Хочхоль Ли - Южане и северяне Страница 15

Зато перед отправлением настроение у Каль Сынхвана было прекрасное. Он чувствовал себя словно рыба в воде. Новая летняя форма довольно тесно сидела на его тучном теле. В его поведении были заметны некоторое зазнайство и авторитарно-бюрократические замашки. В то же время, вероятно под влиянием хорошего настроения, он был довольно обходителен со мной. Разговаривал так, будто между нами не было никаких недоразумений. Крепко держал мою руку и неоднократно повторял, что мы обязательно должны встретиться после объединения страны. Сказал, что мы при встрече еще раз должны обсудить те вопросы, которые ранее уже поднимались нами. При этом даже сделал небольшой комплимент в мой адрес. Говорил, что в моих рассуждениях, мол, имеется и рациональное зерно, заслуживающее внимания. Я в свою очередь без особого желания с легкой улыбкой сказал:

— Рад за вас, поздравляю! Извините, пожалуйста, если я, как младший, вел себя не совсем деликатно и наговорил каких-нибудь глупостей.

— Нет, не за что, — ответил он с достоинством старшего по возрасту.

Затем довольно быстро направился к Ким Сокчо. Они обменялись рукопожатием. На прощание Каль Сынхван сказал:

— Очень жаль, что мы не можем ехать вместе. Помните, независимо от занимаемой должности человек должен иметь твердый характер и быть образцом для других. Ну, до свидания, до встречи!

В ответ Ким Сокчо только рассеянно смотрел на него со своим обычным выражением лица. Мне показалось, что им обоим все равно, ехать вместе или нет.

Каль Сынхван бросил холодный взгляд на Ким Чжонхёна, стоящего рядом с Ким Сокчо. Более того, даже не сказал ни одного слова на прощание. Ким Чжонхён был одет в новую военную форму и выглядел очень опрятно, как всегда. Он не обращал никакого внимания на происходящее и вел себя даже более уверенно, чем Ким Сокчо. На прощание Каль Сынхван сказал еще какие-то слова и побежал под проливным дождем к заведенному джипу.

В это время нескольким новобранцам с Юга, оказавшимся в числе эвакуируемых в тыл, на Север, с большим трудом удалось добраться до станции Анбён. Среди них был и Ким Чжонхён. Они слезно умоляли, чтобы их тоже отправили на передовую линию фронта. Все собравшиеся были одеты в одинаковую новую военную форму. Поэтому вновь назначенные офицеры не могли как следует разобраться, кто из них старший, а кто подчиненный. К тому же невозможно было узнать, сколько человек числится в личном составе. Честно говоря, никто серьезно и не интересовался этим вопросом. При желании только из младшего офицерского состава, к которому относился я, можно было сформировать группу для отправки на фронт. Можно было и всех везти до Ульчжина. Или же при необходимости отправить на Север только одного, например Ким Чжонхёна. В отделе комплектования формально велся учет эвакуируемых и остающихся по первичному списку личного состава. Но людей так часто перемещали из одной части в другую, что последствия не заставили себя долго ждать: вскоре в документации было уже невозможно разобраться. К тому же на станции Анбён мы подверглись пулеметному авиаобстрелу, и среди нас даже были жертвы.

Развивались события следующим образом. Рано утром мы покинули Тансалли и уже к обеду прибыли на станцию Анбён, где расположились в деревенских домиках. После легкого обеда мы от нечего делать слонялись из угла в угол. Было около двух часов дня. Внезапно откуда-то появились два-три самолета и на бреющем полете без разбора стали стрелять по центру станции и окрестностям деревни. От зажигательных бомб уже горели три автобуса, ожидавшие нас в центре вокзала. Мы в ужасе сбились в углах комнат и стояли, заткнув пальцами уши. Некоторые, словно ополоумев, ползли к середине комнаты, а затем выбегали на кухню и даже засовывали свои головы в печки. Свист падающих бомб и пулеметные очереди были такими громкими, будто одновременно стреляют тысячи орудий. Самолеты летели так низко, что казалось, будто можно рукой дотянуться до них через открытую форточку. Соломенная крыша одного дома была пробита; все, кто находился в доме, получили ранения, а два человека сразу погибли.

Еще не показалась луна, платформа станции Анбён была окутана легким туманом. Земля дышала теплым воздухом, и благоухала разнотравьем. После ливня отчетливо было слышно журчание ручья.

Нам было приказано ликвидировать последствия пожара от зажигательных бомб и захоронить тела погибших. Затем, после легкого ужина, мы ждали поезд, на котором в 10 часов должны были уехать уже в составе нового взвода. Однако вновь назначенные офицеры были не совсем уверены, что за нами скоро приедут и мы успеем отбыть вовремя.

