Сергей Фрёлих - Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным Страница 15

Поэтому Штрикфельдт в своем докладе указывал на следующее. Как начальник переводчиков, он считал своим долгом обратить внимание на последствия такого распоряжения. Ведь они должны были особенно повлиять на боевой дух советских войск и на их готовность к сопротивлению. Чины, подпадавшие под этот приказ, естественно, стали всеми средствами понуждать подчиненные им части к ожесточенному сопротивлению, вплоть до расстрела колеблющихся. В результате выполнения этого приказа о комиссарах вызвало бы дополнительные немецкие потери.

Этот доклад Штрикфельдта, как и протесты других высокопоставленных лиц, в конце концов привели к тому, что хотя приказ о комиссарах и не был отменен, но стало допускаться его неприменение. Штрик такими своими докладами проделывал мудрую, прямо государственную работу и значительно превзошел себя.

Таким образом, полбутылки коньяка было осушено, первоначальное недоверие устранено, и в дальнейшем наш разговор протекал в откровенной атмосфере двух заговорщиков. Мы поняли, что оба мы руководились одинаковыми представлениями. О значении всего задуманного мы были вполне согласны. Чтобы определить дальнейшее планирование, я предложил принять на себя опеку над генералом Власовым. Уже тогда мне было ясно, что его безопасность была под угрозой не только со стороны советчиков.

Штрикфельдт думал, что я должен немедленно начать свою деятельность, приняв при этом фальшивое имя. И поскольку я был высокого роста, он считал подходящей фамилию Мамонтов, взятую от слова мамонт. Я же предпочел выступать под моим настоящим именем.

Обмениваясь впечатлениями о первом годе войны, мы говорили также и о Боевом Союзе Русских Националистов, в котором я был почетным членом; о Русской Национальной Народной Армии; об организации «Цеппелин»; о событиях, которые были нам известны. Ведь все это имело значение для нашего начинания и стало для нас содержанием нашей жизни на несколько лет. Говоря о «нас», я подразумеваю ту группу людей, которые смотрели открытыми глазами на события на Востоке. К сожалению, этот круг был еще слишком мал для того, чтобы, несмотря на поддержку немецкого Генерального Штаба, успешно бороться с тупостью и отказом понимания у соответствующих политических органов. Точно так же, как и союзники позже, когда решение лежало в их руках, показали мало понимания нашей идеи Русского Освободительного Движения. Все это мы тогда не могли предвидеть. Напротив, мы были полны уверенности, верили в человеческий разум, который должен был нам помочь в признании и осуществлении нашего задания. Сам разговор со Штрикфельдтом, ночь и бутылка коньяка пришли к концу. Штрикфильдт одобрил мое сотрудничество.

Я нарочно так подробно и точно передаю содержание этой беседы главным образом потому, что она стала моим руководством не только на следующие два года, но и на всю мою дальнейшую жизнь. Ведь и эта книга явилась следствием событий, начиная с этой ночи.

После того, как мы с Штрикфельдтом обсудили основные вопросы нашего сотрудничества, мы стали обдумывать — как лучше добиться моего прикомандирования к генералу Власову. Штрик, которого я после нашей ночной беседы стал считать своим другом, держался того мнения, что мое назначение должно быть осуществлено через Отдел военной пропаганды, так как с немецкой стороны этот отдел был занят выполнением задания, связанного с Власовым. Я же полагал, что это лучше всего могло быть разрешено таким образом, чтобы создавалось впечатление, что за мной стоит какое-то учреждение, лучше всего партийное. Только такая маскировка могла обеспечить мне свободу, независимость и уверенность. Дорога к этому была длинная и вела через ряд препятствий.

Меня проталкивают прибалты, члены СА

До этого момента я был штатским. Моя фирма работала успешно. Продажа товаров была нетрудной — любой товар у нас просто рвали из рук. Искусство заключалось в том, как достать нужное сырье. Мы еще услышим, как связь моих торговых интересов с моей деятельностью в штабе генерала Власова способствовала моей безопасности.

Мое привлечение к работе было начато с большой осторожностью. Мой друг, с которым я был «на ты», доктор Вернер Капп, штурмбанфюрер СА, руководитель Отдела политики при Генеральном комиссариате Латвии, командировал меня в часть СА в Берлине. Капп был убежден, что немецкое руководство войной на Востоке, как его предписывал Гитлер, непременно приведет к катастрофе. Он полностью усвоил все значение власовского начинания.

