Александр Авраменко - Стальная дуга Страница 15

— Я вернусь, Дарина. Тебе мой долг не оплачен.

Скрипнул снег, лётчик двинулся к лесу, где его ждали партизаны и вдруг словно споткнулся — чуть поодаль лежал в луже крови с размозжённой головой его кот…

— И тебя не пожалели, зверюга…

Александр долго сидел возле указанного покойным знахарем места, но никого не было. А потом до него донеслись звуки заполошной стрельбы. Подскочив, Столяров сориентировался по деревьям и поспешил на звук — это наверняка партизаны! Уничтожают карателей! Мстят!..

Выскочил на верхушку горы и сразу подался назад — внизу двигалась колонна немцев. Грузовики, несколько бронетранспортёров и танки. Четыре уродливых округлых, так не похожих на обычные немецкие, те были словно гранёные, небольших машины. Самое страшное, что за каждым из танков на стальных тросах волокли раздетых догола людей, оставлявших кровавые пятна на чистом белом снеге. Врезалось в память то, что почти все были без признаков жизни, но один всё пытался поднять голову и ронял её вновь и вновь от каждого рывка трансмиссии… Самое жуткое — над колонной разносилась музыка из динамиков агитационной установки, неизвестные арийцы лихо, с хохотом распевали «Синих драгун»…[21]

— Музыканты, говоришь…

Ярко-зелёные глаза с ненавистью смотрели на карателей.

— Запомним…

По следам найти место боя было несложно. Разрушенные землянки, подорванные после расправы с немецкой педантичностью. Пятна крови на снегу. Аккуратно сваленные в овраг трупы убитых людей. Раненых добивали. Об этом говорил раны на телах от ножей и штыков. Экономили патроны, сволочи… Рядом с теми, кто сражался, лежали убитые гражданские, скрывавшиеся от фашистов мирные жители. Отдельно — женщины. Отдельно — дети, старики, старухи… Вначале Столяров не понял причину этого разделения, потом, когда подошёл ближе, стало ясно, что тех из женщин, которые помоложе, зверски изнасиловали, а потом уже только… Чуть поодаль он наткнулся на доску, к которой было прибито советскими штыками тело совсем юной девушки с отрезанными грудями и распоротым животом, смотревшей на него кровавыми ямами вырезанных глаз. На её шее висела табличка «Der Jude»… Еврейку поймали, сволочи… Но самая шокирующая находка ждала лётчика дальше — он наткнулся на разорванное пополам тело грудного младенца, брошенное в рыхлый весенний снег… Его долго рвало. Вначале просто, потом выворачивало наизнанку желчью…[22]

Сашка безуспешно обшаривал окрестности в поисках оружия, натыкаясь на всё новые и новые зверства захватчиков, но ничего не было. Его «ТТ» остался под углями сгоревшей хаты Дарины, верный нож, единственное, что у него оставалось. Здесь же всё было тщательно обыскано и подобрано. Но уже под вечер удача всё же улыбнулась ему — лётчик наткнулся на брошенную кем-то в овраг винтовку с полной обоймой в магазине. Токаревская автоматическая. Видно, отказала, что немудрено, поскольку автоматика была полностью разрегулирована, и от отчаяния и злобы на подведшее оружие выброшена неизвестным партизаном… «СВТ» Сашка знал хорошо, поэтому привести винтовку в рабочее состояние для него не составило труда. А если уж начало везти, то везти во всём: через полчаса в его активе значился полный диск от «ДП».[23] Ещё он нашёл немного мерзлой картошки, банку консервов, несколько кусков хлеба. Но надо было уходить, не ровен час, каратели вернутся…

Глава 13

— Быстрей, славяне! Быстрее!

Они подбадривали друг друга, спеша занять позицию на перекрёстке, где была заранее выстроена баррикада. Из амбразур грозно таращился ствол «ЗиСа», 76,2 мм пушки, прозванной немцами «ратш-бум» за характерный звук выстрела. Нелегко было команде майора Столярова добраться до неё, учитывая, что вся эта группа состояла из наспех собранных и вооружённых легкораненых. Кто белел повязками на руках, кто хромал, некоторые вообще еле ковыляли на костылях. Но все были с оружием, и практически все являлись ветеранами. Настоящими бойцами, понюхавшими вдосталь пороху в окопах, громивших немцев не словами и лозунгами, а штыком, пулей и гранатой. Майор, наконец, перевалился чрез нагромождение кирпича и оказался среди своих. Защитники баррикады оказались из полка НКВД. Все, как на подбор, крепкие рослые ребята, вооружённые до зубов. На поясах — штыки и ножи, гранаты, кое у кого — пистолеты.

— Кто такие? Кто старший?

— Майор Столяров. Сборная команда из госпиталя.

— Из госпиталя?!

— Так точно. Обеспечивали вывоз тяжелораненых.

— Успели?

— Кажется… Отправили то всех, да вот кто доберётся?

— Проход из города ещё есть. Надо бы и вас отправить, товарищ майор…

— Сначала — всех остальных. У меня только ожог. Да и тот уже подживает.

Беседу с лейтенантом, командующим обороной, прервал вопль наблюдателя с балкона верхнего этажа.

— Немцы!

Без суеты все разобрались по бойницам. Ухо Александра уловило привычный звук танкового мотора. И точно — из-за угла вывернулся плоский силуэт штурмовой установки. На мгновение замер, шевельнул хоботом пушки…

— Ложись!