Рядом с железнодорожной станцией между рисовыми полями одиноко стояли крестьянские дома. Ветер уже утих, но в воздухе по-прежнему слышался запах воды от дальней речки. Если отсюда следовать вдоль ручья Намдэчхон, то можно прийти в то место недалеко от моря, где я недавно проходил службу в спецотряде. Там же, неподалеку, должна быть нансонская народная школа. Я сквозь ночную темноту посмотрел в ту сторону, но ничего не было видно. Нестерпимо жалили комары. А вдали простиралась бесконечная Анбёнская равнина, которая начинается с горной местности Сингосан и храма Сокванса на юго-западе. Отсюда она расширяется и далее тянется в северо-восточном направлении, где ее огибает ручей Намдэчхон. Всё было погружено в темноту, и невозможно было увидеть даже холмы и курганы, обычно хорошо заметные вдали. Так и мы, более четырехсот человек, тоже растворились в этой летней темноте. Высоко в небе мерцали звезды, с одного конца неба на другой величественно перекинулся Млечный Путь, на небе легко можно было различить созвездие Большой Медведицы.

Мы беззаботно болтали о всякой всячине, разжигая костер для отпугивания комаров. Клубы дыма разъедали глаза, сильно раздражали носы, но комары продолжали яростно атаковать нас. Их жужжание напоминало звуки вражеских самолетов, летавших вчера над нашими головами.

Мы сидели на краю рисового поля втроем: я, Ким Сокчо и Ким Чжонхён. Здесь, у дороги, были высокие заросли, а там, внизу, под холмами, раскинулись рисовые поля и широкая равнина. Мы держали в руках стебли полыни и дикого шпината, которыми отгоняли комаров, но все было бесполезно — те продолжали безжалостно нападать на нас.

До последней минуты Ким Чжонхён умолял включить его в группу, которая направлялась в Ульчжин. Он настойчиво просил меня:

— Сделайте мне одолжение. Мне кажется, что вы, товарищ и брат, сможете это сделать. Постарайтесь, пожалуйста, чтобы меня взяли с вами. Тогда после Объединения Родины смогу вернуться домой. Буду жив или нет, я всегда хочу быть вместе с вами, дорогой брат, и с товарищем Ким Сокчо. Я хочу с достоинством вернуться домой и пригласить вас к себе в гости.

Вот такие несуразные слова произносил этот юноша. Даже Ким Сокчо ничего не сказал в ответ: то ли не хотел, то ли считал, что это не его дело. Создавалось такое впечатление, что он не сочувствовал Ким Чжонхёну. Казалось, будут они в одной группе или нет — для него не имеет особого значения. Но поскольку Ким Чжонхён уж слишком надоедливо приставал со своей просьбой, Ким Сокчо, не выдержав, резко оборвал его:

— Хватит артачиться! Все равно ничего не получится. Здесь такой вопрос не решается. Ты должен учиться в тылу.

Я был поражен такому резкому тону разговора, а Ким Чжонхён тут же замолчал и не стал больше донимать нас своей просьбой. Вот так в один миг Ким Сокчо расставил все точки над «и».

Чуть позже я осторожно спросил его:

— Вы, товарищ Ким Сокчо, так поступили с Ким Чжонхёном по наставлению Каль Сынхвана?

Глядя в темноте на меня, он решительно ответил:

— Нет, не поэтому. Это никак не связано с его словами. Просто товарищ Ким Чжонхён не может оставаться с нами.

Почти забытый чхунчхонский говор в данном случае пошел на пользу нашему взаимопониманию. Я спросил:

— Может быть, вы так поступили с Ким Чжонхёном чисто формально, а в личном плане хотели бы, чтобы он всегда был рядом с вами?

— Нет. Не совсем так. Нельзя противопоставлять личное и общественное. Моя дружба с Ким Чжонхёном носила не только личный характер. В этом отношении Каль Сынхван заблуждался. Не знаю, имею я право так говорить или нет, но я не верю людям, подобным Каль Сынхвану. Они говорят правильные слова, но на первый план всегда выдвигают свои корыстные интересы. Извините, мне не хотелось бы вести разговор на такую тему. Давайте прекратим этот разговор. Не люблю говорить о людях за глаза, — ответил он.

— Конечно, конечно, — согласился я для вида и тут же добавил:

— Вы говорите, что дружба с Ким Чжонхёном носила и личный, и официальный характер. Тогда, может быть, вам стоит ехать вместе с ним до Ульчжина? Каково ваше окончательное мнение на этот счет? Почему вы против?