Григорий Покровский - Ввод Страница 15

Ленин сразу догадался, кто организовал на него покушение и поделился со Сталиным. Тот сразу смекнул, что окажи услугу Ильичу — и ты ближайший соратник, дорога к власти открыта. Да и остальные соратники тоже были не против устранения Свердлова. Каждый мнил себя на троне. А Яша сидел уже одной ягодицей на нём в кабинете Ильича и отдавал от имени его распоряжения, пока тот залечивал раны. О коварстве Сталина вождь поймет позже. Напишет письмо к Съезду. Но будет поздно. Власть ускользнула из его рук. Для Сталина деньги Кайзера и Парвус в истории Октябрьской революции были нежелательны. Нужен был вождь-идол и храм, в котором бы лежали мощи, чтобы поколения в поколения молились на них. В данной ситуации террорист-одиночка ни к чему. Нужны были ведьмы: эсеры, троцкисты, право уклонисты, шпионы, враги народа. В поисках этих ведьм открывалась перспектива. Можно было в погоне за ними истреблять мешающих соратников. Поэтому Радека расстреляли, а бумаги сожгли. Всем пассажирам того вагона Сталин выкручивал руки, задавая один вопрос: «Где деньги, Зин»? А деньги были у Парвуса. Львиную долю он оставил себе. Этим голодранцам он отдал гроши, прекрасно понимая, что в нищей стране перевороты делаются за копейки. Дед рассказывал, что когда был в Дании, узнал, что Яша Ганецкий и Парвус занимались не только перекачкой немецких денег, но и контрабандой оружия, за что на них было заведено уголовное дело. Главный аферист Израиль Лазаревич Гольфман, он же Александр Парвус, получил немецкое гражданство. Занялся чревоугодием, дожрался до такой степени, что мог сесть только на два стула. Умер от ожирения. Могила его исчезла, господь стёр его с лица земли за жадность, чревоугодие, убийство людей. Но самую большую кару понёс второй аферист — Владимир Ильич. Он умер маразматиком. Господь забрал у него ум. Он так и лежит на площади не погребенный. К нему ходят люди не из сострадания, а так, поглазеть на экспонат, как ходят в кунцкамеру. Его тело нетленно. Душа не может покинуть нетленное тело, а значит, не может быть ни среди живых, ни среди мёртвых. Видать, не берет его земля-матушка. Когда строили ему первый мавзолей, прорвалась канализационная труба и в гробнице запахло фекалиями. Священник сказал: «По мощам и миро».

Никольцев замолчал. Затем поднял стакан с водкой.

— Можно, на ты?

— Конечно, Вадим Степанович.

— Давай, Вася, выпьем за то, чтобы наш народ всё-таки поумнел. А то видишь, как оно выходит. Евреи на верху деньги делили, а остальные друг другу кровь пускали. И подумать за что? — за идею фикс.

Когда выпили, Никольцев взглянул на бутылку.

— Так мы ее почти всю уговорили.

— Там ещё одна в холодильнике стоит. Я как-то вычитал у Толстого такую фразу: «Еврея надо любить». Вы знаете, Вадим Степанович, я с ним не согласен. Уважать да, но любить, я не вижу за что.

— Я догадываюсь, что хотел сказать Толстой. Пока будут делиться граждане этой страны на своих и чужих, кровопускание будет продолжаться. Будут у власти русские, пойдут еврейские погромы. Захватят власть евреи, будут истреблять славян. Это будет бесконечно. Поэтому он и говорит о любви. Нужно любить друг друга, коль наша страна, как коммунальная квартира. Жильцов мы в ней не выбирали, их вместе Бог собрал.

— Вы, Вадим Степанович, говорили о нетленном теле и о том, что душа его не покидает. Я сейчас задумался. Святые мощи, они же тоже нетленны?

— Э, Вася! Да я вижу, ты не различаешь разницы между ними. Душа святого находится рядом с Господом, а нетленное тело ей нужно, чтобы возвращаться к молящим, и для сообщения важных знамений. А душа этого убийцы никому не нужна.

— Вы рассуждаете, как верующий.

— Почему, как верующий? Я и есть верующий. Верую в Бога.

Наступило молчание. Никольцев разлил оставшуюся водку по стаканам.

— Давай выпьем. Ты вот, наверное, задумался, как же, мол, так, партбилет имеет и верующий.

— И совсем не думаю, Вадим Степанович. На мой взгляд, партбилет и вера это совсем разные вещи. Партбилет, это как билет в сандуновские бани, без которого ты не получишь ощущения жизни. Но это не значит, что я со всеми моющимися единомышленник. И верую, сними в одно: в шайку, в веник или в кружку пива. Я люблю Родину, и готов умереть за неё, а власть поставила вопрос так, что без этого партбилета я человек второго сорта. Всякая серость с партбилетом в кармане, не прочитавшая за свою жизнь ни одной книги, будет потыкать мной, оскорблять и унижать меня. И пусть я буду, образован, трижды талантлив — эта серость будет бездарно управлять мной. А разве власть, вынуждающая меня вступать в эту партию таким вот образом, поступает порядочно? Это бесчестно заставлять меня скрывать свою веру, запрещать мне ходить в церковь, крестить детей. Власть заставляет меня лгать целому батальону солдат, а я, как последняя сволочь, брешу им перед строем о верной политике нашей партии и о вождях, верных ленинцах.

