Филипп Голиков - Красные орлы (Из дневников 1918–1920 г.г.) Страница 16

Белые помалкивают, когда рвутся яшины бомбы, а наши бойцы любят такие минуты. Хорошо, что бомбометы нетяжелы в весе, их нетрудно переносить. Плохо, что бомб маловато да возиться приходится долго при выстреле.

Стреляет бомбомет недалеко, меньше чем на версту. А все-таки белым он не по вкусу.

На моих глазах проходит жизнь и работа командира и комиссара полка. Чем больше я узнаю о товарищах Юдине и Ослоттовском, тем уважительнее к ним отношусь.

Живут они просто, скромно, в одной небольшой теплушке. Еду им готовит и стирает белье жена товарища Юдина — маленькая подвижная женщина, очень энергичная и бесстрашная.

Я вначале предполагал, что женщина должна робеть на фронте. Но однажды увидел, как держит себя при сильном артиллерийском обстреле товарищ Юдина, и подумал: дай бог так каждому мужчине.

Она уже довольно пожилая — больше тридцати лет, — но со всеми, в том числе и с нами, молодыми красноармейцами, держится свободно, по-приятельски. Когда надо, не постесняется сделать замечание: почему хлястик оторвал или рубаха грязная.

В командирской теплушке всегда полно народу. Вечерами, до поздней ночи, сидят командиры батальонов товарищи Григорьев, Полуяхтов и Баженов, помощник командира полка Кобяков, товарищи Стриганов и Ковригин, бессменный адъютант полка товарищ Дудин, командир бронепоезда товарищ Быстрое, командир батареи товарищ Лашкевич. Всех и не перечислишь.

Утром, еще затемно, командир и комиссар выезжают верхом то в Баранчу, то в Лаю, где стоят батальоны и роты. Я еду с комиссаром, а с командиром — его ординарец Осип Полуяхтов. Раньше наши с Юдиным лошади шли рядом, и мы разговаривали между собой. Но в последние дни выпал снег и можно ехать только гуськом. Разговаривать почти не приходится. Жаль…

Теперь я хорошо узнал нашего комиссара, привык к нему. Это добрый, заботливый, во все вникающий человек. Даже странно вспомнить, что я вначале немного боялся и стеснялся товарища Юдина.

Все дела командир и комиссар решают совместно, дружно. Они умеют, словно бы незаметно, перекинуться при всех двумя — тремя словами и сразу договориться. Помогает им то, что оба они флотские и с первых дней революции бесстрашно служат ей. А главное — оба члены нашей партии коммунистов.

А вот характеры у них несходные. Товарищ Ослоповский легко вспыхивает, чуть что — кричит, грозится. Комиссар сдержаннее, он редко повышает голос. Его спокойствие охлаждает Ослоповского, и тот переходит на деловой тон.

Конечно, иногда и поспорят. Бывает, что и комбаты в чем-нибудь не соглашаются с комиссаром. Товарищ Юдин никого не обрывает, дает высказаться. Потом приводит свои соображения. Мне нравится, когда идут такие деловые споры, обсуждения. Чувствуется, что все наши начальники — одна семья, дружная, единая. Ослоповского и Юдина особенно уважают за их большой опыт, военный и революционный. Ведь они тоже прежде были обыкновенными красноармейцами. А теперь вот возглавляют полк.

Командир полка очень дружит со своим ординарцем Осипом Полуяхтовым. До революции Полуяхтов был унтер-офицером в пехоте. Наш командир ценит боевую сметку ординарца, часто спрашивает его: «Как ты считаешь, Осип Иванович?». Осип выкладывает свое мнение. И не было случая, чтобы комполка с ним не посчитался,

Все мы живем одной мечтой — добиться победы рабоче-крестьянской власти и мировой пролетарской революции. Отсюда и дружба наша, и наше единение.

Я по-прежнему много времени провожу в ротах. Доставляю газеты, листовки, брошюры. Читаю вслух, беседую с бойцами о текущем моменте. Обо всем интересном в красноармейской жизни вечерами пишу в «Окопную правду». Заметки мои печатаются часто. Недавно к нам приехал начальник политотдела товарищ Мулин. Он подошел ко мне, пожал руку и сказал:

— Я вас знаю.

— Откуда, товарищ Мулин?

— По заметкам в нашей «Окопной правде». И не только вас, но и многое о «красных орлах».

Я смутился, почувствовал, что краснею. А товарищ Мулин глянул на меня по-отцовски и посоветовал писать не только о хорошем, но и о недостатках.

Последнее время я таких недостатков замечаю немало. Плоховато, например, у нас с обмундированием. Не хватает пимов, шинелей. Совсем худо с полушубками Красноармейцы ходят в чем придется: кто в домашней одежде, кто в форменном обмундировании, кто вперемешку. А на улице все холоднее и холоднее. Морозы достигают двадцати градусов. Впереди зима.

