликнул Мухаметкул. — Ты все такой же, не загордился. — Тяжело дыша после бега, он крепко обнял меня и прижал к своей груди. — Слава твоему отцу, воин, слышали про ваши дела, гордимся и славим. Куда спешишь? Почему не заедешь к нам? Ведь принято: к живым — с поклоном, погибших — добрым словом вспоминать. Да, совсем было забыл, как там Джалмухаммет, Хабибулла, Семен Краев? Живы?.. Такое уж время: вчера не похоже на сегодня, и не знаешь, что будет завтра. Ну, как там у вас? Кто жив, кто... — и он засыпал меня вопросами, не давая вымолвить слова.

— Мухаметкул, не обижайся, но я через полчаса должен быть у генерала.

— Ну, если такое дело, не задерживайся, садись живо на коня! — И он подсадил меня в седло.

— Я вернусь, наверное, часа через полтора. Если не занят, пройди ко мне в штаб, поговори с ребятами и обязательно дождись меня.

— Хорошо, хорошо. Поторопись!

Почувствовав шпоры, Лысанка, закусив удила, бросилась вперед. Едем рысью по лесной дороге. Ветви устремленных ввысь елей запорошены уже отяжелевшим снегом. Вся природа словно покрыта гигантской белой пуховой шалью. В воздухе с воем пронеслась мина, шлепнулась где-то справа, метрах в ста пятидесяти, и в немом молчании леса отдалось эхо резкого взрыва-выхлопа. От воздушных волн вздрогнули, словно в испуге, ветки, и на нас посыпался снег. Над нами назойливыми мухами прожужжало несколько осколков, не причинив зла. А когда два-три из них просвистели совсем рядом, мы невольно пригнулись...

— Я заметил, что у немца вот уже два дня стало привычкой через каждые пятнадцать-двадцать минут бросать на эту дорогу парочку-другую мин, — сказал мой коновод.

— А что же, по-твоему, он должен обстреливать пустой лес? — пояснил ему адъютант. — Он обстреливает дорогу, чтобы запугать нас, затруднить наше передвижение по ней.

— Ты прав, — вымолвил я, и снова все замолчали.

Едем... Путь нам преградила глубокая свежая воронка от крупнокалиберного снаряда. По обе стороны дороги стояли с ободранной корой огромные ели.

— Какое зрелище! — сказал Николай по-казахски. — Метеор, и тот, наверное, не так разворачивает землю.

«Как хорошо Синченко знает казахский язык», — подумал я.

Когда мы перескочили через лежащую поперек дороги сосну, он продолжал по-казахски:

— Видели, с корнем выворотило?

Я промолчал. Заметив, что я не собираюсь говорить, он натянул поводья, попридержал своего гнедого и занял свое место рядом с адъютантом.

Деревня Шишкино, куда мы ехали, показалась, как только кончился лес. Терроризировать не только войска, но и население любыми средствами было у немцев привычным приемом. Они обстреливали населенные пункты, расположенные глубоко в тылу, из дальнобойных орудий, в пределах их досягаемости. Потому этой участи не избежало и Шишкино.

Перед нами, на окраине деревни, дымились, догорая, два дома, разрушенные и подожженные прямым попаданием тяжелых снарядов. Один из красноармейцев, перебегающих от дома к дому, делал нам какие-то знаки.

— В воздухе не видно самолетов, чего он нам машет руками? — не смолчал Синченко.

Перед домиком, к которому, словно паутина, были протянуты телефонные провода, мы спешились. Не успел я спросить часового, стоявшего на углу дома: «Генерал у себя?», как услышал знакомый, чуть хрипловатый голос генерала:

— Почему задерживается Момыш-улы?

— Я здесь, товарищ генерал. — И, увидев в дверях седеющую голову генерала, я отдал ему честь.

— Никогда бы не подумал, что вы можете опаздывать, — упрекнул он, но тут же приветливо добавил: — Ничего, ничего, как раз вовремя прибыли. Проходите сюда, ко мне.

У окна на большом столе, будто вышитая скатерть, лежала развернутая военная топографическая карта. После приветствий генерал подошел к столу и, опершись на него руками, молча, сдвинув брови, впился глазами в карту. Затем черным карандашом сделал в двух-трех местах жирные пометки.

— Вы не голодны? — спросил он, обернувшись ко мне.

— Спасибо. Я сыт. Поел перед выездом к вам, товарищ генерал.

