Артур Черный - Комендантский патруль Страница 15

Бестолковая, нищая моя судьба, гонимая всеми ветрами перемен, катится все дальше и дальше по бедовой невезучей своей колее…

Мы ходим по дворам. Рухнувшие корпуса темнеют своими пробоинами. Вышедшее за зенит солнце медленно приближается к раскаленной, белеющей земле. Пустошь человеческого непонимания запирает от нас людские сердца, и уже никто не выходит из своих домов на стук в хилые, фанерные двери.

Прочь отсюда. С невероятным облегчением Удав нажимает на педаль газа.

На вечернем построении Тайд раздает подарки. Вполне заслуженный выговор получает Проныр, по замечанию каждому объявляется Киборгу и Рафинаду.

В центре строя, на удивление мерзко и противно, самодовольно гукает, фыркает, икает и улыбается Рамзес Безобразный. Этим же приказом он назначается на должность заместителя начальника милиции общественной безопасности. Наведут, значит, они с Рэгсом порядок. Сбылось страшное пророчество.

Немногословный, потрепанный жизнью, весь седой чеченец Шах тяжело выдыхает:

— Ну, теперь нам всем хана…

Младший сын погибшего чеченского президента Рамзан Кадыров в который раз объявил трехдневный ультиматум воюющим в республике боевикам.

8 июня 2004 года. Вторник

Вместе с Ахиллесом я заступаю в СОГ. Приятная неожиданность увидеть своим напарником именно его, надежного, как скала, Ахиллеса, чем поставленного по графику скользкого жулика Проныра, который обязательно исчезнет на целый день (например, уедет домой садить картошку), а потом будет бессовестно врать про свои глобальные беды, что он так и не успел от себя отвести за целый день.

Условившись разбудить друг друга на первое же построение, до самого обеда мы мнем матрацы своих кроватей.

Опустевший за время сна желудок настойчиво толкает нас на обед.

В кафе чеченские гаишники в голос начинают рассказывать, как с сегодняшнего утра Рамзес Безобразный уже подбирался к их службе, наказав каждую задержанную машину доставлять лично к нему «для более непредвзятого и плодотворного разбирательства по делу». Те действительно не на шутку встревожены и спрашивают, как именно мы до этого работали с Безобразным, как терпели его вседозволенность и жадность и как теперь им бороться со свалившейся на них напастью.

Безобразный взял пост повыше начальника участковых, на который метил изначально, и теперь, обходя прямого начальника МОБ Рэгса, этот грязный и вонючий во всех отношениях его заместитель пытается наложить лапу на половину личного состава.

В слабом замешательстве от предчувствия больших перемен гаишники уходят к своей патрульной машине, где все же решают пока в отдел к Чумаходу никого не доставлять. Вечер покажет.

На великое горе самой службе ГАИ достался никудышный, тряпочный командир, что не может слово молвить за своих подчиненных. Старый, пенсионный Вождьковник только и думает о том, как бы его меньше трогали. Каждый день, притихнув в углу начальнического кабинета, выслушивает от Тайда в свой адрес ругательства и оскорбления, тихо и незаметно появляется в отделе утром и так же тихо и незаметно исчезает из него вечером. Он не может защитить своих сотрудников, не может заставить их работать, не может ответить за них, не может от них что-то требовать. Легко и непринужденно сегодня утром капитан Рамзес провел развод службы ГАИ, отодвинув на второй план их бедового Вождьковника.

После обеда дежурный по отделу Капитан-Кипеж делится с нами счастьем чей-то неслыханной удачи: в Ачхой-Мартановском районе ограблены инкассаторы. Нападавшие поимели в щуплый свой карман девять миллионов рублей и один автомат.

До самого вечера среди русских и чеченцев только и разговоров, что про случившееся. Мы все, как один, не стесняясь, вслух завидуем грабителям, так удачно, раньше других, заработавших их зарплату. Чеченцы рассуждают о машинах, купленных бы ими на эти деньги, о новых домах и женах, русские, словно сговорившись, рассуждают о том же, но первое, что сделал бы каждый из нас, — это в этот же день, плюнув на все и бросив все, бежал бы отсюда раз и навсегда со всеми деньгами.

Больше всех, видимо, не давали покоя эти девять миллионов самому Капитану-Кипежу, который уже почти ночью начинает собирать СОГ. Кто-то там только что позвонил ему и рассказал, что один из грабителей живет за вокзалом на такой-то улице в таком-то доме.

Без прикрытия, в составе четырех человек плюс водитель, Кипеж отправляет нас на окраину города в какой-то, о чем сейчас переговариваются чеченцы, разбойничий поселок. Он напутствует нас:

— Если будут деньги, везите в отдел! Считать будем здесь!

