Аркадий Первенцев - Над Кубанью. Книга первая Страница 16

Капельмейстер, определив по выпученным глазам подчиненных полное внимание, подбадривающе кивнул и взмахнул рукавами парадной белой черкески. Трубы рявкнули марш «Под двуглавым орлом». Гурдай сошел с коня, оправил одежду и оружие. Казенный марш, услужливо состряпанный из резких однородных звуков, подражал тупому удару солдатских подошв, марширующих по бесчисленным плацдармам империи. Генерал любил эти звуки, олицетворяющие необходимую верноподданность бессмыслия, но сейчас он удивленно приподнял брови, обратился было к адъютанту, поймал восхищенный, понимающий взгляд хорунжего, махнул рукой и направился между душных шпалер к церковным воротам. Избранные форштадтские старики выдвинулись вперед с хлебом-солью. Атаман остановился, снял шапку и трижды перекрестился на церковь. Не торопясь приблизился к старикам, принял хлеб-соль, приложил к хлебу пушистые усы, пропахшие табаком. Хлеб передал в услужливо протянутые руки адъютанта.

— Здравствуйте, дорогие станичники, — сказал Гурдай и под гул ответного приветствия троекратно облобызался со стариками. Садясь на лошадь, атаман взялся за луку, задержался.

— Как они, форштадтцы? Замечена ли большевистская агитация? — тихо спросил он Велигуру.

— Что вы! Что вы, ваше превосходительство! Моя станица только за царя, — поспешно выпалил Велигура, — за царя, — еще раз дохнул он.

— Чеснок уродился? — спросил генерал.

Велигура от неожиданности быстро замигал жиловатыми веками.

— На грядках сеем чеснок… в огородах… уродился, ваше превосходительство.

— Заметно, по вас заметно, Иван Леонтьевич, — смягчил Гурдай, поименовав атамана по имени-отчеству.

Велигура сразу расцвел, и по лицу сеточно запестрели морщины.

— Люблю чеснок. Еще с холерного года пристрастился. Водку и чеснок никакая холера не берет.

Гурдай ехал рядом, уже не слушая атамана. Вернулся к прерванной мысли.

— Запомните, Иван Леонтьевич, — сказал он, глядя на нервные уши жеребца, — царь в прошлом, царя бесповоротно свергли. Временное правительство — эфемерная власть, которая вот-вот обратится во флюид, — генералу понравилось это внезапно пришедшее на ум слово «флюид».

— Да, да, во флюид, — повторил он и образно освоил его смысловое значение, представив Керенского, Львова и других властителей вроде Церетели, Прокоповича, Родзянко рассасывающимися в прозрачном воздухе, как частицы дымка или влажные пары тумана. На смену им выступали ясные очертания умных мужей, дальновидных государственных деятелей, поддержанных клинками трех войск, объединенных идеями юго-восточного союза. Кубанцы, донцы, терцы — вот реальная сила. Генерал приосанился, мысль была весома и ощутима. Заметив растерянность Велигуры, внутренне подосадовал, что силы, на которые придется опереться в будущей борьбе, чрезвычайно инертны и некультурны.

— Казаки вашей станицы должны ориентироваться прежде всего на самостоятельность, — произнес генерал тоном приказания. — Кубань должна быть самостийна.

Атаман покорно наклонил голову. Немногое он понял, и запутанность высказываний начальства навела на него первую тревогу.

Они двигались по улице, запруженной народом. Оркестр на линейках двинулся вперед, чтобы встретить гостя в центре, у правления. Спустились к Саломахе, шагом переехали гулкий деревянный мост. Гурдай с наслаждением глядел на знакомую ему с детства реку, местами заросшую чмарой и кугой. Протянулся узкий след, четко обозначенный по желто-зеленой ряске, — недавно проехала душегубка, подгоняемая длинным богом. А вон вдалеке, возле глинища, откуда начиналось поселение иногородних, пунктирно чернеют поплавки сетей. Велигура с опаской наблюдал за генералом, стараясь уловить, на какие именно непорядки он обратил внимание. Может, кто с того берега показывает генералу дулю? Атаман прищурился, вглядываясь.

— Рыба не перевелась? — спросил Гурдай.

Велигура вздрогнул. Не так давно в верховье отравили воду, заложив на вымочку неразрешенное количество конопли. Двое суток чурбаками плыли по реке полузадохшиеся сазаны. Их вылавливали руками, й с неделю по станице ходили раздувшиеся от рыбы свиньи.

— Ловят рыбу, — схитрил Велигура, уклоняясь от прямого ответа.

— Надо бы смелее спускать воду, Иван Леонтьевич, заквасите реку. Торф скоро образуется.

— Как ее спустишь, — отмахнулся Велигура, — мельники не дадут.

— Да-а-а, — протянул Гурдай. — Мельницы тоже нужны.

