Пётр Поддубный - Гнездо в соборе Страница 15

Ковальчук вопросительно посмотрел на Трепалова.

— Самоотверженность, Гриша, самоотверженность. Вот о каком преимуществе я говорю. Но надо переиграть врага, не прибегая к такому средству. Дорогая цена.

14

Григория Волощука — так именовался теперь Ковальчук — в Цупкоме ждали. Шифровка от Лавочника, подтвердив то, что рассказал о несчастье с Зиркой Григорий, стала для него лучшим прикрытием. Известие, что Зирка находится на квартире доктора Раскина, тоже не вызвало подозрений. Полномочный представитель повстанкома Екатеринославщины, Херсонщины и Таврии — одного из наиболее авторитетных и сильных — сразу же завоевал расположение цупкомовского руководства. С ним считались, от него не имели особых тайн. Чепилко тотчас же привлек Григория к подготовке съезда руководителей подполья и атаманов в Белой Церкви. Где и как конспиративно разместить участников съезда — это было поручено разработать именно Волощуку. Члены екатеринославского повстанкома слыли мастерами по части конспирации. Коротюк был доволен тем, как деятельно и педантично принялся Григорий за дело: среди подпольщиков было мало людей, склонных и способных к черной невидной работе — все или рубаки, вроде Комара, или витии наподобие председателя Цупкома. Коротюк не был настолько ограничен, чтобы не понимать необходимости и в тех, и в других. И все-таки был убежден, что штабная работа — это призвание и привилегия наиболее одаренных и надежных. Беседуя с Волощуком в доме сапожника Власа и во время ознакомительной поездки в Белую Церковь, где сам начальник контрразведки пробыл только сутки, доверив Григорию дальнейшую разработку деталей, Коротюк радовался, что нашел способного, старательного помощника. Может быть, это чувство созрело в нем слишком быстро, но ведь он так долго ждал…

И Григорий старался вовсю. Нужно было так подготовить явки, чтобы уверить Коротюка, что они действительно самые надежные для проведения съезда. Одновременно с этим план заезда в Белую Церковь участников съезда и план их размещения должен был стать самым удобным и для ареста главарей подготавливаемого мятежа. Неожиданно оказалось, что, несмотря на полную противоположность целей обеих задач, решения их вполне совмещались, потому что и та и другая операции должны были проходить строго конспиративно.

Коротюк, единственный руководитель Цупкома, вникавший во все детали подготовительной работы, был доволен действиями своего нового помощника.

— Ну, что же, — сказал Евдокимов, когда Григорий, тайно явившись на явочную квартиру ЧК, доложил ему о ходе операции. — Здесь пока идет как нельзя ладно, и поэтому, Григорий, не будем торопиться радоваться и делить шкуру неубитого медведя. То-то и оно, что когда зверь сам бежит на ловца, охотник от радости и делает промахи. Есть к тому же одно осложнение. Херсонцы упустили Лавочника: исчез и он, и наш работник, наблюдавший за ним. Скорее всего, враг цел, а чекист погиб — иначе он нашел бы способ сообщить о себе. Где сейчас Лавочник? Что у него в башке? Сообразил ли он, — конечно, если случилось самое худшее, — что слежка за ним и несчастье с Зиркой взаимосвязаны? Явится ли он в Киев или плюнет на Цупком, чтобы не ставить под угрозу себя и свою задачу? Ничего этого мы сейчас не знаем, но будем рассчитывать на худшее — береженого бог бережет. Что скажешь, Григорий? Может быть, заблаговременно вывести тебя из игры?

— Что вы, Ефим Георгиевич?! — Ковальчук, внимательно и сосредоточенно слушавший Евдокимова, при последних его словах вздрогнул и покраснел от растерянности. — Это же значит сорвать операцию.

— А оставить тебя в Цупкоме — это, может быть, и операцию сорвать, и жизнью твоей рисковать, — возразил Евдокимов.

— Ну и что же, Ефим Георгиевич! Такое наше дело. Придумаю что-нибудь.

— Придумаешь, — покачал головой Евдокимов. — Не так- то это просто — придумать, не зная условий задачи. Но подумать надо, в этом ты прав. Выводить тебя из операции сейчас, действительно, никак нельзя — все держится на тебе. Видишь ли, даже если бы мы знали дислокацию основных банд — и тогда в нынешней обстановке нежелательно было бы прибегать к широким боевым действиям. Заметь: гуляют сейчас в основном мелкие банды и самые отпетые бандиты, которые не надеются на амнистию.

По всему видать, что, попадись нам в руки главари, не на ком будет держаться и массовому повстанчеству. Так что, Гриша, можно кончить с ними и без кровопролития, не теряя ни наших бойцов, не губя и жизни одураченных селян, пошедших под петлюровское знамя. Надо, чтобы съезд состоялся, и состоялся по разработанному тобой и Коротюком плану. Это был бы удар по всему петлюровскому подполью. Другой возможный удар — по главной боевой силе желто-блакитников, то есть по Мордалевичу, но с Виноградским пока связи нет.

Помолчав, Евдокимов продолжал:

— Давай кратко, ведь через полчаса тебе нужно быть у Коротюка, а то еще заподозрят что-нибудь. Куда может двинуться Лавочник из Херсона? А черт его знает куда! В Одессу? Сомнительно. Там мы, кажется, все польское подполье вычистили до корней. Так? Выходит, что на север, северо-запад, — значит, сюда, в Киев, и дальше к польской границе. Выходит, что здесь он может быть очень скоро. Так?

