Василе Преда - Поздняя осень (романы) Страница 15

В ротах чистили минометы и лошадей. Один из возниц, слегка прихрамывающий на правую ногу, достал со дна своей повозки косу, которую начал отбивать, не обращая внимания на окружающих. Будто он был у себя дома и готовился к работе на следующий день. Потом принялся косить на лужайке позади небольшой рощи; ложившаяся на землю трава пахла поздними, влажными цветами; лошади, чувствуя запах свежей травы, вытягивали морды и тихо ржали. Когда возница принес каждой по охапке травы, они, фыркая от удовольствия, погрузили морды до самых глаз во влажную, пахнущую свежестью зелень.

— Порадуйтесь, дорогие! Сейчас я еще принесу, пройду еще несколько прокосов.

Он погладил их по лбу, потом вернулся к делу. Усатый, плотный и загорелый, оставшись в одной рубашке с засученными рукавами, он с присвистом, слегка поворачиваясь, ловко водил косой по траве, словно танцевал. По всему было видно, что эта работа доставляет ему радость.

Другой солдат развел у кукурузного поля небольшой костерок и, поворашивая жар палкой, начал печь кукурузные початки. Початки уже перезрели, зерна цвета воска с шумом трескались и выскакивали из кочерыжки. Он осторожно поднимал их с земли, медленно тер между ладонями, дул на них, потом бросал в рот и начинал грызть.

Ротная кухня задерживалась. Между тем было уже довольно поздно, и солдаты, протерев еще раз орудия, минометы и пулеметы, принялись шарить в вещевых мешках, извлекая оттуда то твердый, крошащийся кусочек хлеба, то ломоть копченого сала, засохшего и запыленного, то кусок крепко соленой брынзы. Вода во флягах была горьковато-соленой и затхлой, солдаты пили ее и ругались. Они давно не ели, и чувство голода заполняло все их мысли о ближайшем будущем.

После многих дней, проведенных на фронте, после тяжелых боев, видя сотни убитых и раненых, они начали привыкать к войне, воспринимать ее как другой, но тоже образ жизни. Сквозь безразличие ко всему происходящему прорывалось одно лишь желание: чтобы скорее кончалась война, чтобы выбить гитлеровцев и хортистов из страны и вернуться домой к незаконченным делам.

— Эй, где батальон? — спросил курьер, прибывший, по-видимому, из штаба дивизии.

— Да вон за той низиной и за той рощей, — ответил кто-то скучным голосом.

— Чтоб их черти побрали, обозников! Забыли про нас! — проворчал другой и зло выплюнул только что выпитую горьковатую воду.

— Ну вот видишь! Кухня! — закричал чуть погодя какой-то капрал, поднимаясь с земли и показывая рукой в сторону опушки леса, где показалась кэруца, нагруженная мармитами и бочкой. Впереди лошадей верхом на резвом жеребце ехал старшина, не опасаясь, что кто-то ему может выговорить за опоздание с обедом.

— Посмотрите-ка на господина старшину! — воскликнул солдат, пекший кукурузу, бросив свое занятие. — Едет как на параде. Что ему! У него не сводит живот от голода, как у нас…

Кэруца подъехала сзади, остановилась, и повар начал открывать крышки мармитов. В воздухе поплыл теплый пар вместе с запахом фасоли и вареного мяса, еще больше подстегнув у солдат чувство голода. Они, не ожидая команды, толкаясь, собрались вокруг кэруцы с котелками в руках.

— Эй вы, так не пойдет! Это вам не в столовой для нищих! — раскричался на них старшина, неспешно слезая со своего норовистого коня. — Порядок! Слышали? Думаете, что раз война, то, по-вашему, и дисциплину побоку? Пэунеску, давай вот туда. И чтоб порядок!

Никулае неохотно подошел к кухне — ему не очень-то хотелось есть. Он исподлобья смотрел на старшину — тот ему явно не понравился.

— Оставьте, господин старшина. Не объедят они вас, вижу, мармиты полны. А люди проголодались.

— Полны, полны, потому что я позаботился. Ну скажи, сержант. Здорово сегодня ночью вы дали жару хортистам!

— Это не мы, — ответил Никулае, не глядя на него. — Мы только сегодня утром прибыли…

— А кто же?

— Пехотинцы, пулеметчики!

— Эге, тогда совсем другой разговор, — протянул старшина разочарованно, вертясь около кэруцы. — Хм, тогда, значит, зря я привез вам жратву… Георге, Георге, — крикнул он повару, — открывай все же и бочку, пусть все попробуют божьей кровицы… — Потом к Никулае: — Значит, так, сержант! А в той роте мне сказали, что это вы им устроили. Так ударили по ним из орудий и пулеметов, что от них только мокрое место осталось!..

— Кто знает, откуда они слышали такое, — удивился Никулае, пожимая плечами. — Думаешь, если бы мы тут были, мы бы подкачали?

