Григорий Полянкер - Учитель из Меджибожа Страница 16

Нет, идет страшная война без правил. В таких условиях немец воевать не может!.. Капут! Всему капут!

Переводчик выслушивал их жалобы и дословно переводил начальству. А затем рассказывал все это своим однополчанам.

Но главное заключалось в том, что фриц стал уже думать, рассуждать! А это означало для рейха катастрофу. Если немецкий солдат жалуется на своего фюрера, стало быть, он потерял веру в победу. А это уже полный крах. Возможно, не так скоро, но конец один: отсюда, из Советской России, ему не так-то легко будет унести ноги… «На фронтах без существенных перемен. На юге — без перемен. Поиски разведчиков… Бои местного значения…» — монотонно передавало каждый день фашистское радио…

Глубокой ночью в жарко натопленной землянке бойцы спали с винтовками и автоматами, а Илья Френкис сидел возле маленького радиоприемника и вслушивался в голос Москвы. Нужно было записывать сводки, чтобы утром передать ребятам. Каждый с нетерпением ждал новостей и по фронтам, и в глубоком тылу. А еще надо знать, что в стане врага, в самой нашей столице…

Переводчик не знал покоя ни днем, ни ночью. Это был уже далеко не тот зеленый лейтенант, который пришел в полк в разгар боя. За эти тяжкие месяцы стал настоящим воином.

Теперь время шло, казалось, быстрее. После осенней распутицы, неумолимых степных ветров и колючих дождей неожиданно настали морозы, адские холода. Лихо пошли гулять по заснеженной степи буйные вьюги.

Кажется, за все мирные годы не было здесь таких метелей. И хотя нашим солдатам приходилось в открытых траншеях и нетопленных землянках довольно туго, они терпели, радуясь, что для гитлеровцев эта погода — гибель. Пусть сильнее жгут морозы, пусть знает подлый фашист, что такое русская зима! Пусть проклинает он тот день, когда ступил на нашу землю! Если не погибнет в этой непроглядной степи, то закажет внукам и правнукам идти войной на Россию!

Однако беспокоило другое: «Что готовит враг на весну и лето? Какие планы он разрабатывает? Что думает предпринять?»

Но важными делами войны должны заниматься не тут, в траншеях. Хоть и необходимо в точности знать: «Что замыслил враг, окопавшийся напротив? Какими силами располагает? Где его тылы, резервы? Каков он, противник, с которым скоро придется сразиться?»

Но, видать, фриц не придет добровольно, обо всем этом не поведает. Его необходимо пригласить сюда, чтобы развязал язык и обо всем рассказал.

И полковая разведка в эти морозные зимние ночи не знала передышки. Когда бушевала страшная метель, отчаянные ребята облачались в белые халаты, брали автоматы, кинжалы, гранаты и пробирались во вражеский стан, бесстрашно бродили по тылам, доставая «языков». Для таких вылазок выбирали ночи, когда сам черт не отваживался высунуться на свет, а немцы и подавно. Они прятались в своих щелях.

В группы разведчиков отбирали смекалистых, ловких и сильных духом ребят, которые спаяны крепкой дружбой, готовы друг за друга в огонь и в воду.

Недаром говорят о бездушном себялюбце, который не выручит, не поможет в беде: «С этим в разведку не пошел бы…» Не зря говорят!

И когда солдату скажут, что с ним охотно пойдут в разведку, это для него наивысшая похвала, самая большая награда. Лучшее свидетельство того, что ему доверяют, считают верным человеком.

С этим скромным и веселым лейтенантом разведчики охотно ходили в тыл врага на «горячее» дело, за «языком». С ним чувствовали себя не только уверенно, им даже бывало весело! В самую сложную минуту обращался он к шутке, и усталость, все опасности как-то незаметно сникали. Его находчивость, умение ориентироваться в незнакомой местности, принимать мгновенное решение, давать советы в самые критические минуты, в наисложнейших ситуациях постоянно приносили успех. Хорошо было ходить с ним в разведку еще и потому, что он отлично владел немецким — это очень выручало. К тому же умел выбрать такого немца, который нужен, мог рассказать что-то важное… Допрос начинался сразу же, как только схватывали «свеженького языка». А то, бывало, с огромным трудом захватишь немца, намучаешься с ним, жизнь на кон поставишь, а он, оказывается, сам по себе ломаного гроша не стоит. Ничего не знает, ничего не может рассказать. И все усилия идут прахом.

Молодой лейтенант, что называется, на ходу угадывал: стоящий это «язык» или нужно искать другого…

Однажды в сильную метель, — казалось, все бесы вырвались из своих пещер и закружились в страшном хороводе, ветер валил с ног, а снег забивал глаза, и ни зги не было видно, — группа разведчиков вместе с переводчиком направилась в крутую балку. Приблизившись к часовым, которые зарылись в снег и храпели, как недорезанные боровы, тихо и быстро расправились с ними и поползли дальше.

