Валерий Поволяев - Лесные солдаты Страница 15

– Ломоносов, давай на противоположную сторону дороги, под куст… Без моей команды не стрелять.

Ломоносов проявил необычайную шустрость: лейтенант ещё фразу не успел закончить, а тот уже лежал на противоположной стороне просёлка, выставив перед собой ствол автомата.

– Без команды не стрелять, Ломоносов, – ещё раз предупредил лейтенант.

На некоторое время треск пропал – провалился в глубокую низину, потом опять выбрался на поверхность, стал звучать сильнее.

«Мотоцикл, – понял Чердынцев, – вполне возможно, тот, чей след я видел». Он вскинул бинокль, ещё раз обвёл им дома деревни: вдруг где-нибудь между избами мелькнёт фигура в чужой форме. Если мелькнёт, то им с Ломоносовым придётся уносить отсюда ноги. Но упускать шанс нельзя: если есть возможность напасть – значит, надо нападать. Лейтенант пригнулся, нырнул за длинный, схожий с могильной насыпью бугор, поудобнее пристроил перед собой «шмайссер», приложился к нему – к стрельбе готовился, как на учениях. Прикидкой остался доволен.

Мотоциклетный стрекот, поначалу походивший на стрекозий треск, погрубел, набрал силу, сделался басовитым.

Чердынцев ждал.

Солнце продолжало яриться, тени сделались блёклыми, короткими, деревья болезненно подрагивали в жарком мареве, растекались по пространству, птиц не было слышно. Слышно ещё было другое – горький бабий вой, приносившийся из Кашицы.

Мотоцикл тем временем увяз в песке, седок дал газ, мотор затрещал трубно, басовито – находились немцы где-то совсем рядом, но их не было видно. Чердынцев продолжал ждать – он слился с травой, с землёй, с насыпным песчаным холмиком, он словно бы сам сделался травой и землёй.

Наконец над недалёким краем дороги приподнялась голова в кожаном танкистским шлеме, увенчанная большими прямоугольными очками, она словно бы вытаяла из преисподней, потом показались плечи, украшенные черными погончиками, тяжёлые большие руки, крепко вцепившиеся в блестящий хромированный руль, вылезло длинное дырчатое дуло пулемёта.

За пулемётом, в люльке, сидел щекастый небритый немец с квадратным подбородком, в каске-маломерке, подвязанной снизу ремешком. Глаза у пулемётчика были закрыты – размякший от жары, немец дремал, но каску, которая у него нагрелась, как чугунок на огне, с себя не снимал, терпел.

Лейтенант прикинул, сколько оставалось метров до мотоцикла? Метров семьдесят пять, семьдесят… Стрелять было рано. Открывать стрельбу надо, когда будет метров двадцать пять, а ещё лучше – двадцать. Бить нужно наверняка. Не то ведь с пулемётом шутки плохи. Если промахнёшься, то в несколько секунд можно превратиться в капустную крошку.

По горячей потной спине, проворно работая колючими лапками, побежал муравей, вызвал жаркий озноб, Чердынцев протестующее мотнул головой – ещё не хватало, чтобы в такую напряжённую минуту тревожила всякая мелочь.

Перевёл взгляд на противоположную сторону просёлка, где за кустом лежал Ломоносов. Маленького солдата совсем не было видно, лейтенант одобрительно шевельнул губами и вновь перевёл взгляд на мотоцикл.

Немец в танкистском шлеме, сидевший за рулём, дал газ, мотоцикл взвыл, голова у пулемётчика мотнулась в сторону, словно тяжёлый кочан, и он открыл мутные глаза. Что-то прокричал напарнику. Тот сбросил газ. Пулемётчик вновь закрыл глаза.

Когда до мотоцикла оставалось метров двадцать, может быть, даже ещё меньше, Чердынцев открыл огонь. Бил наверняка. Первые пули достались немцу, сидевшему в люльке. Одна из них шибанула по каске, взбила сноп искр, голова у пулемётчика дёрнулась, ремешок под подбородком оборвался, словно гнилой, каска взвилась в воздух и шлепнулась в куст травы. Пулемётчик обмяк, на выгоревшем старом кителе его – видать, владелец побывал во многих военных кампаниях, – расцвело несколько алых розочек: пули испортили старый мундир навсегда, в музее завоевателей в каком-нибудь Дрездене или Дюссельдорфе его теперь вряд ли выставят.

Мотоциклист выжал газ до отказа – попытался выскочить из зоны огня, мотоцикл едва не выпрыгнул из-под него, заревел яростно, в следующее мгновение пуля угодила в его хозяина, и мотор захлебнулся – немец выпустил руль, рукоятка газа сама встала в нулевое положение. Мотоциклист подержался ещё несколько мгновений в седле, затем вывалился из него, тяжёлая сумка, висевшая у немца на животе, отлетела в сторону. Вся операция заняла полминуты, не больше.

Чердынцев приподнялся, глянул в сторону деревни. Там – никакого движения, хотя протяжный горестный вой прервался – в Кашице услышали стрельбу.