— Вроде бы так….

— А перехватить его здесь — дело трудное, потому что у него наверняка есть собственные явки, неизвестные Цупкому, да и цупкомовских явок мы знаем только три; собор, дом Комара и дом сапожника. Так? К тому же, Лавочник пуганый — значит, вдвойне осторожный. Вот и представь, что вы встретились. Как уверить и его, и Коротюка, что случай с Зиркой не подстроен и ты вправду его посланец? Как вывести тебя, если не удастся обмануть цупкомовцев? И вывести так, чтобы не раскрыть?

Побеседовав еще с четверть часа и обдумав несколько приемлемых вариантов, ни один из которых, впрочем, в сложившейся опасной и неясной обстановке полностью не гарантировал успеха, чекисты расстались.

Последующие три дня Ковальчук-Волощук исправно выполнял поручения Коротюка, заканчивая подготовку к съезду. Напряженно, нервно Цупком ждал последнего сигнала от головного атамана. От этого зависело назначение съезда: утвердит ли он план восстания или ограничится выяснением обстановки в повстанческих отрядах. Лавочник в Киеве не показывался — судя по всему, думал Григорий, операция по ликвидации Цупкома приближалась к концу.

15

Войцех Ярошинский уже несколько часов сидел в кофейне давно знакомого грека Амбера. Он отказался от вина, но плотно закусил, попросил крепкого кофе и велел послать за газетами. Пока мальчишка бегал за ними, Амбер, ушлый контрабандист и деляга, оживленно — посетителей, а значит, и работы, с утра было немного — рассказывал господину Прийме (под этой фамилией он знал Ярошинского) о том, что жить стало можно.

— Э-э, господин Прийма: это по-ихнему называется нэп. А я называю так: без торговли не прожить никому, даже Советам — мы-то с вами это понимаем, господин Прийма. Как жаль, что вы не приехали неделю назад, у меня был хо-ро-ший товар. Уверен: вы бы не отказались. Вы с подводой? Или налегке? Налегке. Это ничего: товар доходный, а унести можно в портпледе.

Прибежал мальчишка, принес газеты за несколько последних дней. Ярошинский-Прийма с виду небрежно, а на самом деле внимательно просматривал газеты.

— Ну, Амбер, — дружелюбно сказал он, прихлебывая душистый кофе, — ты, я думаю, знаешь побольше. А?

— Смотря что интересует господина Прийму, — хмыкнул грек. — Если то, как дела на виллах, то кое-что знаем — недалеко.

Ярошинский кивнул.

Довольный своей догадкой, Амбер наклонился к уху гостя:

— Мадам Григо никуда не уехала. Полдома у нее забрали под детский приют, но с другими обошлись и того хуже, так что мадам еще и довольна. Ну, конечно… — он слегка замялся, — жить ей теперь не так весело, как раньше: многих друзей не стало.

— Сомневаюсь я, что она грустит, — пробурчал Ярошинский. — Слушай, Амбер, пошли-ка туда мальчишку, пусть понаблюдает за дачей. А я пока отдохну у тебя, если не возражаешь, да переоденусь.

— Понимаю, господин Прийма, — охотно согласился хозяин кофейни. — Не хотите ли приобрести подарок для мадам Григо, у меня найдется кое-что парижское.

Гость и на это кивнул с одобрением.

Войцех Ярошинский, известный в Екатеринославе как Лавочник, а в Одессе как торговец Прийма из Николаева, не стал уверять пройдоху-грека, что его интерес к мадам Григо отнюдь не романический. Нет, не за такими пустяками прибыл он в Одессу.

В Херсоне Ярошинский пробыл сутки. Оттуда подался в Николаев, где намеревался проверить нового агента — служащего почты. Он был вполне уверен в своей безопасности, но, как всякий опытный профессиональный разведчик, непрерывно, по ставшей чуть ли не инстинктом привычке проверял, нет ли преследования. Он не думал быть в Варваровке — рабочем поселке в полуверсте от Николаева, однако, когда проходил мимо соединяющего поселок с городом моста через Буг, почувствовал непреодолимую тягу посмотреть, не сел ли кто ему на хвост. Мосты как будто бы созданы для таких проверок: преследователю, если он не оставил своей затеи, трудно остаться незамеченным, в то время как преследуемый, перейдя мост, имеет возможность найти удобную точку для наблюдения и внимательно осматривать каждого идущего следом. Так Ярошинский и сделал. Настроение у него — в основном от того, что погода была хороша, — тоже было прекрасное и на ум приходили интересные импровизации. Поэтому, увидев почти в конце моста опрокинувшийся воз с сеном, Ярошинский, едва зайдя за него, быстро снял свитку, сбросил с ног сапоги, засунул все в торбу, обыкновенную, крестьянскую, через несколько секунд появился из-за воза совсем другим человеком для неблизкого наблюдателя. Спустя минуту он уже думал, что такое переодевание было не напрасным. Стоя за покосившимся фанерным щитом неизвестного назначения, в щель в нем он увидел молодого человека в картузе и с удочкой, в нерешительности вертевшегося возле того самого воза. Что-то — Ярошинский не сразу понял что, поскольку интуиция насторожила его прежде, чем объяснил рассудок, — заставило его внимательно присмотреться к парню.