Юрий Стукалин - Последний защитник Брестской крепости Страница 16

— Ты что ж мародерничаешь?! — вскинув брови, грозно продолжал Черный.

— Свои потерял… — невнятно пробубнил солдат.

Кожевников невольно глянул на свои разбитые часы. Старший лейтенант перехватил взгляд и приказал солдату:

— Отдай старшине, раз уж снял. Если что, он тебе время и подскажет. Оружие берите, патроны, фляги с водой, пропитание, если есть. А пустого мародерства не допущу! Вы — бойцы Красной Армии, а не урки! Ясно?

— Да, — солдат насупился.

— Что «да»?

— Так точно! — вытянулся он в струнку.

Черный сделал вид, что не слышит, и солдат быстро поправился:

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

Черный удовлетворенно кивнул и обратился уже к Кожевникову, который брезгливо покрутил в руке немецкие часы, а потом вернул их солдату:

— Сколько у тебя народу?

— Осталось пятнадцать человек, один ранен легко в руку.

— А что у тебя с головой?

— Ерунда, — отмахнулся старшина, — не обращайте внимания.

Кожевников был искренне рад, что появился наконец кадровый офицер и старшина мог со спокойной совестью снять с себя груз ответственности за солдат. К тому же у Кожевникова было много вопросов, на которые, как он надеялся, офицер мог знать ответы.

— Что происходит? — спросил он, обводя вокруг руками. — Неужели немцы войной пошли?

— Похоже, — мрачно подтвердил Черный.

— Но куда смотрит командование и товарищ Сталин?! Уже могли бы перебросить сюда войска…

— Командование смотрит куда надо, — резко оборвал его рассуждения старший лейтенант и спросил одного из проходивших мимо солдат: — Где Мельников?

— Раненых осматривает, — ответил рядовой.

— Хорошо.

— И Мельников тут?

— Да, — сощурился Черный. — По дороге повстречались.

— Что будем делать? — спросил Кожевников.

— Будем защищать остров и ждать основных сил.

— А они будут, силы эти? — старшина смотрел на него с сомнением.

— Ты же старый вояка, старшина, — укоризненно покачал головой Черный. — Конечно, будут. Вот увидишь, как товарищ Сталин и коммунистическая партия в ближайшую пару дней намылят хребты этим сволочам. Нам только продержаться немного надо.

Подошел старший лейтенант Мельников, сдержанно поздоровался с Кожевниковым.

— Какие мысли? — спросил его Черный.

— Надо пробиваться на Центральный остров, в крепость, — сухо проговорил Мельников. — Тут нам не выстоять.

— Федор, ты в своем уме? — изумился Черный. — Да они дорогу так держат, что не пробраться.

— И что ты предлагаешь, Аким? — Мельникова аж передернуло. — Сидеть, пока они прорывают оборону?

— А ведь правда, — взял слово Кожевников, — пробиваться надо, товарищ старший лейтенант. Нас теперь поболе будет, и оружия хватает.

— Митрич, а как потом товарищам в глаза смотреть? Я — коммунист и останусь здесь. И мои солдаты тоже.

— Не кипятись, — прервал его Мельников. — Я думаю, надо разделиться. Ты останься тут, у гаражей и казармы, а я возьму несколько ребят и разведаю, что да как. Может, и прорвемся.

— Я с вами, товарищ старший лейтенант. — Кожевников не раздумывая присоединился к Мельникову. У него появился реальный шанс добраться до дочери.

— Годится. — Мельников немного помедлил, раздумывая. — Мы с Митричем берем с собой человек десять, а старший лейтенант Черный удерживает позиции здесь. Так, Аким?

— Согласен. Давайте, не теряйте времени. — Черный поднялся и пожал обоим руки. — Удачи вам.

— Эх, жаль, связи у нас нет! — вздохнул Мельников. — Собрать бы всех воедино. Лейтенант Жданов с группой человек в десять-двенадцать сражается где-то севернее. Кто-то засел в горжевых казармах, но там сейчас очень жарко. Не исключено, что остались люди в ДОТах. Вместе было бы проще прорваться.

В результате собралась группа из двадцати бойцов. Кроме Кожевникова к Мельникову присоединились сержант Пахомов, рядовой Мамочкин и еще пятеро пограничников-добровольцев.

Глава 8

Матиаса Хорна мутило. Ему кричали в ухо «Вперед!», и он бежал, велели ползти — он полз, приказывали стрелять — стрелял. Пот заливал лицо, во рту пересохло. Вокруг творилось нечто невообразимое. Казалось, что никакой организации в войсках нет и в помине: вопли, стоны, взрывы, стрельба — все смешалось в один сплошной гул — отвратительный, свербящий мозг.