Старшина не ответил. Он внимательно смотрел, что делает повар около пузатого бочонка. Сержант продолжал:

— А откуда вы вина взяли, господин старшина?

— Секрет! Военная тайна, — пошутил старшина, подмигнув ему. — Из офицерской столовой стащил, а они тоже разжились где-нибудь у других. Так уж на войне, сержант! Надо быть ловким и сообразительным!..

— Да, я вижу, у вас тут так, — задумчиво проговорил Никулае, наблюдая, как жеребец, на котором приехал старшина, направился к стойлу, где были привязаны лошади минометных расчетов, и попытался укусить одну из лошадей. — А жеребец этот откуда у тебя?

— Военный трофей! Конь первого класса!

— Господин младший лейтенант видел его?

— Тсс! — остановил его старшина, поднеся палец к губам. — Зачем ему видеть его? Я слышал, он не терпит такого. Жаль, а ведь командир что надо, говорят. Вот бы все такими были! — Потом, отпив из фляги, зашептал сержанту на ухо: — Ты еще не знаешь, кто я такой, что я могу…

Он повернулся на каблуках вполоборота и шепнул ему на ухо с нотками тревоги в голосе, пытаясь все же казаться веселым:

— Я тебе, сержант, ничего не говорил, пошутил. Вы что, шуток не понимаете?

Потом, не ожидая ответа, посмотрел в сторону кэруцы и крикнул:

— Ну что, не закончили? Давай живо, а то ночь нас здесь прихватит и свои же со страху нас перестреляют! Давай, а то поздно уже! На сегодня мы свое дело сделали.

— Господин старшина, — осмелился один из стоявших рядом солдат. — От нас остался полный мармит, а для второй, бедных, никто не привез обед. Дайте и им, они совсем изголодались! Посмотрите на них!

Старшина измерил взглядом солдат из второй роты, стоявших поодаль, хмурых и удрученных, с пустыми котелками в руках. Потом сделал широкий жест левой рукой, как бы желая показать свою щедрость:

— Э, дай и им. Ведь они тоже наши люди, румыны… — Подумав мгновение, добавил: — Но вина им не давай! Пусть их угощает тощий Дурбателе, он-то мне ничего не дает!.. Есть у кого-нибудь письма домой? — крикнул он солдатам, которые, усевшись рядами на траве, с аппетитом уплетали содержимое котелков прямо через край, положив ложки рядом.

— Кто бы мог написать, госп'старшина? — спросил между глотками капрал Митрофан. — Да и когда? Мы только прибыли на позицию. Еще не очухались…

— Ну хорошо. Я уезжаю. Завтра привезу жареную свинину. Чтоб у вас силенок прибавилось, а то с фашистами шутки плохи. Да и отдохнуть вам нужно хорошенько, а то, я вижу, вы едва держитесь на ногах…

— Ничего, господин старшина, — несколько иронично сказал ему Никулае. — Держите ухо востро с этим жеребцом, а то как бы он вас не вывалял…

Солдаты рассмеялись, а старшина молча поднялся в седло и пришпорил своего горячего жеребца.

Они осторожно продвигались вперед вдоль реки. Младший лейтенант Думитру Андрей, который пробирался первым, вышел к зарослям акаций и ольхи, закрывающим обзор. Слева, под высоким берегом, журчала невидимая река. Справа деревья становились все выше и чаще. Расчеты, которые он сделал в начале пути, оказались неверными: дорога была длиннее, чем он предполагал.

Через некоторое время бойцов окружили старые вязы и каштаны, за которыми виднелись покрытые гравием дорожки и клумбы с ярко-красными цветами, слегка раскачивающимися под порывами ветра. Посреди клумб возвышалась тускло поблескивающая белая статуя Дианы. Внизу валялся отколовшийся с одного угла кусок мрамора. Значит, чтобы попасть в замок, им не нужно было переправляться через Сомеш.

— За мной, осторожно! — тихо сказал Думитру через плечо сержанту Никулае. — Запомни: я войду в замок, вы останетесь снаружи, за кустарниками. Если услышите пистолетный выстрел или крик, сами знаете, что надо делать…

Сержант и следовавшие за ним бойцы утвердительно с решительным видом молча кивнули. Думитру поставил пистолет на предохранитель и засунул его в карман кителя. Легким, быстрым шагом пошел в обход парка. Небо заволокло тучами, начался мелкий дождь. Листья вязов шелестели под каплями, сосновые иглы распространяли резкий запах потревоженной смолы. Запахи сырости и зелени смешивались с ароматом левкоев вокруг статуи Дианы. Стояла неестественная тишина.

Сквозь тонкую пелену дождя Думитру вдруг увидел весь замок с вишнево-красными башенками, с белыми, претенциозно изогнутыми арками. Справа, за небольшой группой деревьев, едва различался второй замок с широкой террасой, с большими окнами на нижнем этаже. Хорошо ухоженная аллея соединяла оба замка.