Учреждение СА в Берлине находилось в здании Государственной канцелярии и занимало примерно треть этого большого здания. Там работало несколько прибалтов, друзей Каппа, которых я тоже знал. Начальником этого учреждения был бригадир Томас Гиргензон, немецкий прибалт и старый член союза «Стальных Шлемов». На войне он потерял ногу, но сумел сохранить очень ясную голову. Он сразу понял положение и немедленно откомандировал меня из руководства СА в Берлин в распоряжение Главного командования вооруженных сил.

Тут я хотел бы забежать немного вперед. Когда я в 1972 году собирал нужные мне документы для получения пенсии, я получил от Томаса Гиргензона следующее дословно переданное, данное под присягой, заявление, касающееся моего назначения в штаб Власова:

«В круг моих обязанностей в то время входило рекомендовать в распоряжение Главного Штаба вооруженных сил подходящих людей для выполнения определенных заданий на Востоке. При этом я работал в тесном контакте с указанным штабом, так как являлся шефом Разведывательного Отделения. По предложению моего сотрудника Бориса Алейса, который, к сожалению, потом пал в бою, я между другими упомянул также и господина Фрёлиха. При этом я предложил одеть его, как и других ради нужной маскировки, в серую форму СА, что было возможно с разрешения всех служебных мест дивизии Фельдхеррнхалле. Надев эту форму, Фрёлих был призван как хауптштурмфюрер, то есть в чине капитана, на службу в Главный штаб вооруженных сил и оттуда получил дальнейшее назначение. В течение этой служебной деятельности, с определенными промежутками, Фрёлих являлся ко мне для доклада и участвовал в совещаниях».

Главный штаб вооруженных сил командировал меня в Отделение военной пропаганды, а Штрик-Штрикфельдт направил меня в Берлин (Далем), куда должен был переселиться генерал Власов из случайного помещения в подвале учреждения на Викториа штрассе 10. Весной 1943 года я был переведен в Дабендорф, в Пропагандный Отдел на Востоке, где Штрик-Штрикфельдт командовал батальоном. Тут же находилась и так называемая Школа для пропагандистов Власовского движения.

Прежде чем начать мою службу в Далеме, я конспиративно встретился с генералом Малышкиным. Уж если я должен был присоединиться к Власову, то для меня было важно не только быть командированным немецкой стороной, но и добиться полного согласия с Власовым. Самого его посетить тогда я не мог, не вызывая подозрений, и поэтому я обратился к генералу Малышкину, который в то время был правой рукой Власова. И содержание моей беседы с Малышкиным не должно было возбуждать внимания и оставаться неизвестным для немецкой стороны, поскольку в мои обязанности в будущем входила роль немецкого «наблюдателя». По понятным соображениям немецкая сторона стала бы мне не доверять, если бы она узнала, что я в дружеских отношениях с руководством Власовского движения. С другой стороны, я был уверен в том, что Малышкин доложит Власову о нашей беседе и не пойдет ни на какое соглашение, которое не одобрил бы генерал. Мои друзья из НТС, то есть русские солидаристы, единственной тогда активной партии в среде русской эмиграции, которые в то время протянули свои нити к Викториа штрассе, организовали мою встречу с Малышкиным в частной квартире супругов Бенуа в Берлине. Мы беседовали с генералом с глазу на глаз. Я объяснил Малышкину, что вырос в Москве и хочу помочь русским, которые встали на борьбу с большевизмом. Это является основной задачей моей жизни. У меня есть возможность быть командированным офицером для связи в штаб Власова, но я могу принять это назначение только при согласии на это с русской стороны.

Убедили ли тогда мои слова Малышкина в моей честности — я не знаю. Но он одобрил мое назначение в штаб Власова. В последующие затем годы теснейшего сотрудничества я почувствовал, что моя убежденность понималась и одобрялась Малышкиным. Наша работа протекала во взаимном доверии с единственной целью обеспечить успех большому заданию.

Таким образом, моя командировка из Риги в Берлин-Далем была начата и осуществлена моими друзьями и земляками, а именно: доктором Вернером Каппом, Томасом Гиргензоном, капитаном фон Гроте и, в конце концов, Штрик-Штрикфельдтом. Я не называю моих друзей из НТС. Все они были убеждены в важности моей задачи и целиком поддерживали меня. Оправдание моего назначения представлялось именно так, как и я предполагал, то есть что за мной стоит какая-то неизвестная, возможно тайная и поэтому особенно важная, политическая организация, что до известной степени обеспечивало меня от вмешательства Гестапо.