С бугра спускалась паровая машина. Паровик, украшенный огромной трубой, клубился дымом, и казалось — вот здесь, в станице Жилейской, люди присутствуют при начале эры, впервые зародившей паровой двигатель.

— Что это еще за новость? — кисло спросил генерал, наблюдая, как жерновами катятся железные колеса.

— Первая молотилка-самоход Ильи Ивановича Шаховцова. Чудо современной техники, — объяснил приосанившийся Велигура, в душе завидовавший изобретательному механику.

— Шаховцов Василий, артиллерийский поручик, родственник вот ему? — спросил генерал, указывая плетью на приближающееся чудо современной техники.

— Илья Иванович Шаховцов — отец Василия Шаховцова, — услужливо доложил хорунжий, предвосхищая ответ атамана.

Со свистом крутился маховик, гоняя визгливую цепь. Питающая бочка висела сбоку на охватах, откованных из шинного железа, и казалось — вот-вот она перетянет и перевернет пыхтящее чудовище. Топливо — солому — везли па молотилке-барабане, прицепленной к паровику. Два парня скидывали солому вниз на помост; кочегар искусно скручивал солому двухрожковыми вилами и швырял в топку тугие пучки, моментально охватываемые пламенем. Жар он помешивал железной шухальницей, поминутно клацая металлической заслонкой. Пообок ко-чегара, как капитан на низкобортном грузовозе, стоял Илья Шаховцов, наваливаясь всем своим плотным небольшим телом на штурвал.

Поравнявшись с атаманом отдела, Шаховцов приподнял картуз. Кочегар потянул цепку свистка. Паровик пронзительно заорал. Испуганный жеребец рванул в сторону, и генерал больно зашиб колено о столб телефонной линии. Самойленко подскочил к генералу.

— Ваше превосходительство! — с подчеркнутой озабоченностью воскликнул адъютант.

— Ничего, — Гурдай скривился, — ничего. Черт их знает. Азия…

Мимо тарахтели пожарная бочка и ручной пожарный насос с гофрированным рукавом и шлангом, обмотанным накрест на ручки «качала». Все это было прицеплено к барабану. Насос катился на буккерных колесах, на него цеплялись мальчишки, отгоняемые парнем, оседлавшим бочку. Мальчишки дразнили парня, швырялись пылью и сухими комками грязи. Орава, рав-нодушная к именитому гостю, пробежала со смехом и улюлюканьем. Гурдай же после ушиба потерял хорошее настроение.

— Кто бы мог предполагать, что станичный атаман окажется настолько значительным меценатом, — ехидно проговорил он, так чтобы слышали только сопровождавшие его офицеры.

Офицеры сдержанно посмеялись. Шутки начальства всегда остроумны, тем более генерала, получившего высшее военно-юридическое образование, носившего поверх гозырей черкески университетский значок. Офицеры же — питомцы скоропалительных военных училищ, бывшие воспитанники Александровского реального училища и гимназий.

Притрусил отставший Велигура.

— Высшая техника, — язвительно произнес генерал, потирая колено.

Атаман не понял насмешки, просиял.

— Спрос на самоход Шаховцова очень большой, — сказал он. — Обычная молотилка оторвет для перевозки десять пар лошадей. Шаховцов же — самоходом с тока на ток. Способный хозяин, подал прошение о приписке в казаки. Как вы думаете, ваше превосходительство?

— По-моему, — генерал пожевал губами, — если не будет порочащих политических обстоятельств…

— Шаховцов — надежный!

— Сын?

— А что сын?

— Ничего. Конечно, слухи, но имеются и факты. В полку переколотили почти всех офицеров, а поручика Василия Шаховцова… оставили жить.

Грянула музыка. От кирпичного здания правления отделились почетные казаки, украшенные медалями и крестами. Они преподнесли хлеб-соль. Гурдай спешил конвой, снял шапку и, незаметно прихрамывая, пошел им навстречу.

ГЛАВА X

Миша не отставал от процессии. Увидев самоход, он был горд не только за отца своего друга, но прежде всего за отца Ивги, по которой так часто, независимо от его воли, тосковало сердце мальчишки.

Проводив генерала после принятия им хлеба-соли, Миша разыскал своих сверстников.

Школьники, собранные по классам, выстроились под общей командой казачьего урядника, учившего их в школе основам военного строя. Заметив Петьку в первом ряду, Миша подошел к уряднику, козырнул и попросил разрешения пристроиться. Урядник, покручивая ус, свысока оглядел Мишу. Удовлетворенный внешним видом школяра, — одежда в порядке, обувь без дырок, — разрешил. Петя ушел переодеться в форму высше-начального казачьего училища. Темно-серый френчик, сверкающий пуговицами и бляхой, брюки навыпуск, фуражка с красным околышем и синим верхом делали его и выше и стройнее.