Неладно с питанием. Совсем редко бывает мясо. Трудно с хлебом: из овсянки и то не всякий день. Исправно получаем только крупу и сушеные овощи.

О харчах и одежде много разговоров. Об этом красноармейцы нередко спрашивают командиров и комиссара. Но все понимают — республика Советов в трудном положении, надо терпеть.

Наш полк давно не получал пополнения. Последний раз мы пополнялись около Алапаевска. Тогда в полк влился добровольческий отряд алапаевских рабочих, которым командовал товарищ Павлов. Алапаевцы крепко поддержали нас в бою под горой Гребешки,

Но ведь сколько времени прошло с тех дней, сколько боев? А что ни день — потери. И сейчас санитарная летучка все время возит раненых в Кушву. Особенно достается ротам, которые сидят в первой линии. Окопы неглубокие, одиночные, изредка на два — три человека.

Белые в последнюю неделю что-то оживились. Даже по ночам не дают покоя: ходят в разведку, делают огневые налеты, изредка атакуют наши позиции. Красноармейцам всю ночь приходится мерзнуть в окопах. Появились обмороженные.

Из разговоров в штабе я понял, что беляки подтягивают свежие силы, готовятся к наступлению против нас и соседних с нами полков, а также у Верхотурья.

Под Верхотурье послали на усиление китайский батальон. Мы очень сожалеем об уходе китайских товарищей. Сердечно прощались с ними, от всей души желали км победы.

С недавних пор у беляков появились два бронепоезда. Теперь мы почти ежедневно наблюдаем поединки бронепоездов. Весь штаб выходит из теплушек, красноармейцы вылезают из окопов посмотреть на это зрелище.

Белые бронепоезда от станции Лая направляются к Нижне-Баранчинскому заводу. Едва высунувшись из леса, открывают огонь по станции Баранча, где стоит наш штаб, и по голой высотке у железной дороги.

Тогда из низинки выходит геройский бронепоезд товарища Быстрова и смело открывает огонь по двум белым поездам. Беляки начинают маневрировать, и мы по дыму из паровозов определяем их место. Наш бронепоезд не ослабляет огня, и вражеские поезда, как ошпаренные, мчатся к Лае.

Но однажды пострадал и красный бронепоезд. Вражеский снаряд угодил в переднюю балластную площадку. Бронепоезд дал задний ход и отошел на станцию под прикрытие полковой батареи. Когда балластную площадку отремонтировали, поезд снова помчался к лесной опушке, где укрылись белые. Мы кричали «ура», махали руками, подбрасывали шапки.

С большой радостью убеждаюсь я в том, что в наших рядах много героев. Только вчера услышал от комбата-2, в какой переплет попал он у Баранчинского завода еще в октябре!

Товарищ Полуяхтов зачем-то зашел в нашу теплушку. Мы попросили его рассказать, как было дело. Комбат долго отнекивался, но потом рассказал.

С группой красноармейцев он ворвался в толпу белых. Силы были неравные. Беляки стреляли и напирали со всех сторон. Особенно неистовствовали два офицера. Дело дошло едва не до рукопашной. Наши пускали в ход наганы. Товарищ Полуяхтов расстрелял два барабана, уложил несколько солдат и обоих офицеров. Но когда стал перезаряжать, барабан заело.

— Ну, а дальше что? — нетерпеливо спрашиваем мы.

— Вот и все, — отвечает товарищ Полуяхтов, лукаво усмехаясь.

— Как же так все?

— Раз мы здесь, а белые на том свете, значит все в порядке…

Так и не рассказал до конца.

Обстановка трудная. Третий день не стихают бои.

На рассвете 28 ноября белые атаковали наших в деревне Малая Лая. Против 2-го батальона и 9-й роты полка «Красных орлов» под сильным артиллерийским прикрытием наступали два пехотных полка, да еще два бронепоезда.

Беляки все время пытались окружить наших. Но красноармейцы дрались ожесточенно и храбро. Огнем из винтовок и пулеметов скосили две белогвардейские цепи. Третьей удалось все же ворваться в окопы. «Красные орлы» многократно поднимались в контратаку, чтобы удержать Малую Лаю. Не удалось. Пришлось ее оставить. 6-я и 9-я роты попали в окружение, однако вырвались, сохранив все оружие. Опять показал себя храбрецом комбат Полуяхтов.

Ночь с 29-го на 30-е прошла тихо. А утром, едва рассвело, белые нежданно-негаданно появились с тыла у самой Баранчинской станции и в упор открыли огонь по нашему полевому штабу. В это же время разгорелась стрельба у Нижне-Баранчинского завода.