— И все-таки выпейте чайку. На дворе очень уж морозно. Там, в углу, накрыт стол. Не помешает выпить стопочку водки... Я тут еще, оказывается, не во всем разобрался... Погодите малость... — Не поднимая глаз от карты, он продолжал сам с собой, делая пометки на карте: — Да... так, так... пожалуй, так будет вернее... Да, да... отсюда он едва ли пойдет... или надумает?.. Надо преградить ему дорогу здесь... Стойкому условия местности — верный помощник...

Я сидел в углу за маленьким столиком и молча пил чай.

— Напились, товарищ Момыш-улы? Подойдите-ка сюда, потолкуем и посоветуемся...

— Едва ли я гожусь в советчики вам, товарищ генерал.

Он выпрямился и, глядя на меня, произнес дружелюбно:

— На деле иногда у вас неплохо получается, наверное, можете кое-что посоветовать. — Он снова склонился над картой и неожиданно спросил: — А как, по-вашему, когда немцы начнут наступление?

— Я не полностью знаком с обстановкой, товарищ генерал, надо бы ознакомиться, подумать.

— Верно, надо ознакомиться, подумать. Командир всегда должен знать обстановку, думать, рассуждать, предполагать, разгадывать мысли противника, который старается держать их за семью замками. Ну, что ж, посмотрите карту, изучите обстановку, подумайте... Теперь мой черед чаевать, — закончил он улыбаясь.

Затем генерал удобно устроился за столом и принялся пить чай, посасывая мелкие кусочки сахара, который он сам тут же колол щипцами.

Я склонился над картой и приступил к изучению обстановки. С западной стороны деревень Строково, Ченцы, Мыканино, Ядрово, Дубосеково и других проходила, плотно примыкая к лесу, красная полоса линии нашей обороны. На карте отчетливо выделялись расположение наших полков и узлы пересечения дорог в Горюны, Матренино, к высоте «151,0». Эти районы были обведены карандашом. Я пригляделся еще внимательнее и прочел написанное рукой генерала: «Батальон Момыш-улы». Теперь я понял, зачем вызывал меня генерал. Мне показалось немного обидным, что он хочет переместить нас с передовой в тыл. Параллельно нашей красной полосе проходила синяя линия — передний край противника с указанием районов расположения частей и соединений. Я впервые видел на карте такие относительно полные данные о противнике. По этим данным, силы противника превосходили наши в три, а то и в четыре раза. Теперь понятно, почему немцы месяц не двигались с места: накапливали силы. Такой напрашивался вывод.

Генерал точно прочел мои мысли и заговорил, вставая из-за стола:

— Подробнее знакомьтесь с силами противника. Нужно знать, с кем предстоит встретиться... А как вы думаете? — спросил он, бросив при этом беглый взгляд на карту. — Когда он на нас пойдет?

— С картой ознакомился. Но не могу сказать, что подробно изучил, во всем разобрался. Едва ли одолею ее без вашей помощи, товарищ генерал, — признался я и добавил: — Разобрался лишь в одном: куда вы решили послать меня.

Генерал громко рассмеялся.

— Это-то мне и нужно было. Значит, поняли, куда и зачем пойдете? — спросил он. — По имеющимся у нас данным, противник собрался с силами, закончил подготовку и в ближайшие дни пойдет в наступление. Я думаю, он сосредоточит свои основные силы на Волоколамском шоссе, чтобы кратчайшим путем прорваться к Истре, а оттуда к западным районам Москвы. По тому, как долго и тщательно враг накапливал силы, надо предполагать, что он рассчитывает уже не задерживаться до самой Москвы. Смотрите! Если верить вот этим данным, на нашу дивизию пойдут три-четыре вражеские дивизии. Я думаю, что на этом направлении на нашу долю будет не меньше, если не больше. Разумеется, и у немцев есть данные о нас. Надо ожидать, что враг начнет наступление с полной уверенностью в осуществлении своего замысла, плана. Говорят, что немцы получили приказ ставки любой ценой прорваться к Москве. Если это в действительности так, то предстоят очень тяжелые бои. Нам приказано упорно обороняться. Прежде всего, нам нужно использовать все выгодные условия местности, прилегающей к шоссе. Упорной обороной мы обязаны выиграть время, не дать противнику возможности овладеть шоссе, навязывать бои, отвлекать его силы от шоссе, снижать темпы его продвижения вперед. Но сделать это не легко. Мы добьемся этого, если будем действовать стойко, с умом, умело и ловко...