Передовые отряды проникли в Цитадель, там шел ожесточенный бой. На Западном острове, который покидало отделение Матиаса, другие бойцы вермахта произведут зачистку, накрыв минометами и артиллерией жалкие остатки русских пограничников. Теперь именно здесь, на Центральном острове, решалась судьба наступления. Но по озабоченным лицам офицеров становилось ясно, что дела идут не так, как планировалось, что-то сбилось в отлаженном механизме наступательной операции.

— Вперед! Не задерживаться! — кричали командиры.

Матиас отупело тащился вслед за остальными, стараясь не потерять из виду своих друзей. Проклятая экипировка давила к земле, в висках стучало, он запыхался, но от повсеместной гари невозможно было набрать воздуха полной грудью. Происходящее совсем не походило на марш-броски, которыми их мучили в учебке. Хоть и гоняли их до седьмого пота в полной боевой выкладке, и что такое стертые до крови ноги, он испытал на себе, но тогда было понимание, что все скоро закончится и можно будет упасть на свою койку и забыться безмятежным сном. Здесь же все было иначе, и когда кончится именно этот кошмар, никто не знал.

Фельдфебель, инструктор в учебке, готовил их жестко, многого они от него натерпелись, ненавидели его люто. Глупцы, они мечтали поскорее выбраться оттуда, попасть в настоящие войска. И вот их желание исполнилось, но рады ли они этому? Матиас подумал, что, предложи любому из них сейчас вернуться обратно в учебку, визжать будут от радости. Даже зверское лицо садиста фельдфебеля вспоминалось теперь с ностальгией. Из всего отделения, к которому был приписан Матиас, оптимизм излучал лишь Риммер.

Их погнали к мосту через реку, к расположенной на другом берегу башне с арочным входом. Когда Матиас увидел вблизи высокую, изрешеченную пулями арку, сердце его забилось еще сильнее. Темный провал показался ему входом в преисподнюю.

— Не отставать! — понукал Пабст.

Задыхаясь, они бежали к своей цели. Еще немного, и пехотинцы окажутся внутри. Судя по всему, русские отступили в глубь крепости, а значит, путь в Цитадель свободен!

Хорн попытался приободрить себя мыслями, что они, верные солдаты вермахта, сейчас будут плечом к плечу сражаться на самом главном участке фронта. Им предоставлена великая честь, и они выполнят важнейшую задачу, доказав могущество Третьего рейха. Смелости эти мысли не прибавили, не отогнали ноющую тоску и не расплавили сковывавший движения ледяной страх. Матиас не сомневался, что русских постигнет скорое поражение — никто не в силах противостоять германской армии, но боялся стать одним из молодых героев, над чьей могилой скажут заунывную поминальную речь, дадут залп салюта и… благополучно забудут. Матиас Хорн хотел выжить в этой бойне, пройти парадом победителя по Москве…

Они были на мосту, когда в одном из напоминающих амбразуры окон над аркой дернулась чудом уцелевшая занавеска, будто ее колыхнуло ветром. Матиас это отчетливо видел. Он завороженно смотрел, как оттуда вдруг высунулся ствол пулемета «максим», мгновением позже изрыгнувший из своего чрева очередь раскаленного металла. Крики! Стоны раненых! Солдаты из первых рядов валились замертво, сраженные наповал. Пули свистели совсем рядом, вгрызались в тела пехотинцев. Русский бил короткими очередями, и стрелял он чертовски метко.

Наступавшие запаниковали, заметались на мосту, толкаясь, сбивая друг друга с ног. Кто-то пытался бежать вперед, кто-то бросился назад. Матиас сжался, присев на корточки. Он не понимал, что делать. Страх парализовал его.

— Вперед! — орал Пабст, но его никто не слушал.

Стоны раненых потонули в воплях солдат и звуках стрельбы пулемета. Пехотинцы вели себя как обезумевшее стадо. Пулемет строчил, убивая их практически в упор. Но это было только начало ада! Из окон боковых стен раздались винтовочные выстрелы, сверху полетели гранаты. Густой дым заволок мост.

В образовавшейся толчее пробегавший мимо солдат натолкнулся коленями на Матиаса, перелетел через него, растянулся на мостовой. Он начал подниматься, но пуля ударила его между лопаток, и он застыл лицом вниз.

— Мы под перекрестным огнем! — закричал возле него незнакомый обер-ефрейтор. — Назад! Жив…

Его крик захлебнулся, кровь брызнула из пробитого горла. Обер-ефрейтор вцепился в него руками и опрокинулся навзничь.

Увиденное отрезвило Матиаса. Он понимал одно — надо как можно скорее бежать отсюда подальше! Не зря мысленно сравнивал арку с вратами ада. Пули пронзали пехотинцев, вокруг слышались мольбы раненых не оставлять их. Хорн, наконец сориентировавшись, со всех ног бросился назад по мосту, перепрыгивая через тела убитых солдат и молясь только об одном: «Только не я, только не я!»