Хлёсткий удар выстрела эхом раскатился по зажатой между развалин зданий улочке, и тут же грянул взрыв, проделавший в монолитной, казалось, стене заграждения большую дыру. Послышались вопли и стоны тех, кого зацепило осколками, двое отлетело в сторону и застыло изломанными нелепыми манекенами, из-под тел быстро расплывались багряные на ярко-белом снегу лужи.

— Орудие! Огонь!

Светлячок трассера не успел даже вспыхнуть на такой дистанции, но то ли наводчик был никудышный, то ли просто не успел в себя прийти — разрыв вспух позади «штурмгешютца», обдав того осколками кирпича из стены. Раздались крики возмущения неумёхой. Лязгнул затвор, принимая новый снаряд, но поздно — новый выстрел немцев был гораздо удачнее. Разрыв 75-мм снаряда подбросил советское орудие в воздух и откинул назад. Расчёт полёг на месте, а с башни немецкой машины ударил пулемёт, полосуя всё вокруг. Столяров откашлялся от едкой цементной пыли и выплюнул крошки кирпича изо рта. Что-то нужно делать. Но что?! Времени на долгие раздумья не оставалось, самоходка газанула, и поскрипывая траками по брусчатке стала приближаться. Пулемётчик бил не переставая. За приплюснутой установкой уже мелькали силуэты атакующей пехоты. Вот один из немцев присел, вскинул знакомого вида трубу на плечо — бухнул выстрел, и над головами советских бойцов что-то просвистело, затем грянул взрыв.

— Огонь! Огонь!

Все словно очнулись от оцепенения, вызванного обстрелом самоходного орудия — загремели очереди автоматов и пулемётов, забухали хлёсткие выстрелы родных трёхлинеек. Немцы залегли, но самоходка приближалась всё ближе… Вскинулся и умолк ствол на её крыше — кто-то снайперским выстрелом завалил вражеского пулемётчика через бойницу. И в этот момент сверху что-то мелькнуло, затем грянул мощный взрыв, на мгновение скрывший из виду немецкую бронированную машину. Когда дым развеялся, стало видно, что та пылает жарким костром, немного накренившись набок…

— Как мы их, а?!

Прокричал уцелевший лейтенант прямо в ухо, заставив сморщиться Столярова.

— А я специально там оставил двоих ребят с минами!..

Он продолжал кричать, не замечая, что из ушей сочатся тоненькие струйки крови. «Перепонки», понял майор. Он взмахом руки подозвал двоих бойцов, указал им на лейтенанта.

— Он слуха лишился. Отправьте его в тыл. Напишите на чём-нибудь, а я покомандую. Заодно и раненых моих выводите. Ясно?

— Так точно!

Александр быстро черканул несколько строк в блокноте лейтенанта и вложил его в руку одного из уходящих.

— Давайте, быстрее…

В следующую атаку враги пошли немного погодя. Где-то минут через двадцать, по ощущениям майора. Молча, без криков, без выстрелов. Первый звук, предвещающий о начале боя раздался сверху — из окна пятого этажа выпал наш боец и камнем пошёл к земле. Но он успел крикнуть перед смертью: «Немцы!» А через мгновение после того, как смельчак безжизненным телом распростёрся на обледенелой брусчатке, из окон ударили выстрелы. Фашисты пробрались по подвалу и бросились в рукопашную. Рослые, откормленные. Самые отборные из арийцев, элита Германии. Сверкая серебристыми сдвоенными молниями на петлицах мундиров, видневшихся из под маскировочных костюмов. Александр едва успел развернуться, как рядом с ним шлёпнулась граната с длинной ручкой. Пока замедлитель шипел, отсчитывая секунды, майор успел подхватить смертоносную штуковину и швырнуть назад. И вовремя! Та взорвалась в воздухе, хлестнув веером осколков прямо по входу, из которого выскакивали немцы. Передний покачнулся и, схватившись за лицо на мгновение замер. Этой секундной заминки хватило, чтобы пулемётчик подхватил свой «ДП» и прямо от живота ударил нескончаемой очередью на весь диск… В проёме образовалась мешанина из тел, но кто-то из эсэсовцев успел выстрелить в ответ, и пулемётчик рухнул на снег, по-прежнему нажимая на курок… А потом враги стали выпрыгивать из окон первого и второго этажа… началась свалка. Александр выпустил все патроны из своего автомата. И времени менять диск уже не было — на него бежал здоровенный немец, держа в руках, словно дубину, свою винтовку. Мелькнул на мгновение окованный металлом приклад и опустился. Но мимо! Столяров успел перекатиться в сторону и выхватить из-за голенища верный нож. Блестящей рыбкой мелькнуло широкое лезвие, и «фриц» осел на мостовую. Майор бросился за оружием, но получил подножку и свалился следом. Тяжеленный сапог просто впечатал его в брусчатку. Взвыв от боли в ушибленном копчике и извернувшись, он со всей силы ударил обеими ногами куда-то вверх, и попал! Безумный визг перекрыл мат и хриплые вопли немцев. Какой-то здоровенный фашист со всего размаха всадил плоский матовый штык своей винтовки прямо в живот нашему бойцу. Рядом невысокий сержант полоснул по глазам врага обычным офицерским ремнём, тот схватился за лицо, а ещё через миг между его пальцев потекла бесцветная кашица глаз. Прямо над ухом майора грохнул выстрел из «трёхлинейки», обдав его пороховыми газами. Нагнувшись, Александр подхватил валяющуюся рядом с ним немецкую винтовку и здоровой рукой запустил её в спину врагу, пригвоздив штыком к стене. А ещё через мгновение всё закончилось. Эсэсовцы не смогли противостоять бойцам НКВД…