Миновав светящиеся бледным светом колонны отстроенного вокзала, мы въезжаем в паутину черных разваленных улиц. Перекошенные, передернутые лихолетьем дома зловеще наблюдают за ненужными здесь чужаками, проглатывают в своих провалах слабые огни наших фар. Неимоверно тихо и жутко в этом горелом поселке, среди его коротких, смыкающихся за нашими спинами улиц, по которым нет дороги назад. Высвечивая их названия, мы нервно сжимаем в ладонях автоматы и заставляем друг друга получше смотреть по сторонам. Вынимающая душу тишина молча плетется по гиблому дну этой земной преисподней.

Дом, который мы ищем, давным-давно покоится на дне громадной ямы, оставленной здесь нашей авиацией. Обрадованные этой страшной картиной, мы на полной скорости проходим последний клубок поворотов и сворачиваем в сторону светящегося сигнальными ракетами города. Переехав первый городской перекресток, все облегченно вздыхают.

В отделе следователь, повышая с каждым мгновением голос, на чеченском кричит на Кипежа, который, часто мигая глазами, все же упрямо спрашивает про деньги.

9 июня 2004 года. Среда

Утром я ухожу в разведку. Наш сегодняшний маршрут — голое поле Минутки и иссеченные развалины пятиэтажек Ханкальской улицы. Хилый, прерывистый ветер колышет светлую траву на обочинах, вздыхает в трухлявых, червивых подвалах вывернутых наизнанку хижин. Лето. Чеченское горячее лето…

Инженерная разведка дорог! Как много мыслей приходит и уходит в недолгие минуты твоего тоскливого похода! Сколько передумано в эти ранние утренние часы, когда еще так чиста земная природа! Твои вечные гости, — беда и несчастье, — сонно ждущие свою жертву, уже копятся в эти мгновения под сотнями кочек и во внутренностях гнутых столбов. Мы скупо и про запас, от фугаса до фугаса, от взрыва до взрыва, наслаждаемся этим одним, двумя часами утра без войны, где еще так далеко до безумия дня, до его выматывающих зачисток и жестокой бытовой суеты этого нескончаемого похода. Задохнувшиеся от горя наши сердца обреченно радуются свежему прохладному воздуху, улицам без людей, ярким зеленым краскам города.

На пересечении улиц Ханкальская — Гудермесская нам попадается инженерная разведка одной из воинских частей, чистящей Ханкальскую, начиная от 30-го блокпоста. Мы скучно киваем друг другу и разворачиваемся обеими группами обратно.

Навстречу нашей колонне, на зачистку 28-го ПВРа, проносятся «ЗИЛы» комендатуры и Временного отдела, набитые русскими и чеченцами. Через пять минут, заходя в сонные, притихшие комнаты ПВРа, сотрудники начнут проверять паспортный режим, копаться в дебрях местной прописки и заглядывать в углы в поисках ночующих там боевиков. Результатом этой зачистки станет отсутствие всякого результата.

Во время завтрака до стен отдела доносится короткое эхо взрыва, за которым стрекочут быстрые очереди стрелкового оружия. Фугас. Через минуту на нашей волне проходит несколько слов: «…На Ханкальской подорвали „уазик“ чеченского ОМОНа…» Я напрашиваюсь к чеченскому гаишнику, на радость последнего, в поездку к месту взрыва. Вдвоем мы первые приезжаем на пересечение двух улиц.

В том месте, где час назад сошлись две наши разведгруппы и прошли его по переменке в обе стороны, словно выковырянная в земле, виднеется воронка взрыва. Рядом еще ядовито пахнет сгоревшей взрывчаткой. Фугас был заложен на редкость бестолково, а кроме того, был спрятан по ту сторону бровки. Потому-то мы и не обнаружили его утром. Местный житель, торгующий рядом минералкой и конфетами, рассказывает, как омоновцы, прибавив машине газу, стали беспорядочно палить во все стороны и продырявили целлофановую крышу его киоска. По-видимому, пострадавших не было.

После тихого часа, что обычно кончается в обед, я выхожу за ворота отдела искать себе работу. Там в двигателе своей «пятерки» ковыряется старый Воин Шахид. Вдвоем мы едем на его участок, где тот ходит вдоль улицы и переписывает в синюю книгу «Паспорт на административный участок» данные всех проживающих. Я осторожно толкусь у калиток, обрываю с кустов созревшие до красноты сливы, плююсь косточками и стреляю по сторонам глазами. Около двух часов Шахид старательно заносит данные прописки, место и время рождения, детей и всех живущих по адресу.