Но поди разберись в такую ночь, где этот штабной блиндаж и кто в нем находится.

Вскоре увидели довольно высокий снежный холм. Но какой-то он необычный. Присмотрелись лучше, и кто-то из ребят увидел, как потянуло оттуда дымом.

Вокруг — белая пустыня. Едва виднелись следы шагов.

Зарывшись в снег, наблюдали за холмом. Услышали приглушенный говор, смех. Кто-то тянул унылую солдатскую песню.

— Местное начальство, что ли, развлекается, — тихонько промолвил лейтенант, не сводя глаз с бугорка-блиндажа. — Вот бы нам достать оттуда какого-нибудь деятеля… Уж мы бы отпраздновали…

Взглянул на ручные часы — уже за полночь. План возник мгновенно. Коли начальство пьет и гуляет, значит, скоро захочет спать, а кому-то и приспичит по нужде… Тогда и хватай! Надо, стало быть, набраться терпения и ждать!..

Глубокая ночь. Неистово завывал ветер. Где-то неподалеку шумели заснеженные кусты. То тут, то там с большими интервалами во времени вспыхивали разноцветные огни ракет, изредка раздавались глухие, точно простуженные хлопки выстрелов, автоматные очереди. Немцы баловались для храбрости, чтобы отпугнуть нежданных гостей. А сами зарылись в снег, дрожа от холода. Это хорошо было известно разведчикам. Знали и то, что в такую ночь легче взять «языка».

А из заснеженного блиндажа, откуда вился дымок, все доносился хриплый голос. Певец не унимался. Кто-то тихонько подыгрывал ему на губной гармошке. Видать, торжество пошло на спад.

Притаившись в заснеженном углублении, разведчики напряженно смотрели в сторону холма и размышляли, как поступить. Подползти и бросить гранату, чтобы успокоить сразу всех немцев? Но тогда «языка» не возьмешь. Придется уйти несолоно хлебавши. Ждать? Но сколько можно ждать? Близится рассвет, а здесь долго задерживаться опасно…

Лейтенант с двумя бойцами подполз ближе. Отчетливее услышал голоса и понял, что там отмечают день рождения, кого-то поздравляют. Стало быть, не солдаты, а начальство… «Вот именинника бы схватить!» — подумал. Но поди разберись, кто именинник, а кто просто гость…

Разведчики глубже врылись в снег и не сводили глаз с блиндажа. Сколько так пролежали — неизвестно. Вдруг скрипнула дверь. Густое облако пара вырвалось из укрытия, в проеме показался грузный немец в расстегнутом кителе и с обнаженной головой. Яростно выругавшись, — вид-по, сердился на вьюгу, — он неровным шагом направился в сторонку, к кустам.

Кивнув ребятам, чтобы они приготовили гранаты и взяли на мушку вход в землянку, лейтенант пополз по снегу, встал во весь рост и негромко, на чистейшем немецком языке, поздравил именинника с рождением. Тот опешил и онемел от ужаса, увидев перед собой дуло пистолета. От сильного удара рукояткой по голове свалился в снег. В одно мгновение рядом выросли два разведчика, сунули немцу в рот рукавицу, ремнем связали руки и потащили к балке.

У фашиста свалились с носа очки, он что-то мямлил, подергивая плечом. Но в эту минуту подскочили еще двое и потащили пленника. Сами не заметили, как преодолели эти несколько десятков метров.

Они уже были на «ничейной» земле, как со стороны холма послышались шум и крики — коллеги немца, видимо, забеспокоились, что так долго не возвращается их именинник. Но разведчики уже были вне опасности. Только теперь лейтенант присмотрелся к добыче.

— Осторожнее тащите его… — сказал смеясь. — Это не простой «язык», а важная птица. Обер-лейтенант, да еще с крестами. Если не ошибаюсь, это и есть именинник… Отпраздновал…

Заметив, что русский и его спутники смеются, гитлеровский обер стал гримасничать, кивать головой, злиться. Видите ли, очень холодно… Замерзает… Он без шинели н шапки.

— Герр обер-лейтенант, веди себя спокойнее, — сказал по-немецки Илья. — Я понимаю, там, в блиндаже, тебе было приятнее. Но что поделаешь. Ты пришел на нашу землю, тебя никто не звал. А незваный гость — что кость в горле. Так уж, пожалуйста, потерпи… Шагай быстрее, глядишь, и отогреешься… Уже скоро мы будем дома, там сразу станет теплее…

Солдаты прислушивались к словам лейтенанта, смеялись, хоть плохо понимали, что он говорит. А немецкий офицер все еще возмущался, строил дикие гримасы. Ему явно не нравились такие именины…