— Знаешь, Вася, я думаю так. И поделом им, коль партийной верхушке нужна такая партия, где ее члены собрались не по единомыслию, а по принуждению. Пусть имеют то, что хотят. Грош ей цена. Это не партия, а масса людей, и побросают они партбилеты, как только сменится конъюнктура.

— Мне вот лично не понятен один вопрос, он для меня неразрешим. Вдумайтесь, Вадим Степанович, история человечества насчитывает уже более шести тысяч лет, а может и по более, это дело археологов. Всё это время человек жил с верой в Бога. Как он к нему шел — через Будду, Моисея или Христа — это не столь важно. Он жил с верой в Бога. И вдруг приходит аферист и доказывает, что Бога нет, наш народ ему верит. Тысячелетия люди живут с верой, а этот за какие-то десятилетия переубеждает. Стали кресты с церквей сбрасывать, в церквах устраивать нужники. Почему это поколение мнит себя умнее всех остальных, живущих тысячи лет до них? Это что, массовый гипноз, умение манипулировать людским сознанием, или ещё что?

— Я сам часто об этом думаю. Так выражается суть биполярности нашего мира. Есть электрон, и есть положительно заряженная частица. На каждую силу есть противо сила. Вот этот стол, на нем стоит бутылка, она давит на стол с такой же силой, как стол отвечает ей. Так они могут сосуществовать. В противном случае, все бы вещи исчезли, просто рассыпались бы на молекулярном уровне. Так вот, духовный мир, тоже биполярный, делится на божественное и дьявольское начало. «…. И что бы вы делали со своим светом без тени» — кажется, так Булгаков сказал. Признавать надо существование того и другого. И к ним надо относиться с уважением. Так не бывает, чтобы пришёл один человек и вмиг всех разуверил. Миссия пришёл. И то два века, почитай, христиане по пещерам прятались. Так ведь он и не говорил о том, чтобы отречься от Бога. Он говорил, чтобы верили по-другому. Не сразу и не все пошли за ним. А тут Бога покинули все и сразу. Отрицание Бога появилось задолго до появления большевиков. Эти нигилисты появились ещё в прошлом веке, а особенно расцвели после отмены крепостного права.

— А откуда же они взялись, Вадим Степанович, эти тургеневские базаровы?

— В том-то и дело, что это загадка. На мой взгляд, это произошло так. Капитализма в России не было, а на земле дворяне работать не хотели. Все нигилисты — это выходцы из дворян. Среди крестьян нигилистов не было, они на земле пахали. А эти праздно болтались, по обедам, ужинам, балам. От безделья появилась эта зараза. Желали реализовать себя, вот и искали оригинальную идею. Лесков об этом хорошо пишет. А вторая причина — это дробление наследства. Детей на Руси тогда рожали много, не то, что сейчас. Наследников было много, а наследства мало. Вот и появились дворяне, образованные, но с дырами в карманах. Дворянский пролетариат, если можно так выразиться. Они ничего не делали, да и делать не умели. Возьми, к примеру, семью Ульяновых — ртов много, а работающий один отец. Работать никому не хотелось, а жить хотелось роскошно, по-дворянски. Тогда голова кругом идёт, и пишут «Что делать?». А на ум приходило только одно — отнять и поделить. В шестьдесят первом они надеялись, что царь с отменой крепостного права отнимет у богатых землю и разделит поровну. А он этого не сделал. Наоборот, у кого остался кучер, да слуга, и тем вольную дали. Теперь ими уже не покомандуешь, надо было платить. А платить нечем. Таким образом, еще прибавилась армия нищих дворян. Их подкармливали богатые помещики, не довольные тем, что царь забрал у них крепостных. Царя-то убили, а нигилисты остались. Они разрастались как раковая опухоль. Их было много, и они были двигателем общества. А уж затем из них вырастали отдельные особи, гениальные аферисты — социал-демократы, такие как Парвус и его компания. Армию нищих дворян пополняли и евреи. Они на земле не работали, потому, как её не имели, занимались торговлей, на образование детей денег не жалели. Были особенно не довольны на царя и на все общество: за погромы, за ценз оседлости, ну и за то, что их считали людьми второго сорта. Вся эта братия рвалась за границу. Там создавались рассадники этой заразы, только с одной целью, подточить Россию изнутри. Много земли, леса, угля, нефти, всё это иноземным господам не давало спокойно спать. Россия для них выглядела лакомым куском, и разделить его мечтали многие. Когда революция свершилась, то всем не хватило, многих обидели. Снова появились недовольные, снова появились болтающиеся массы с бредом различных идей. Тогда начали душить тех, с кем революцию делали.