Лейтенант перемахнул через холмик, за которым лежал Ломоносов и, держа автомат наизготовку, подбежал к мотоциклу. Немец, обвисший на пулемёте, был мёртв, Чердынцев ткнул его стволом «шмайссера» в плечо, пулемётчик покачнулся, съехал набок. Второй немец – в танкистском шлеме, – также был мёртв.

– Ломоносов! – позвал лейтенант маленького бойца.

Тот вылез из-за куста, стряхнул со штанов прилипший песок.

– Лихо вы расправились с ними, товарищ лейтенант! – восхищённо произнёс он. – Я даже рта раскрыть не успел, не говоря уже о том, чтобы выстрелить.

– А вот это зря, – назидательно проговорил Чердынцев. – На войне в живых остаётся тот, кто стреляет первым.

Он двумя руками ухватил за шиворот тяжёлого толстого пулемётчика, несколькими сильными рывками выдернул его из люльки и поволок в сторону.

– Товарищ лейтенант, я помогу, – кинулся к нему маленький боец.

– Не надо, я сам. Лучше посмотри, чего полезного есть в мотоцикле. В первую очередь ищи документы…

Он заволок пулемётчика в кусты, осмотрел карманы. Унтер-офицерская книжка, два фотоснимка женщины с заплаканными глазами, письмо, написанное на хорошей хрустящей бумаге, украшенной тиснёными гостиничными вензелями, перочинный нож, два золотых перстенька с небольшими камешками – один с красным, другой с синим.

Чердынцев поморщился. Похоже, унтер этот занимался мародёрством… Но всё, больше мародёрствовать он не будет. Лейтенант забрал документы, ножик, колечки и оставил пулемётчика лежать в тени кустов.

Следом приволок мотоциклиста. Сдёрнул с его головы шлем с ветровыми очками – может пригодиться, потом поднял с земли туго набитую сумку. Думал – документы там, но в сумке находилась еда: знакомые консервные банки. Тоже неплохо. И вообще на безрыбье и рак рыба.

– Ломоносов! – позвал он маленького солдата. – Забери-ка половину еды себе.

Ломоносов вскинулся обрадованно:

– Есть забрать половину еды себе!

Если маленькому солдату дать волю, он съесть может много. Круглое пунцовое лицо Ломоносова светилось, стрельба, чьи-то вопли, искажённые болью, вид убитых немцев на него не подействовали – к войне потомок охотников относился спокойно. Они накидали на трупы немного песка, сверху навалили сушняка.

– Придут волки – от фрицев одни пуговицы останутся, – сказал маленький солдат, – серые всё сожрут.

– Да тут волки вряд ли есть, – усомнился лейтенант.

– Есть! – упрямо мотнул головой Ломоносов.

– Есть так есть, – Чердынцев не склонен был спорить, отряхнул ладони. – Поехали!

Дорога по-прежнему была пустынна, над тёмными кровяными пятнами вились мухи. Мотоцикл был старый, хотя краска на нём поблескивала ново, в некоторых местах вообще светилась лаково – его недавно покрасили.

– А что это за марка? – полюбопытствовал маленький солдат и хлопнул ладошкой по боку люльки. – Американская?

– Нет. Немецкая. БМВ.

– А-а-а, – со знающим видом протянул Ломоносов, будто уже имел дело с этой маркой мотоциклов. Любопытные крапчатые глаза его округлились возбуждённо, ноздри раздулись, словно при виде редкого зверя.

Лейтенант поставил ногу на угловатый рычажок завода, украшенный рубчатой резиновой нахлобучкой, приподнялся и с силой, весом всего тела надавил на рычажок. Мотор в мотоцикле был ухоженный, хозяин следил за ним, – отозвался мягким маслянистым стуком. Чердынцев выволок мотоцикл на дорогу и пригласил маленького солдата:

– Прошу!

– Счас, товарищ лейтенант, – тот заторопился, – только кровь фрицеву сотру.

Вместе с корешками он выдрал из песка две небольшие зелёные ёлочки, сложил их вдвое и прошёлся, как тряпкой по сиденью люльки. Отшвырнул ёлки в сторону, прыгнул в коляску.

– Готов? – Чердынцев перекинул ногу через мотоцикл, надавил носком сапога на педаль переключения скоростей.

– А с этой штукой как обращаться? – Ломоносов положил ладонь на нагретый ствол пулемёта, отдёрнул руку – было горячо. – Тьфу!

– Это – штука серьёзная. Вот затвор, – лейтенант показал на железную бобышку похожую на головку товарного колеса, управляющего станиной, влажную от смазки – пулемёт ещё недавно хранился на складе, гитлеровец, которому доверили эту убойную машину, поленился убрать смазку, надеялся, что и так сойдёт. – Вот – предохранитель, – Чердынцев показал маленькому бойцу, как ставить пулемёт на предохранитель и как снимать. – Остальное – как подсоединять коробку с патронами, как набивать её, покажу потом… Понял?